Название: Cupid: Crazy
Пейринг: Крис/Сухо, Исин/Сехун на горизонте
Жанры: слэш, романтика, юмор, флафф, AU
Описание: про китайских миллиардеров и корейских купидонов
Посвящение: Эдуардо и Кицу
Рейтинг: PG-13


читать...Если бы Крис Ву не был одним из богатейших наследников Китайской Народной Республики, он, наверное, стал бы моделью какого-нибудь крутого итальянского бренда с многолетней историей или звездой мирового кинематографа. Один взгляд из под в меру густых ресниц приводил всех в состояние легкого эпилептического шока, сопровождаемого заламыванием нежных девичьих рук и тихих поскуливаний явно мужского происхождения.

Подлецу, как известно, все к лицу, поэтому он спокойно экспериментировал с внешностью - его самые преданные поклонники могли похвастаться целой галереей фотографий образов Криса, бережно хранимых в специально зашифрованной папочке на навороченных смартфонах. На выбор предлагались и темные волосы, собранные в элегантный хвостик, и хохолок коротких волос цвета темно-красного гибискуса, а также все оттенки блонда, тут вам и пепельный, и золотой, и даже пшенично-медный. В ассортименте имелось бесчисленное количество белоснежных рубашек и узких, облегающих сильные ноги джинс, а также брюки свободного покроя и сшитые на заказ костюмы из самых дорогих тканей на свете. Иногда встречались совсем уж из ряда вон выходящие предметы гардероба, когда даже самые ярые фанаты смотрели в окна своих кабинетов и недоуменно причитали, как можно было одеть эту шляпку и нацепить вот эти ужасные штаны? Так или иначе, Крис умел производить неизгладимое впечатление и армия его поклонников росла день ото дня.

Отбоя от желающих работать в их компании не было, а собеседования можно было сравнить с кастингом в какое-нибудь модельное или музыкальное агентство. Крис лично занимался набором персонала, поэтому за сравнительно недолгое пребывание на посту президента успел стать очевидцем разного рода представлений, включавших в себя - раздевание, пение, декламацию стихов собственного сочинения, безумных акробатических трюков и бесчисленного количества признаний в любви, страсти, ненависти и снова любви.

Жил он, как и полагалось любому нормальному наследнику многомиллиардного состояния, на широкую ногу - пентхаус под самым куполом неба, гараж в несколько джетов и суперкаров (про черную Ferrari Italia 458 среди любителей ходили настоящие легенды) и просто машин на случай выезда в гольф клуб или для домработницы в супермаркет за черной икрой и розовым игристым. При всех очевидных признаках хорошего воспитания, Крис, с детства окруженный заботой и неподдельным вниманием родителей, вырос хладнокровным и нелюдимым дельцом. Он не умел сочувствовать слабым, никогда не признавал своей неправоты, в любых обстоятельствах не терял спокойного выражения лица и шел напролом к заданной цели.

Будучи одним из самых востребованных членов высшего общества, он не любил шумные компании и предпочитал отсиживаться дома. Просмотр артхаусных фильмов и долгие часы за хорошей книгой и стаканом виски, иногда разбавленного родниковой водой в пропорции два к одному, приносили ему куда больше наслаждения, чем посещение благотворительных светских раутов, на организацию которых уходило неимоверное количество денег. Лицемерие и пафос подобных мероприятий Крис приравнивал к смертным грехам и под любым предлогом отказывался становиться соучастником.

