стащил у Эдуардо, ибо это невыносимо прекрасноТ.Т

09.06.2013 в 14:07

Пишет  Эддичка:

тт тт тт тт тт тт тт тт тт тт тт тт тт тт тт тт ♥♥♥

URL записи

@темы: OTP, Emotions, Leader, Krisus, I`m crazy, and I know it!, TwoLeadAwesomeness

я не знаю, что с этим делать. сколько можно вообще? почему так...Т.Т

@темы: OTP, Emotions, Luhan, I`m crazy, and I know it!, LuKai, I love that smirk!, Ma pain..., Kai

Крисусе, я уже не знаю, что о тебе говорить, потому что у меня слов на тебя не хватает. ты такое солнце, вот честно, со всей своей неуклюжестью, огромными руками, странной челюстью, иногда глотанием слов, я могу так очень долго перечислять, но ты прекрасен. я умею готовить, поэтому соглашайся на меня

@темы: Emotions, Krisus, I`m crazy, and I know it!

тулиды... они такие, дыа!

@темы: OTP, Emotions, Leader, Krisus, I`m crazy, and I know it!, TwoLeadAwesomeness

Название: one crazy day
Пейринг: Ифань/Чунмен
Жанры: слэш, романтика, юмор, AU
Примечания: я боюсь летать, поэтому Чунмен списан с меня
Рейтинг: PG-13


Скачать бесплатно Thriving Ivory - Love alone на Muzebra.com.


Скачать бесплатно Thriving Ivory - Twilight на Muzebra.com.

читать...В первый раз Чунмен замечает его, когда сдает багаж. Стройный парень с хохолком мутно-красных волос сразу же бросается в глаза - длинными конечностями, делающими его гигантом, и по-детски любопытным взглядом. Он нетерпеливо переминается с ноги на ногу и дерзко, почти нагло, улыбается зардевшейся от неожиданного внимания работнице аэропорта. В безликой толпе отбывающих в Пекин незнакомец похож на красивую диковинную птицу, от которой за версту несет озорством с налетом едва уловимого пафоса. Обычно таким людям хочется задать кучу вопросов, совершенно четко осознавая, что на них никогда не будет получено ответов, а еще с такими людьми просто приятно находиться рядом - стоять где-то невдалеке, иногда попадая в их поле зрения. Чунмен улыбается своим сравнениям, отмечая про себя, что они как всегда ни к черту, и переключает внимание на свой чемодан и его вес.

Во второй раз Чунмен видит его в Duty Freе*, именно тогда, когда выбирает себе бутылочку Jake Daniels**, которую собирается распить в самолете сразу после взлета. Высокий парень стоит у стеллажей с Егермейстером*** и тщательно рассматривает емкости со жгучим напитком. Внешне они ничем друг от друга не отличаются, но парень почему-то медлит - то ли раздумывает покупать или нет вообще, то ли подушечками пальцев, словно следуя какому-то, известному только ему ритуалу, пытается найти именно свою бутылку. Чунмен понимает, что пялится на незнакомца только тогда, когда миловидная продавщица несколько раз неуверенно прикасается к его локтю, пытаясь привлечь внимание. Чунмен, успевший позабыть о виски, решает: если неожиданный объект восхищения все же что-нибудь купит, то сам он обязательно последует его примеру и приобретет такую же бутылку.

В салоне самолета Чунмен очень долго продирается сквозь стройный ряд пассажиров к своему креслу. Его место прямо у аварийного выхода, поэтому вполне спокойно можно вытянуть ноги и заснуть, если бы он вообще мог спать в самолетах. Он пытается застегнуть ремень безопасности, но от волнения не справляется с ним, и почти умоляет стюардессу помочь ему в нелегком, по его мнению, деле. Улыбчивая девушка легким движением руки пристегивает ремень, оставляя Чунмена в недоумении - ведь это не он такой трусливый и волнующийся, а она - опытная и чересчур спокойная? Он просит борт-проводницу принести ему бумажный стаканчик и прикрывает глаза, пытаясь сосредоточиться на чем-то положительном и совершенно не относящемся к полетам и небу. Небо, наверное, прекрасно, и проплывающие мимо облака и лучи яркого, бьющего в глаза, солнца тоже прекрасны… Чунмен вообще восхищается полетом человеческой фантазии и размахом ума, если бы не одно но. Он жутко боится летать. До бьющегося в горле сердца, до дрожи в руках, до молитв всем существующим богам на свете. Смешно, если бы не было так грустно - взрослый парень, страдающий детскими, абсолютно животными, страхами, наверное, выглядит со стороны полным ничтожеством. И вроде бы Чунмен разбирается в законах физики и даже верит статистике, которая гласит, что самолет - самое безопасное транспортное средство в мире, но лишь только где-то начинают неприятно бурчать двигатели самолета, он уменьшается до размера горошины и шепчет что-то про грехи и спасение.

Сквозь плотную пелену чувств и страхов, перемежающихся с объяснениями о способах аварийной эвакуации и инструкциями по применению кислородной маски, неприятно шуршит искусственная обшивка соседствующего кресла. У Чунмена нет никакого желания смотреть по сторонам, но прилипчивая стюардесса просит его открыть шторку иллюминатора, и он вынужденно разлепляет глаза. И зависает. Тот самый незнакомец сидит рядом и о чем-то очень мило беседует с борт-проводницей. Чунмен не в состоянии разобрать ни одного слова, потому что всем своим телом чувствует, как кресло практически уплывает из под него, пока авиалайнер разгоняется до необходимой скорости и через минуту взлетает. Парня сильно трясет и он с остервенением впивается в ручку кресла и не скоро замечает, что это не подлокотник вовсе, а принадлежащая живому существу рука. Рука оказывается холеной и большой, и Чунмен, к своему удивлению думает, что мог бы, наверное, прикасаться к ней вечно. Слишком приятно и тепло. В столь экстремальной ситуации мысли вместо того, чтобы, по привычке, сбиться в кучку и истерично галдеть наперебой писклявое "мама", "как же трясет" и "падаем", подкидывают совершенно не прозаичный сюжет с рейтингом "детям после 16" и зашкаливающими эмоциями. Чунмен чувствует, как его, обыкновенно фарфоровая, кожа на лице покрывается бурыми пятнами смущения, но глаз не открывает, предпочитая и дальше бояться, сильнее вдавливая своей ладонью чужую руку в подлокотник из кожзаменителя.