***

Шотландский виски на два пальца переливался в хрустальном стакане теплыми бликами, а субботний вечер обещал быть насыщенным и продуктивным - Крис решил пересмотреть один из самых лучших фильмов великого Антониони. Он сидел в полутьме, на белом кожаном диване, вальяжно закинув ногу на ногу, и ждал пока закончатся черно-белые титры и тревожная музыка за кадром сменится живой говорящей картинкой, когда со стороны террасы послышался глухой, заставивший вздрогнуть всем телом, звук. За ним последовала целая тирада из самых отборных матерных слов, на которые вообще способен среднестатистический человек. Скорее всего свежий осенний воздух, хлеставший сейчас по щекам из раскрытой двери, и пары добротного алкоголя вскружили Крису голову. Потому что объяснить себе откуда на последнем этаже элитного здания, мог оказаться странный, матерящийся словно сапожник, некто было нельзя. Крис неверяще тряхнул головой и поспешил выйти на террасу. Прямо в центре, на деревянном полу, змеей извивалось человекоподобное существо, оно совершенно определенно корчилось от боли и выкрикивало несколько сотен слов в секунду. Крис сделал шаг навстречу, но тут же дернулся в сторону, потому что парень прошипел что-то явно из словарного запаса самой Нагайны и, зацепившись левой рукой за ножку ротангового кресла, попытался встать. Попытка провалилась, поэтому он злобно уставился на недоумевающего Криса и крикнул во всю силу своего голоса:

- Чего уставился, твою мать! Помоги мне, не видишь, я подняться не могу?!

Крис вместо шага навстречу сделал два шага назад и, не веря собственным ушам, произнес дрожащим полу вздохом полу стоном:

- Как ты тут оказался?

Странный парень театрально закатил глаза и с раздражением выпалил что-то среднее между «упал с неба» и «какая на хрен разница, когда у меня сломана рука и нога тоже, кажется». Крис вздрогнул от столь возмутительного ответа и, наконец вспомнив, что это, в конце концов, его пентхаус и он имеет полное право выгнать наглого посетителя взашей, осмелел и прошел обратно в тускло-освещенную комнату. Что нужно было делать в этот момент он представлял смутно - вызывать полицию было глупо - на первый взгляд телосложение парня ничего кроме сочувствия не вызывало и бояться, что он накинется на него казалось нелепым, но и оставаться в стороне и позволить ему кричать и растекаться желчью и, возможно, кровью по дорогим половицам из красного дерева было тоже неправильно. Он снова выглянул на террасу - парень все еще пытался изменить место пребывания своего тела, оно всячески сопротивлялось и никак не хотело из горизонтального положения переходить в вертикальное. Крис, задержав дыхание, наблюдал за всеми его манипуляциями, без тени сочувствия улыбался на тщетные попытки, но вдруг неожиданно, даже для себя, решил ему помочь. Парень к этому времени заметно успокоился и когда Крис помогал ему подняться на ноги и сесть в злополучное кресло, только тихо скулил и причитал о несправедливости жизни.

- Нужно вызвать скорую, - сказал Крис, когда заметил как вдоль худенького тела безжизненно болтается правая рука парня. - Кажется, ты ее точно сломал.

- Охренеть, какой умный выискался! Стал бы я тут почем зря соловьем заливаться, если бы не сломал!

Крис уставился на парня из под бровей и зло нахмурился - еще одно слово и это чудо в перьях полетит вниз головой с 25-го этажа, и плевать на статью об убийстве и загробленном светлом будущем:

- Ты вообще нормально разговаривать умеешь? Или только грубишь и материшься?

Парень поднял глаза на Криса и со всей гордостью и невозмутимостью, на которую в этот момент был способен, ответил:

- Я само совершенство, а еще милый и пушистый, поэтому грубить не умею по определению!

- «По определению» это вообще как? - Крис разочарованно покачал головой и потянулся в карман домашних брюк за телефоном и набрал 120. - Как тебя зовут-то, милый и пушистый?

- Сухо.

- Сухо..?

- Ты туг на ухо? Я не буду повторять по сто раз, надоело!

Крис скорчил недовольную гримасу и уставился на часы: по его скромным подсчетам до прибытия неотложки было минут 5-10, поэтому он, внимательно изучив наглеца напротив и заметив его дрожащие губы и забитый взгляд, решил принести бедолаге болеутоляющего. Перерыв всю свою огромную квартиру и не обнаружив никаких намеков на аптечку или хоть какие-нибудь таблетки, он решил пойти проверенным предками путем: плеснул немного виски в стакан и заставил Сухо выпить все залпом.

Через несколько минут щеки Сухо порозовели, а самый главный его враг - острый язык, превратился из невежливого в заплетающийся и довольно забавный. Он стал причитать о своей тяжелой судьбе, о том, что не сможет теперь пользоваться стрелами и луком и вообще за этим падением последует целая череда неудач, лишений и проблем. От его грубости не осталось и следа, наоборот, он, любовно вцепившись тонкими пальцами здоровой руки в запястье Криса, начал просить его о помощи и даже грозился замолвить о нем словечко перед Высшим Советом.

Поначалу Крис не знал как реагировать, при любых других - нормальных - обстоятельствах подобный человек был бы уже выдворен на улицу без всяких сожалений, но это несущее чушь существо приводило его в состояние дичайшего восторга, поэтому что с ним нужно было делать он не представлял вообще. Пока Крис раздумывал над линией поведения, домофон протяжно зазвенел, оповещая о прибытии медиков. Он с большим трудом оторвал цепкие пальцы от своей руки и пошел открывать дверь. Медики зашли в квартиру в сопровождении перепуганного консьержа, который вился у ног Криса подобно дворовому псу, и пытался выведать, что могло произойти со всемогущим господином Ву «в такой спокойный вечер». Крис лишь отмахнулся от надоедливого аджоши и провел бригаду врачей на террасу. За несколько минут пока Крис отсутствовал, Сухо успел развалиться в кресле в ужасно умилительной позе и теперь тихо сопел во сне. В этот момент Крис поймал себя на неутешительной мысли, что смотрел бы на него и смотрел…

Ему пришлось объяснить медикам зачем он их вызвал и, попросив их поскорее разобраться с состоянием здоровья непрошенного гостя, ушел с террасы. Спустя несколько минут один из врачей подтвердил предположение о сломанной руке и нескольких незначительных ушибах в области ребер и ступни. Они поспешно наложили шину и, уложив Сухо на носилки, собрались уходить.

Крису почему-то захотелось спросить в какую больницу его увозят, но, спохватившись, прикусил язык и бросил на прощание:

- Если у вас будет время и возможность, проверьте его голову, мне кажется, с ней тоже не все в порядке.

***

После того как входная дверь закрывается, Криса с головой накрывает привычная тишина. Она ему не нравится, поэтому он хоть и ежится от ночной прохлады, выходит на террасу. Ветер настырно заползает под тонкую ткань футболки, а город бросается в глаза разноцветными гирляндами огней и Крис думает, что было бы совсем неплохо, если бы резко наступила зима. Преддверие Рождества - просто идеально. Идеально, но только в фильмах. Для него Рождество ограничивается корпоративной вечеринкой ровно на час, а потом он, как всегда, оказывается в четырех стенах своей фешенебельной квартиры за стаканчиком чего-нибудь горячительного, в лучшем случае, сдобренного какими-нибудь сентиментальными песенками и словами let it snow…

Крис шумно выдыхает и думает, что негоже миллиардеру в расцвете сил распускать нюни, поэтому он прикрывает глаза и считает до десяти. Ровно через 10 вдохов он станет прежним, забудет, что иногда ему хочется чего-то такого, от чего сердце бы в груди билось не плоско и спокойно, а немного уклонялось от давно выбранного курса и истерично мельтешило. Он почти обиженно отворачивается от любимого нелюбимого города и открывает глаза. Странно, но в обстановке ему что-то не нравится. И дело не в том, что кто-то сидел в кресле и помял идеально разглаженные подушки. Дело в том, что на полу валяется что-то очень странное и, кажется, деревянное. Крис щурится, но не может разглядеть в темноте, поэтому нагибается и ползет по направлению. Глаза становятся круглыми, потом, наверное, квадратными, если честно, то ему плевать какими, потому что не может этого быть!