- Боишься? - спрашивает сидящий рядом, голос у него настолько низкий и спокойный, что Чунмен вздрагивает всем телом и едва заметно кивает головой. - Тогда, может, прикроешь шторку? Так намного спокойнее, как будто едешь в машине, а не летишь на хрен знает какой высоте.

Сосед гнусно хихикает, а Чунмен, нехотя, открывает глаза и косится в сторону иллюминатора. На самом деле он только сейчас ловит себя на мысли, что не попросил во время регистрации место не у окна, как делает это обычно… Справа по борту лучи яркого, раскаленного почти до бела, солнца, мягко и естественно вплетаются в пышные, словно сладкая вата, облака так и манят к себе, и Чунмен на мгновение замирает перед неземной красотой за бортом.

- Иногда к ним очень хочется прикоснуться или просто нырнуть с головой, а еще попробовать на вкус, мне кажется, они похожи на маршмеллоу****- мечтательно тянет сосед. Да он еще и романтик, оказывается! Чунмен не справляется с любопытством и оборачивается, упираясь взглядом в губы совершенно непонятной формы. Парень не понимает, что вообще происходит и несколько секунд беспомощно вдыхает и быстро-быстро моргает, а потом и вовсе пытается придумать название всей этой ситуации, но еще больше форме этих губ, но ничего лучше "твою мать!" и "какие красивые" не получается, поэтому он сдается и просто пялится. Сосед вблизи вообще невероятный - с чертовски длинных ног до чертовски тонких пальцев. Наверное, не стоит так смотреть на незнакомых людей, но Чунмен ничего не может с собой поделать, понимая, что его это на самом деле отвлекает - намного приятнее думать о парнях, чем трястись от страха, подобно дворняжке в подворотне.

- Так и будешь пялиться? - сосед приближается и, будто назло, опаляет своим дыханием, а у Чунмена заходится сердце - между их губами от силы несколько миллиметров, и он, наперекор всем своим страхам, в это самое мгновение очень хочет, чтобы самолет немного, совсем капельку, но тряхнуло, тогда прикосновение можно будет объяснить банальными воздушными ямами. - Ясно, значит, будешь. Я Ифань.

- Чунмен, - вслух представляется парень, одновременно думая "какой же красивый все-таки китаец", и очень глупо улыбается, когда Ифань с едва читаемым раздражением откидывается на спинку своего кресла. Чунмен чувствует жуткое разочарование и почти кричит от желания привлечь к себе хоть немного чужого внимания, но в этот момент объявляется стюардесса и протягивает обоим бумажные стаканчики. Парни смотрят друг на друга в недоумении, почти не моргая, мол, а тебе зачем понадобился пустой стакан, когда еще не скоро будут разносить напитки? Чунмен сдается первым, потому что напротив эти глаза и вообще-то на самом деле нехило трясет - в полетах для него самое жуткое – это набор высоты и снижение, и тянется под кресло за рюкзаком. Темно-изумрудная бутылка в его руках заставляет Ифаня моментально расплыться в одобрительной улыбке, а самого Чунмена зажмуриться, потому что ни одному существу на свете не может быть позволено так красиво улыбаться. Подобное, однозначно, нужно облагать адскими налогами, чтобы не повадно было!

Ифань без раздумий выхватывает бутылку из маленьких бледных рук и, подмигивая, произносит:
- Добьем эту, откупорим мою.
Чунмен даже не спорит из-за столь наглого поведения соседа, напротив, очень охотно кивает, и ждет, когда наконец напиток разнесет по салону легкий аромат трав, а горло слегка опалится несколькими градусами алкоголя.

Полет длится несколько часов, и Чунмен прикидывает в уме, что за это время можно и нужно не столько бояться, сидя в своем эмо-уголке и разрушая нервные клетки, сколько весело, напившись, конечно же, провести время с приятным человеком, который не просто приятный, а как бы, ко всему прочему, еще и жутко нравится. Да, именно в том самом смысле. По мере распития бутылки Чунмен все чаще и чаще заливается краской и дело тут не только в увеличении алкоголя в крови, но из-за бесстыдника Ифаня. Тот травит анекдоты и рассказывает какие-то совершенно невероятные байки, да еще и поет, причем делает это чертовски красиво. Зачем понадобилось петь почти на весь салон Чунмен совсем не понимает, но наслаждается каждой пропетой нотой и радостно, как самый преданный поклонник, хлопает в ладоши. Наверное, хорошо быть таким человеком, как Ифань - ничего не бояться, уметь смешить и притягивать к себе, как будто под кожу вживлена тончайшая сеть из миллиардов магнитиков…

- Ты опять пялишься, - немного грустно тянет Ифань, и Чунмен думает, что надоел соседу, поэтому пьяно хмыкает под нос и старается выдавить из себя неискреннее "прости". - Я неинтересно рассказываю, да?

Чунмен совсем уже плохо соображает, поэтому вместо ответа на кажущийся ему странным вопрос, просто тянется к щекам Ифаня и, смеясь, бурчит:
- Ты такой м-и-л-ы-ы-ы-й!
Китаец, с вытянутыми в сторону щеками, пытается утихомирить возросший в геометрической прогрессии пыл Чунмена и говорит:
- Ты немного перебрал, может, тебе больше не наливать?
Чунмен обиженно хмурится и переводит затуманенный взгляд на иллюминатор, отвечая:
- Тут одно из двух: или ты не хочешь делиться со мной своей бутылкой, или тебе не хочется, чтобы я перестал бояться.
- Да ты, кажется, с самого начала не очень-то и боялся! - Ифань громко смеется и мягко убирает руки Чунмена со своего лица. Скорее всего кожа китайца горит от не слишком ласковых прикосновений, поэтому он трет свои щеки и шутливо бьет Чунмена по рукам. - Признавайся, ты же не умеешь пить? Как вообще можно опьянеть из-за двух стаканчиков?
- Пью я… только соджу…
- Ага, там в среднем всего-то градусов двадцать, очень смешно! - Ифань смеяться не перестает, да еще и умудряется растрепать волосы на чунменовской голове. Это Чунмену решительно не нравится, потому что так он себя чувствует намного младше и вообще, треплют по голове миленьких собак, а не волосы парней в самом расцвете сил. Он, как ему кажется, очень дерзко вскидывает голову и гордо отворачивается от Ифаня, упираясь в иллюминатор. Странно, но за всю свою долгую практику полетов, ему еще никогда не доводилось, так много таращиться на облака и уж тем более на всяких красивых парней, которые вместо того, чтобы успокаивать нервную систему, наоборот, своим потрясающим видом заставляют трепетать всем существом. Чунмен прибавляет к своей аэрофобии еще и ненависть к красивым высоким китайцам, и залпом, словно от вселенского горя, выпивает третий стакан.