Вообще, если подумать, то видел он настоящий лук только по телевизору, да и то, скорее всего это была алебарда. А лук, это такая странная изогнутая хрень с тетивой и стрелами, как у Робин Гуда. И гадать не нужно откуда подобная вещица могла оказаться на его террасе, он даже не сомневается кто его владелец, но все равно старается глазам не верить, ни при каких обстоятельствах. Ведь это глупо? Правда? Крис крутит красивую вещицу в руках и иногда проводит по идеально гладкой древесине пальцами. Глупо, но, кажется, реально. Ветер очень больно бьет холодом в спину, поэтому Крис потихоньку перекочевывает с террасы в гостиную. Он наливает себе новую порцию виски, но лука из рук не выпускает, наоборот, то и дело теребит тетиву и внимательно рассматривает. Ничего примечательно, никаких странных надписей на тарабарщине, только тонкий витиеватый узор, очень похожий на индийскую вязь. Он думает, что все это какой-то глупый розыгрыш, поэтому залпом опустошает стакан и наливает себе еще. И так до дна бутылки.


Утро встречает его глухой слуховой завесой и отборным матом, значение которого он не понимает от слова вообще. Пока веки медленно ползут вверх, Крис осознает, что заснул на идеально белоснежном диване не в самой идеальной позе, на полу валяется опустошенная ночью бутылка, а ноги запутались в тетиве. Тетива лука?! Да ну на фиг, наверное, купил вчера онлайн. Да точно, напился вдребезги и ему посреди ночи захотелось стать похожим на Ричарда Львиное Сердце, хорошо еще, что в Крестовый поход не собрался. Он хмыкает себе под нос - давно он так не пил, и поднимается с места, но сразу же падает на пол, вжимаясь носом и ртом в мягкий шерстяной ворс дорогого персидского ковра. Пока Крис отплевывается от волосков, мат за дверью возобновляется. Крис думает, что нужно позвонить секретарю и наорать на него, потому что тот кажется переплатил за звукоизоляцию - ни хрена она себя не оправдывает. Он, словно в замедленной съемке, поднимается на ноги, отбрасывает лук в сторону, поправляет съехавшие штаны и только потом плетется на кухню. Голова осязаемо раскалывается на миллионы осколков, которые кружат внутри вальсы и причиняют жуткую боль. Он делает из бутылки несколько больших глотков питьевой воды и прикрывает глаза. Шум за дверью не прекращается.

Крис умудряется вспомнить несколько выученных еще в детстве ругательств и решается включить экран домофона - обзор наружных камер идеален и все можно будет разглядеть не открывая двери.

На площадке развернулось зрелище достойное лучших юмористических шоу: консьерж пытается оттащить кого-то очень знакомого от его двери, но этот кто-то все время вырывается и бежит вперед. Аджоши бросается за ним и за несколько шагов до дверного звонка вновь заключает паренька в жаркие объятия. Действия отработаны идеально, интересно, сколько это уже продолжается? Крис довольно улыбается. Но боль по-прежнему жмется в виски, нужно принять душ и немного освежиться. Он отходит от двери, но тут же замирает, вспоминая. Чтобы отогнать непрошенные мысли, трясти головой после бурной ночи не самое лучшее решение, поэтому он пятится назад и еще раз включает домофон. Видимо, парнишке и консьержу надоело препираться и теперь они стоят у лифта и довольно мило разговаривают друг с другом. Крис раздумывает недолго, любопытство берет вверх и он медленно приоткрывает дверь, выглядывая в коридор и стараясь остаться незамеченным.

- Так я не понял, это он сломал тебе руку? Или ты просто упал? - сочувственно спрашивает консьерж.

- Вообще-то я упал. Но ведь на его террасе! А это значит, что он мне должен! - он машет рукой в гипсе перед глазами нового друга и недовольно бубнит что-то под нос.

- Если честно, денег у него до хрена, не думаю, что добиться компенсации будет стоить каких-то усилий.

- Я на него в суд подам! Из-за него я не могу справиться со своей работой!

Консьерж поддакивает и кивает головой, разглядывая перебинтованную руку.

- Ладно, иди уже, звони в его дверь, но перед уходом заскочи ко мне обязательно, я хочу знать все подробности!

Крис кусает себя за язык: мало того, что вчера вечером было непозволительно шумно, утром тоже было непозволительно шумно, так еще и в суд собираются подавать?! Он прекрасно знает свои права, поэтому величественно распахивает дверь настежь и ждет незамедлительной реакции. Консьерж, забыв обо всех болячках на свете, моментально ретируется, а Сухо вместо ора и мата, предлагает любоваться собой, с той лишь разницей, что днем лучше видно. Светлая, болезненно-прозрачная кожа, темные, почти черные глаза и небольшой шрам на переносице достойны всяческого восхваления. Крис морщится от красоты и кивком приглашает его пройти внутрь. Сухо тут же преображается и блондин удивляется, как он, прихрамывая, умудряется подобно цунами ворваться в квартиру. Пока Крис закрывает дверь и спрашивает его, что будет пить или есть, парень рыщет взглядом по гостиной и, наконец, заприметив лук, берет его с пола и визжит что-то про радость и счастье.


Они сидят на кухне напротив друг друга уже больше часа, Сухо методично расправляется с содержимым холодильника, а Крис все ждет, когда странное существо перестанет жрать и выдавит из себя несколько удоваримых словосочетаний.

- Если бы я знал, что черная икра настолько вкусная, давно бы ее попробовал! - Сухо отправляет еще одну ложку деликатеса в рот и смачно жует.

Крис закатывает глаза и думает, что через 5 секунд вышвырнет его на улицу:

- Ты не сможешь подать на меня в суд, ты это понимаешь?

- Почему? - парень наливает в хрупкий бокал на длинной ножке шампанское и переводит взгляд на Криса. - Терраса твоя, пол твой, упал я к тебе, ты виноват, ты платишь, то есть помогаешь.

Он поднимается с высокого стула и подходит к холодильнику - лакомств там еще предостаточно. От радости он начинает мило вертеть задницей из стороны в сторону и Крис думает, что может потерпеть его еще несколько минут.

- Но ты же сам упал. Я тебя в спину не толкал, с самолета не сбрасывал, с таким же успехом ты мог плюхнуться об асфальт, - за это время Сухо (со сломанной рукой(!) умудряется разрезать на ровные дольки спелую ароматную дыню и сесть на свое место. - Признавайся, откуда прыгал? Где парашют спрятал? Я сам могу на тебя в суд подать, за вторжение в личную собственность, может, ты собирался меня ограбить?

Сухо не отвечает, вместо этого он некультурно чавкает и торопится запихать в рот как можно больше всего, а когда Крис ему начинает по всем показателям надоедать, затыкает ему рот кусочком дыни и тепло улыбается.

- Вообще-то, когда я прыгал, дул сильный ветер, траектория падения сместилась на несколько метров, так бывает… Моим заданием был совсем другой человек, он такой милый, с ямочкой вот здесь, - парень тыкает Криса в щеку и подмигивает.

Крис медленно выдыхает - чаша его терпения окончательно переполнена, он дотягивается до Сухо, очень грубо хватает за шкирку и стаскивает его со стула. Парень, волочась по полу, цепляется рукой за все подряд, начиная с ножек стола, заканчивая торшерами, комодами и прочей мебелью, и жалобно хнычет, что не доел «прекрасный земной овощ», но уже через секунду, поняв, что сидит на холодной плиточной площадке, переходит на привычный мат. Из раскрытой двери прямо в лоб летит лук, Сухо трет ушибленное место и вынужденно замолкает, растягиваясь на полу, а Крис удовлетворенно смотрит на творенье рук своих и с диким шумом захлопывает дверь. В квартире вновь воцаряется тишина, Крис проходит на кухню и брезгливо смотрит на замызганный стол - дома он есть сегодня скорее всего не будет.