Спустя несколько минут разглядывание облаков жутко надоедает, и Чунмен понимает, что вполне способен вырубиться прямо в середине полета, но делать этого никак нельзя, потому что это означает только одно – пропустить общение с Ифанем, на которого, кстати говоря, он успел обидеться, а потом так же стихийно с ним помириться. И все это за 5 минут, и в мыслях, конечно же. Чунмен поворачивается лицом к соседу и со всем возможным снисхождением на свете хочет огласить свою волю, мол, Ифань, ты прощен, давай снова общаться, но Ифаню определенно нет никакого дела до того, кто на него обижен и будет ли он когда-нибудь вновь "принят обратно ко двору" - он с диким восторгом режется в Angry Birds***** на планшете и иногда победоносно трясет руками в воздухе. Чунмен, думает, что это хоть и обидно, однако, надо признать, со стороны выглядит очень забавно и весело, поэтому нагло заглядывает в планшет и мямлит:
- М-можно мне тоже поиграть?
Ифань хитро улыбается и ставит планшет на откидной столик******, поближе к соседу, при этом объясняя правила игры. Чунмену хочется ляпнуть, что не дебил и разберется, но молчит - понимает, что может таким образом оттолкнуть китайца.

- И откуда у тебя столько здравого смысла на пьяную голову, Ким Чунмен? - сам у себя спрашивает Чунмен и тыкает на двух голубых попугаев на экране. Судя по летящему на пол планшету в "тыканье" он вкладывает слишком много сил, Ифань ловит его в воздухе и просит Чунмена быть немного осторожнее с чужой цифровой техникой.
- Упс, - единственное, что слетает с губ Чунмена, и он, окончательно обнаглев, перекладывает планшет на свой столик, оправдываясь тем, что будет придерживать его руками и вообще так удобнее.
Играть, оказывается, очень забавно, тем более вдвоем, тем более возомнив, что бедные обезьянки являются злодеями вселенского масштаба, захватившими весь запас водных ресурсов Галактики и продающими их за безумные деньги умирающим от жажды жителям Мадагаскара.

- Мы вообще в своем уме? - спрашивает слегка протрезвевший Чунмен, когда Ифань, сбив, вертолет, от радости орет на весь салон.
- Вполне, - китаец, высунув язык, целится желтой птицей в какое-то заграждение, за которым прячется вполне упитанная обезьяна.
- Я так не думаю, - Чунмен горько улыбается, но глаз с экрана не сводит. - Нужно было бить по дереву, а ты по металлу!
- Сам свою стратегию разрабатывай, а мне разреши действовать из своих соображений, - Ифань не злится, ему вообще не до этого, потому что обезьяна так и остается в своем прикрытии. - Черт!
- Вот, поэтому я и говорил, отдай, теперь моя очередь, - Чунмен тянется, чтобы перезагрузить игру, но борт-проводницы, как нельзя кстати, приносят обед, поэтому он разочарованно отдает планшет его владельцу и ждет, когда ему передадут его порцию.

Пить на голодный желудок было очень плохой идеей, и от аромата горячей курицы Чунмена слегка подташнивает, но видя, как Ифань с аппетитом уплетает за обе щеки, он все-таки решает немного поесть. Лишь только они приступают к еде, самолет начинает ужасно трясти, Чунмен вновь хватается за подлокотник, но так необходимого сейчас тепла чужой руки не получает, вместо этого трусливое сердце заходится бешеным битом, а сам он проклинает себя за то, что слишком мало выпил и уже успел протрезветь. Смотреть на Ифаня в такой момент ему почему-то очень стыдно, за весь полет он и так показал себя не с самой лучшей стороны - смеялся много и невпопад, вредничал и мухлевал, язвил, одним словом, вел себя как полный придурок. Возможно, в этот момент Ифань чувствует, что Чунмену сейчас нужна хоть какая-то форма поддержки, поэтому он легко проводит своими длинными, совершенно невозможными длинными пальцами, по руке парня и просит успокоиться. Чунмену кажется, что он сейчас просто расплачется - от миллиона непонятных и странных эмоций, которые не поддаются никакому контролю и причиняют слишком много мучений. Он в очередной раз обещает себе никогда не летать на самолетах, даже если это означает, что он за всю свою жизнь не побывает в Австралии или Бразилии (воды он тоже жутко боится, поэтому никаких пароходов) и поднимает влажные глаза на Ифаня. Тот смотрит в ответ очень пристально и, кажется, неодобрительно, но накрывает своей рукой его руку и просто молчит. Чунмен ему в этот момент очень благодарен, потому что китаец не произносит миллиона слов в роде "бояться глупо" или "ты же уже взрослый" и еще много чего. Рука у китайца очень теплая и нежная, и было бы просто прекрасно держаться вот за руки всегда…

До конца полета ни один из них не произносит ни одного слова. Иногда так бывает… Когда хочется сказать очень многое, но еще больше просто помолчать, потому что слова - они лишние и абсолютно пустые. Самолет начинает снижение, и Чунмен думает, что это конец: и его мучениям и их знакомству. Они просто так встанут со своих мест, достанут ручную кладь, пройдут паспортный контроль и получат багаж, а затем разойдутся в противоположные стороны и никогда больше не встретятся. Иногда так тоже бывает. Иногда, но не с Ким Чунменом. Несмотря на всю свою инфантильность и нерешительность во многих вопросах, в этот самый момент, он совершенно четко осознает, что не позволит Ифаню так легко от него уйти. Поэтому когда Ифань отлучается в туалет, Чунмен хватает со столика салфетку с выведенными по бокам логотипами авиакомпании и быстро записывает номер своего телефона и адрес электронной почты. Затем он выглядывает в проход между креслами и, нигде не заметив китайца, со спокойной совестью запихивает бумажку в один из карманов его ветровки. Все абсолютно верно - если Ифань найдет записку и не позвонит, значит, не особо-то Чунмен ему и нужен, а вот если позвонит, то… это уже совсем другая история!

Уже в пекинском аэропорту они слишком долго прощаются, Чунмен пытается выдавить из себя хоть что-то, да и Ифань смотрит как-то странно и немного забито, но корейца вскоре вылавливают из толпы друзья, и им приходится расстаться. В последний раз он видит Ифаня, садящимся в такси. Он даже не смотрит по сторонам, а Чунмен грустно улыбается вслед удаляющейся машине и разочарованно вздыхает, потому что это был самый ненормальный и, в то же время, самый лучший перелет за всю его жизнь.



Той же ночью Чунмена будит звук трезвонящего телефона. Пока он борется с одеялом и простынями, тот успевает разбудить всю округу, а друзей несколько раз смачно выругаться.
- Я сплю, но вы можете спокойно говорить, все равно я ни хрена по-китайски не разберу! - раздраженно фыркает парень.
Но замолкает, услышав сказанное низким, очень спокойным голосом:
- Эм… ну, если не разберешь, может, тогда не стоит спрашивать какие у тебя на завтра планы?..



____________________________________
* магазин беспошлинной торговли, располагающийся, в частности, в местах пересечения государственной границы (в том числе в портах, аэропортах, вокзалах).
** популярная марка Американского виски (подвид Теннесси виски) и купажей.
*** популярный немецкий крепкий ликёр, настоянный на травах.
**** аналог пастилы, зефироподобные конфеты, состоящие из сахара или кукурузного сиропа, желатина, размягченного в горячей воде, декстрозы и ароматизаторов, взбитых до состояния губки.
***** видеоигра-головоломка, разработанная финской компанией Rovio Mobile, в которой игрок с помощью рогатки должен стрелять птицами по клеткам с птицами, обезьянкам и зелёным свиньям, расставленным на различных конструкциях.
****** откидные столики бывают или на впередистоящем кресле или выдвигаются сбоку.

@темы: OTP, fics, Leader, Favourites, Писанина, Krisus, Exo K/M, TwoLeadAwesomeness

и снова мое любимое, такое милое, просто ААААААААААААААУУУУУУУУУУУУУУУУУУ

@темы: OTP, Emotions, Luhan, I`m crazy, and I know it!, LuKai, Kai

Название: Палата N 6/6
Пейринг: Лу Хань/Чанель, Джехе/Пио мелькают
Жанры: слэш, романтика, юмор, AU
Примечания: Эдуардо, это совсем не то, что я хотел бы тебе посвятить, т.е. вообще не то, и мой камбэк отстой, но я как бэ тебя люблю, поэтому бери, что дают, йа!
Посвящение: Эдуардо
Рейтинг: PG-13

читать...27 мая 2014 года Пак Чанель - молодой человек, двадцати двух лет от роду, обладатель довольно приятной наружности и эльфийских ушей, явно доставшихся ему по наследству от прародительницы Галадриэль*, впервые узнает, что такое адская боль и чем она может быть вызвана. Перелом бедра, а точнее, по данным лечащего врача - диафизарный перелом бедра** служит причиной не только значительной кровопотери, но и дикого ора Чихуна. В нормальной жизни, не обремененной проблемами и переживаниями, Пио разговаривает и даже пытается читать реп раскатистым басом, но экстремальная ситуация, такая как извивания любимого хена на паркете баскетбольной площадки, заставляет его смириться с наличием своей второй сущности - истерички Чихуна, и заверещать высокочастотным фальцетом на весь университет. К счастью, в воскресенье там мало кто водится, поэтому легким шоком отделываются всего навсего несколько уборщиц и бедолага охранник.

Когда Чанеля, наконец, привозят в больницу и проводят все необходимые обследования, становится ясно, что останется он там надолго - при специфичности перелома, лечение тоже оказывается довольно специфичным - никакого гипса, возможно, хирургическое вмешательство и больше месяца на больничной койке. Весело, да и только. Это при том, что у него на носу важные соревнования, иначе стал бы он околачиваться почем зря в ненавистном университете, да еще и в воскресенье! Соревнования, естественно, приходится пропустить и Пак из-за этого почти впадает в депрессию. От приступов отчаянья его спасают оперативно и очень эффективно: бесконечные толпы друзей, приходившие вроде бы навестить страдающего от боли Чанни, но на самом деле просто поглазеть на его сестру, родители и родственники, без умолку причитающие и действующие на нервы этими самыми причитаниями, и тихий, забитый Пио, почему-то вбивший себе в голову, что именно он виновен в травме друга и должен всеми способами загладить вину - доставкой фастфуда и журнальчиков с отнюдь не детским содержанием.

К концу первой недели пребывания в четырех стенах, Чанель понимает, что из-за бесконечного трафика опостылевших людей, он вполне согласен на небольшую виллу где-нибудь на необитаемом берегу Средиземного моря (если такие берега еще имеются в природе), а к началу второй, что особо-то он никому и не нужен, только родителям, сестре и Чихуну. Вскоре каким-то совершенно невообразимым образом устанавливается негласный график посещений - родители приходят к нему до или после работы, сестра показывается на пороге в субботу и в воскресенье, а Пио, кажется, прописывается в палате навсегда и достает Чанни рассказами об университетской жизни сутки напролет. Чихун пару раз порывается ночевать на соседней пустующей койке, но выдворяется строгой медсестрой и даже умудряется обидеться, объявляя Чанни по телефону, что ноги его больше не будет "в этом притоне больных и нервных". Чанелю приходится, чтобы не спугнуть друга, тихо рассмеяться на его гневную тираду и даже поверить, а затем, состроить эпичную гримасу и сыграть удивление, когда на следующий день ровно в 9 утра тот застенчиво мнется всем своим немаленьким телом в дверях и тянет глухое "хен".


Больничная палата, в которой лежит Чанель, похожа на миллионы других - девственно-белые стены, с дешевыми репродукциями знаменитых картин, серые жалюзи, прикрывающие замызганные весенним дождем окна, и едкий запах лекарств, в которых почему-то почти всегда можно распознать валериану. За недолгое время пребывания в больнице Пак досконально изучает обстановку, знает расположение мебели и, наверное, если бы мог ходить, то передвигался бы с закрытыми глазами по палате, при этом ничего не задев и не опрокинув. Поначалу Чанель чувствует себя неуютно - слишком тихо и скучно было по вечерам. Он пытается читать, смотреть телевизор, резаться в онлайн игры, но в конечном итоге ему это все неминуемо острочертивает, и он удрученно откидывается на подушки, принимаясь считать перед сном барашков. Счет голов мелкого рогатого скота зачастую проходит из рук вон плохо, поэтому засыпает он почти всегда в одинаковое время - перед цифрой 1264.

А потом, к своему великому изумлению, сразу же после операции, во время которой в его ногу вживляются несколько пластин и стержней, а сам он начинает именовать себя железноногим человеком, свыкается и ему это даже, как ни странно, нравится. Тишина и покой, оказывается, могут приносить удовольствие - особенно по ночам, в минуты когда очень больно физически... Поэтому когда в его палате появляется еще один пациент, Чанеля в прямом смысле слова перекашивает от жуткого недовольства. Пока сосед отсыпается после удачной операции по удалению аппендикса, Пак брюзжит себе под нос и кроет матом медперсонал, пытается достучаться до лечащего врача словами "у меня перелом, а у него аппендицит, почему нам нужно лежать в одной палате", но получив в ответ "вы не заразны, он не заразен, поэтому какая вообще разница?", просто затыкается. Однако решает все же не отчаиваться и путем недолгих мысленных потуг придумывает гениальный план, который уже через час претворяется в жизнь - только-только начавший отходить от наркоза сосед оказывается, не без помощи Чихуна, в совершенно другой палате, благо тащить его Пио не приходится.
- Колесики вместо ножек кровати - самое гениальное изобретение человечества, хен! - весело басит Пио и плюхается в кресло, в надежде услышать от друга похвалу.
Но и эта попытка не увенчивается успехом - через 10 минут сосед благополучно возвращается на свое законное место, а Чанелю приходится выслушать гневную речь заведующего отделением. Однако Чанни был бы не Чанни, если не попытался бы предпринять что-нибудь еще. С этой целью он зовет одну из знакомых медсестер, с которой у него установились довольно теплые приятельские отношения, и без зазрения совести предлагает ей сотню американских баксов за переселение странного существа с грязно-розовыми волосами в другую палату. Как только предложение озвучивается, звонкая пощечина оповещает о неожиданной встрече прелестной мягкой ладони с не менее прелестной чанелевской щекой, разговор на этом заканчивается, а планы Чанни по оккупированию не принадлежащих ему территорий с треском проваливаются.

Сосед же приходит в себя очень-очень медленно, в какой-то момент Чанни начинает казаться, что тот даже бредит, твердя в полузабытьи что-то о хорошем куске говядины или хотя бы курице. Пака чертовски веселят все эти тихие возгласы, а иногда и откровенные всхлипы, поэтому он, чувствуя определенную степень морального удовлетворения, весь вечер не скрывает торжествующей улыбки, гадко хихикает себе под нос и самодовольно скалится, приговаривая "супчиками и йогуртами будешь травиться, смертный!"

Уже ночью, когда Чанелю, наконец, удается заснуть после довольно оживленного и богатого на события дня, в комнате начинает шевелиться что-то странное. Чанни, привыкший в ночному одиночеству и напрочь забывший о том, что помимо него в его комнате лежит еще один человек, глаз старается не открывать, странного шебуршания в кромешной темноте не слышать и не сравнивать его со звуковыми эффектами легендарного "Чужого" или на худой конец тягомотины из серии "Ведьма из Блэр"***. Он отмечает про себя, что так страшно ему еще никогда не было, и дело вовсе не в том, что он трус, просто двигаться с больной ногой получается довольно сложно или не получается вообще никак, значит, отступать в случае опасности ему некуда, а оголтело орать подобно другу-амбалу он еще не научился. Пак лежит прямо, стараясь не двигаться и даже не дышать, через 5 минут все противные звуки разом прекращаются и вместо этого по комнате разливается шипящее "чувак". Чанель против воли вскидывается на кровати и смотрит во все глаза на сидящего на соседней кровати парня с торчащими в разные стороны серо-буро-малиновыми волосами. Оказывается, что в комнате вовсе и не темно и пахнет очень даже приятно - жареным мясом и пикулями****. Чанни несколько минут не может прийти в себя, только и делает, что наблюдает, как еще недавно валявшийся под наркозом уплетает сейчас за обе щеки какую-то муть то ли из Макдональдса, то ли из забегаловки на перекрестке.
- Чувак, ты проснулся, - довольно чавкает розовое существо и тянется губами к жестяной баночке кока-колы. - Прости, что разбудил, просто подумал, может, ты тоже поесть хочешь, а то кормят тебя, как я погляжу, из рук вон плохо.
Чанель и сам не понимает, как ему удается лишь моргнуть от шока и не послать в ответ ненормального, разбудившего его в половине 4-го ночи, только для того, чтобы предложить отраву. Он присматривается к существу повнимательнее и без раздумий определяет его в стан умалишенных, потому что никакой нормальный человек на свете не станет есть через несколько часов после операции мясо, да еще и запивать это все сладким химическим раствором!
- Я просто хотел пожрать, понимаешь? А мне сказали, что есть я буду только какую-то хрень. Я не вынесу, чувак, лучше сразу подохнуть! - словно, услышав немой вопрос, говорит существо. - Я, кстати, Лу Хань, а ты?
Ненормальный, только что назвавший себя Лу Ханем или как там его еще, встает с кровати, подходит ближе и протягивает для приветствия руку. Пак от неожиданности давится воздухом, на вопрос не отвечает, но руку все же пожимает. Хань вновь довольно улыбается и, немного поморщившись, садится на свое место:
- Так ты будешь есть? У меня еще один Биг Мак остался!
Чанель отмечает про себя, что это все же Макдональдс и мямлит высокомерное:
- Нет, спасибо.
Лу Хань, видимо, отказа только и ждал, потому что бросается рыться в бумажном пакете и уже через несколько секунд с бешеными глазами поедает злополучный бургер.
Чанелю хочется сказать ему что-то вроде "подохнешь же, придурок", а потом он быстро соображает, что жизнь без Лу заиграет прежними красками, поэтому не стоит заморачиваться попусту, лучше просто дождаться кончины ненормального. Через несколько минут с Биг Маком покончено, а Лу Хань, кое-как доковыляв до окна, открывает его настежь "чтобы проветрить и, вообще, на улице такая прекрасная ночь!" Пак от раздражения сильно жмурится, но в споры решает не вдаваться, поэтому устраивается на кровати поудобнее и принимается считать выдуманных баранов. Засыпает он на удивление быстро…


На следующее утро Чанель просыпается от отборного мата, судя по фразеологизмам и оборотам речи один из матерящихся точно Пио, а вот у второго материться получается более… интеллигентно, что ли? Когда Пак, наконец, разлепляет заспанные глаза, то застает довольно эпичную сцену - его друг - Пе Чихун, практически борется не на жизнь, а на смерть за право обладанием одним единственным креслом в палате с каким-то слишком красивым и длинным парнем. Судя по разгоряченным физиономиям и жестикуляции, уступать никто без боя не собирается, поэтому оба так и торчат в двусмысленной близости друг от друга и шипят от недовольства. Чанель закатывает глаза и хочет было прикрикнуть на ненормального друга, но его опережает ровный, совершенно отличный от ночных интонаций, голос с соседней койки:
- Вы еще поцелуйтесь! Достали орать тут с утра!
Пио немедленно, странно, но вполне свойственно себе, скукоживается и нехотя выпускает из рук кресло, а длинноногий победоносно улыбается во все свои 32 белоснежных зуба и садится в него, закинув при этом ногу на ногу. Чихун почему-то теряется - оставаться на растерзание после неадекватного поведения особо не хочется - поэтому он решает тут же ретироваться, но вынужденно замирает прямо на пороге, потому что у длинного обнаруживаются свои планы на его счет:
- Стоять! Куда пошел? Мы с тобой пока не разобрались, мог и прощения попросить, я как никак старше тебя, не так ли?!
Чихун, не оборачиваясь, кивает и тихо, едва слышно, говорит:
- Прости меня, хен…
Длинный вновь самодовольно улыбается и, уже не обращая никакого внимания на посторонних, начинает расспрашивать Лу Ханя о самочувствии и проведенной в больнице ночи. Раздраженный Пак в свою очередь подзывает притихшего Чихуна и, хитро подмигнув ему, скорее, чтобы приободрить, чем с какой-либо другой целью, усаживает на свою кровать. Для этого приходится пожертвовать комфортом больной ноги, но Чанель не заморачивается по этому поводу, потому что друг в данном случае намного важнее.
Лу Хань и длинный все больше секретничают и шушукаются, иногда можно даже различить тихие смешки. Чанель все ждет какого-нибудь промаха и даже готовит зубодробительную речь с отчитыванием и прочими прекрасностями, но ничего особенного не происходит, поэтому, отчаявшись, он начинает задавать Пио дежурные вопросы и, получая такие же дежурные ответы, подвисает в воздухе, пытаясь различить хоть что-нибудь из чужого разговора. В какой-то момент Чанель и сам не замечает, как банально превращается, конечно же на пару с Чихуном, в своеобразные слуховые аппараты с четким прицелом и вообще застывает в подозрительной позе.
- А подслушивать не-хо-ро-шо, - весело пропевает длинный и, встав с кресла, вдруг очень дружелюбно улыбается. Улыбается он подозрительно часто.
Лу Хань не заставляет себя долго ждать и представляет друга, назвав его Ан Джехе. Для Чанеля имя звучит слишком коротко, а для Чихуна - слишком красиво. Пио даже собирается, несмотря на недавний переполох, тоже представиться по всем правилам этикета благородных английских семейств, но в палате, будто назло, вдруг объявляются сразу две медсестры и просят посетителей немедленно удалиться. На 10 часов назначен ежедневный утренний обход и разочарованным друзьям приходится поспешно уйти, а Чанелю с Лу Ханем - лишь недоуменно переглянуться и ожидать визита врачей.

Когда внушительная процессия в лице заведующего отделением, лечащих врачей обоих, нескольких практикантов и медсестер, вваливается в небольшую палату, Чанель ежится от дискомфорта, а Лу Хань нацепляет страдальческое выражение лица и прямо с порога начинает спрашивать "когда мне можно будет нормально поесть?" В ответ он моментально получает несколько странных вопросов, что заставляет его испуганно схватиться за пах и заметно приуныть. Из всего произнесенного, к своему глубочайшему сожалению, Чанни разбирает лишь какое-то там "хирургическое вмешательство" и… и все! Ему почему-то становится не по себе из-за своей патологической неосведомленности во всех мало-мальски интересных диалогах, и он решает, сам для себя конечно же, что читать очень даже полезно, иногда намного полезнее, чем бегать по баскетбольной площадке и строить из себя звезду потока. Затем делегация в белых халатах переключается уже на него самого - нога тщательно прощупывается, а список обезболивающих слегка изменяется. Паку очень хочется спросить, когда же его в конце концов выпишут, но он даже не осмеливается задать вопрос, потому что понимает, что не скоро.

Врачи удаляются, и Лу Хань, насколько может распознать Чанни, начинает что-то лепетать на китайском, а потом резко смотрит ему прямо в глаза и почти кричит:
- Ты представляешь, он обвинил меня в том, что я трус и не позволил сделать не обычную операцию, а эндо хирургическую! Как, спрашивается, я мог позволить ему засунуть в свой член какой-то там провод? Как?
Чанни в изумлении вылупляет глаза и открывает было рот, чтобы спросить "а при чем тут, собственно говоря, член?!", как Хань продолжает свою тираду и ведает бедолаге о новейших способах лечения***** и их эффективности.
После всего услышанного Пак, не сдержавшись, начинает откровенно смеяться:
- Ты такой хитрющий, все равно ведь ешь по ночам, зачем нужно было сейчас истерику закатывать?
- Ем-то я ем, но мне страшно, а вдруг на самом деле что не так пойдет? Да и есть еду из ресторанов совсем невкусно и дорого, а Джехе вообще готовить не умеет…
- А родители? - интересуется Чанель и сразу осекается, а вдруг у Лу Ханя их нет…
Лу, словно прочитав мысли (и как у него это вообще получается?), спокойно отвечает:
- Ты чего, чувак? Есть они у меня, только в Пекине и видеть меня в ближайшие месяцы не хотят, напортачил я, знаешь ли… - разочарованно бубнит Лу Хань и смотрит на ноги Чанеля, своевременно высветившиеся из под одеяла. - Больно?
Чанни по большому счету не хочет разговаривать, но почему-то отвечает, обо всем рассказывает и даже ведает душещипательную историю о том, как собирался избавиться от соседа при помощи имевшихся подручных средств. Во время рассказа Лу в прямом смысле слова ржет, что заставляет Чанни изрядно поволноваться за его физическое и, особенно, психологическое здоровье.
- Хорошо, что тебе не удалось меня спровадить, - довольно произносит Лу и отворачивается от Чанни. - Если принесут завтрак, пусть оставят на моей тумбочке, я потом поем…
Через несколько минут Лу Хань засыпает.


Вечером в палате нечем дышать - приходят родители Чанни, Пио и друг Лу. Сидеть толком негде, одно утешает - битвы за кресло не ожидается. Лу Хань и Джехе вновь начинают шушукаться, а Чанелю кажется, что Чихун как-то очень подозрительно косится на эту парочку. Мама Чанни кормит его практически с ложечки, а папа просто стоит у окна и ничего не говорит. Впрочем, Пак к такому привык - отец у него очень хороший, просто неразговорчивый.
- Мам, - тихо, чтобы никто не услышал, говорит Пак. - Ты завтра придешь?
Мама замирает на мгновение и с улыбкой шепчет в ответ:
- Чего тебе от меня нужно?
- Мам, если завтра ты все же придешь, принеси, - Чанель незаметно для остальных мотает головой в сторону Лу Ханя, - принеси ему тоже чего-нибудь вкусненького, он тут совсем один, понимаешь?
Мама ничего не отвечает, лишь кивает и запихивает ему в рот очередной кусок ненавистной брокколи.

Перед сном Лу Хань предлагает посмотреть телевизор, но так как в спортивных предпочтениях сразу же вырисовываются разительные отличия, парни решают посмотреть какой-нибудь фильм. На счет жанра и сюжета вообще не заморачиваются, потому что обоим нравятся комиксы и супергерои, а по телику как раз идет хоть и неудачная, но все-таки первая часть Халка. Лу Хань вырубается, не посмотрев и половины, а одному Чанелю смотреть как-то совсем уж неинтересно, поэтому он шепчет в сторону Ханя "сладких снов" и выключает телевизор.

На следующий день, прямо с утра, Чанни увозят на рентген и прочие процедуры, поэтому возвращается он только поздно вечером, когда на улице почти темнеет. Он разочарованно смотрит на пустующую кровать и удобнее устраивается на своей. Когда, через минут 15, в комнату заходит слегка перекошенный Лу Хань, лицо Чанни озаряется дурацкой улыбкой, которую и сдержать-то толком не получается. Хань смотрит на Чанеля почти виновато, и явно пытается что-то сказать. Чанель делает вид, что ничего не понимает и ждет, когда тот сам проколется.
- Чувак, понимаешь, тут приходил Чихун… - Чанель одобрительно кивает, мол, продолжай, Лу, я тебя очень внимательно слушаю. - Он, правда, уже ушел, но… Короче, я съел твой обед!
- Мой обед? - в недоумении спрашивает Чанель. - И это все?
- А чего ты еще хотел? Твоя мама такая добрая, она нам обоим послала, но ты так долго не приходил, а я был такой голодный… Прости, я не хотел… - Лу Хань даже в глаза ему не смотрит, а Чанни почему-то не может отвести взгляда и совсем не понимает, чего же ему больше хочется - прикоснуться к Лу или же просто рассмеяться. Громко, так громко, чтобы легкие позарез наполнились воздухом, чтобы голова кружилась из-за кислородного перенасыщения, а не из-за странного чувства где-то внутри. Он едва справляется с самим собой и гнусно тянет:
- Да, ты обжора-а-а, чувак!
- Ничего подобного! Просто было очень вкусно…


Пио не показывается несколько дней, поначалу Пак и вовсе о нем не думает, потому что рядом такой интересный и забавный Лу Хань, с которым и поговорить можно и поржать на славу и подурачиться. Затем он начинает злиться и даже пару раз звонит другу и посылает гневные смс, но в конце концов, обижается и видеть его не хочет. Чихун оправдывается как может, но все выходит слишком криво и косо, потому что в те дни, когда он появляется в больнице, почти всегда его сопровождает Джехе. Они просто отшучиваются, что встретились прямо у входа, но Чанни слишком хорошо знает своего закадычного друга и вроде бы даже начинает что-то понимать, но старательно запихивает догадки по этому поводу куда подальше. Однако, оказывается, что не только у него появляются подозрения на этот счет, поэтому когда Лу Хань прямо в лоб спрашивает " тебе не кажется, что между нашими друзьями что-то происходит?", Чанеля передергивает и он, усиленно хлопая глазами, говорит:
- Кажется… И перестань читать мои мысли!
Лу Хань закатывает глаза и раздраженно отвечает:
- Я не читаю, они сами лезут в мою голову. А вообще я очень даже рад, если они все же, ну это… Джехе - хороший.
Чанелю так и хочется ляпнуть "а давай, мы тоже будем встречаться", но он вовремя останавливает свою бурную фантазию и тихо отвечает "Чихун тоже"…

Тем же вечером, с подачи Лу Ханя, вся четверка собирается в знак своеобразного примирения и затевается игра в Уно******. Чихун безбожно мухлюет, Джехе безбожно проигрывает, Чанни, в свою очередь, безбожно смеется, а Лу Хань, соответственно, безбожно выигрывает. В какой-то момент Чанель ловит себя на мысли, что готов проводить почти каждый вечер именно в такой компании, и если с Пио и Джехе все относительно ясно, то как быть с Лу Ханем он ума не может приложить. Вроде бы Лу ему нравится. Не просто как друг, а как парень, но как объяснить ему это и не спугнуть, Чанель совершенно не понимает. Тем более того очень скоро выпишут, а ведь Чанни так надеялся, что поедания всякой тяжелой еды приведет к осложнениям, и Лу задержится в больнице еще на некоторое - неопределенное - время…


Ночью разыгрывается настоящая, не присущая лету, гроза. Молнии беспощадно распарывают небо, а дождь, словно удачно прицелившись, без перерыва бьет прямо в окна, оглушая ужасной какофонией шипящих и царапающих звуков. Чанни никогда особо грозы не боялся, но почему-то именно сегодня, она вылавливает его из объятий сна и заставляет ежиться в постели, то ли от холода, то ли еще от черт знает чего. Считать барашков упорно не получается, потому что мысли так или иначе все время останавливаются на Лу Хане, который скорее всего, как всегда, спит без задних ног. Он такой - ест, как вечно голодный, спит, как вечно уставший, смеется, как будто всегда смешно… Чанни ему даже завидует, быть стопроцентным на все сто процентов, наверное, очень круто. Через какое-то время больная нога начинает жутко ныть в нескольких местах одновременно и тогда Чанни понимает, что имел в виду врач, когда говорил о неожиданной боли при плохой погоде. Его начинает слегка потряхивать и он тянется к тумбочке за обезболивающим и стаканом с водой.
- Тебе помочь? - голос Лу застает Чанеля врасплох, от этого его рука непроизвольно дергается и все пластины с таблетками, едва прошелестев в воздухе, падают на пол. Чанель не может сказать и слова, поэтому Лу Хань, не дожидаясь ответа, включает свет. Лицо у Чанни, наверное, перекошенное и бледное, иначе зачем еще Лу Ханю так на него таращиться? Он медленно поднимает таблетки с пола и, взяв стакан с водой, приближается к Паку. Чанни хочется кричать, чтобы перестал на него пялиться и, наконец, отдал лекарства, но тот, как и всегда, действует, словно прочитав мысли…
Позже, когда Чанель немного приходит в себя и просит прощения за ночной переполох, Лу Хань ничего не отвечает, лишь выключает свет и залезает в постель к Паку. Чанни пытается сопротивляться, мол, ты совсем охренел или как?!, но сразу замолкает, лишь только Хань прижимается всем своим теплым телом к его спине и шепчет что-то про "иногда можно побыть слабым". Чанель, успокоившись, отвечает, что нельзя вообще, но получает в ответ тихое "тсс, будем спать?" и замолкает.
В ту ночь Пак не спит совсем. То ли кто-то очень наглый вытряхнул из него, как из старой ненужной коробки вместе с хламом все сны, то ли спать в обнимку с Лу Ханем слишком жарко, но Чанни встречает утро с припухшими веками и пересохшим горлом. Но улыбается он счастливо, даже сыто.

А потом наступает вечер и выясняется, что Лу Ханя выписывают.

Чанель даже не помнит как они попрощались и прощались ли вообще, кем и что было сказано, сколько раз и… Он помнит лишь кривую улыбку и тонкий шрам на нижней губе, а потом худую спину в черной футболке (и куда вся съеденное девается?) и грязно-розовые волосы. Чанель моментально решает объявить траур и даже назначить день поминок по своей скоропостижно скончавшейся личной жизни (а ведь он даже ни разу не поцеловался с Лу) и целый день сидит насупленный и словно обманутый. Как так вообще? Ведь им только вчера удалось наладить настоящий тактильный контакт! И совсем не имеет значения, что обнимал его Лу Хань, чтобы успокоить и ободрить, а не из-за того что Чанель себе там возомнил.



Чихун объявляется на следующий день четко по расписанию, что немало удивляет Чанеля. Ему очень хочется съязвить и сказать какую-нибудь отборную гадость, но он только грустно улыбается и спрашивает:
- Тебя тоже бросили?
Чихун на секунду зависает, а потом отрицательно мотает головой:
- Нет, наоборот, у меня… у нас все в порядке.
Чанель поднимает большой палец правой руки вверх и пресно бубнит:
- Отлично, мой друг!
Пио, судя по тому, что не может найти себе места, чувствует себя неудобно, но Чанни продолжает наигранно улыбаться и даже шутить на посторонние темы. Внутри все покрывается как будто тонкой корочкой льда - сломать можно всегда, но все равно холодно. Чихун не отходит ни на минуту от хена, исполняет все его желания, и словно заглаживает вину, только, как и в прошлый раз, вина совсем не его, и делать все это он совершенно не обязан. Чанелю от столь пристального внимания становится не по себе, поэтому он с досадой отмечает, что чертовски рад, когда, Чихун, наконец, уходит. В комнате вновь воцаряется тишина, только сейчас она давит на уши некачественными, искусственными, берушами, которые причиняют неестественную боль. Чанель едва дожидается ночи и проваливается в сон.



Утром его будит тихое, едва, различимое, но успевшее стать таким родным:
- Чувак, у тебя поесть не найдется?
От неожиданности Чанель распахивает глаза и вроде бы собирается, подобно маленькой обезьянке и несмотря на больную ногу, прыгать на кровати от радости, однако, строит из себя недотрогу и вяло, наигранно и нехотя произносит:
- Как тебя сюда опять занесло?
В ответ его сбивает паровоз из множества слов про поверхностное воспаление и прочую дребедень, а Чанни думает, что на этот раз ни за что и никуда не отпустит Лу Ханя, тем более без поцелуя. И не одного!



__________________________
* эльфийская королева, персонаж эпоса "Властелин колец" Джона Р. Р. Толкина.
** перелом, нарушение анатомической целостности бедренной кости, происходит под действием прямого удара в область бедра, при падении на твердый предмет, при действии непрямой силы — сгибания, скручивания.
*** классический научно-фантастический фильм ужасов, 1979 г., режиссёра Ридли Скотта; "Ведьма из Блэр: Курсовая с того света", малобюджетный фильм ужасов 1999 года, снятый представителями независимого американского кино.
**** от англ. pickles, от pickle "солить, мариновать", смесь мелких овощей: лука, чеснока, мелких огурчиков, помидорчиков, стручков гороха или фасоли, красного перца, моркови, баклажанов, цветной капусты и т.д.
***** эндохирургическое вмешательство, где гибкие инструменты вводятся в просвет полого органа сквозь естественные отверстия человеческого тела и через разрез в стенке внутреннего органа подводятся непосредственно к оперируемому объекту.
****** американская карточная игра, название переводится с итальянского и испанского языка как "один".

@темы: Emotions, fics, Писанина, Luhan, Exo M, Exo K/M, Exo K, I`m crazy, and I know it!, Channi, Pyo, BB, но не крем:D, Mr. Ulzzang, Eddie

Перестаньте нас уже мучатьТ.Т

27.05.2013 в 10:07

Пишет  exoplanet:

EXO@130527 XOXO(Kiss&Hug) higlight medley

Chinese version

M6 caps











K6 caps

URL записи

@темы: Emotions, Exo K/M, I`m crazy, and I know it!