После принятого душа, становится немного спокойнее и, чтобы окончательно привести в относительный порядок свой взбаламученный день, Крис решает отправиться по магазинам. Он недолго выбирает одежду - светло-бежевые брюки облегают длинные ноги, а голубая рубашка с закатанными по локоть рукавами выгодно подчеркивает ширину плеч. Крис смотрится в зеркало, человек напротив ему очень нравится, поэтому он улыбается своему отражению и проходит в коридор, чтобы выбрать обувь. Пока он выбирает между мокасинами и другими мокасинами, внимание привлекает посторонний звук. Крис нервно дергается - тут и думать нечего - за дверью жалобно скулит Сухо, если прислушаться, можно расслышать «в тебе ведь должно быть хоть что-то хорошее? Иначе зачем тебе дана такая внешность и столько денег, у нас наверху такое просто так не дается» и «я из-за тебя буду наказан, ну что тебе стоит мне помочь?»

Этот больной на всю голову в ближайшие несколько часов должен оказаться в психиатрической клинике, иначе Крис сам сойдет с ума. Он не выдерживает, надевает первую попавшуюся под руки обувь, хватает ключи от машины и открывает дверь.

Заплаканные, припухшие глаза смотрят снизу вверх очень жалостливо, и Крис понимает, что теперь ни за что на свете не сможет отказать.


В гараже прохладно и темно, поэтому черная Ferrari не очень заметна на общем, пышущем всеми цветами радуги, фоне автомобилей. Крис любовно проводит рукой по идеально-гладкому металлу и открывает дверцу пассажирского места.

- Садись, чудовище, и помни - на этом месте еще никто не сидел, моя крошка лишается девственности.

- Здоровый мужик, а плачешь из-за железяки, - Сухо отталкивает Криса и пролезает внутрь, бледная кожа его лица восхитительно сочетается с черным салоном, и блондин ненароком думает, что это даже приятно. Он собственноручно пристегивает парня, который пытается удобнее сесть, да еще и лук в салоне пристроить. Крис настороженно следит за всеми действиями, переживая за дорогую обивку, но облегченно выдыхает, когда Сухо перестает елозить на месте. Пока Крис огибает машину, парень вытягивает ноги перед собой и устраивает их прямо на панели управления.

Крис чувствует как закипает, волна жара моментально пожирает лицо, и он зловеще шипит сквозь зубы:

- Ноги убрал оттуда, иначе привяжу консервной банкой на стальной трос и прокачу по всем закоулкам Пекина!

- Подумаешь, мне совсем не страшно, - Сухо, явно обидевшись, убирает ноги и отворачивается в сторону.

- Молодец, умница, умеешь ведь, когда хочешь, - блондин натянуто улыбается и заводит двигатель. - Так в чем тебе нужно помочь?

- Мне нужно влюбить двух людей. Друг в друга, - медленно тянет парень.

- Что сделать? - Крис давится крупицами застрявшего во рту смеха и выезжает со стоянки. - Влюбить? Что это за агентство такое? Сводник, что ли?

- Я на самом деле могу это сделать! - гордо выпятив грудь, отвечает Сухо.

- Прям так и можешь? - пока парень рядом воинственно трясет луком, блондин выруливает к автоматическим воротам и ищет пульт.

- Ну, конечно! - Крис на секунду ловит боковым зрением выражение лица Сухо и не выдерживает, салон сотрясается веселым смехом, и он с облегчением думает, о том что не разучился так громко смеяться. - А мне кажется, что ты просто идиот со сломанной рукой и луком из магазина игрушек!

Он, наконец, находит пульт управления и нажимает на красную кнопку, пока ворота, подобно мехам гармони собираются в единое целое, Крис играючи балансирует педалями газа и сцепления. Двигатель раскатисто урчит, иногда срываясь на рычание, и блондин прикрывает глаза, наслаждаясь каждой выдавленной из пасти автомобиля нотой.

- Я не идиот, я - купидон! - доносится до его слуха и он помимо воли резко бьет по тормозу, машина жалобно пищит и, дернувшись вперед, замирает на месте.

- Кто? Что ты сказал?

- Ку-пи-дон!

Крис несколько раз быстро моргает, его распирает от противоречивых эмоций - одновременно хочется залиться гомерическим хохотом, найти сейчас же платок, чтобы утереть слезы отчаяния, и выяснить название лучшей психиатрической клиники в городе. Однако, вспомнив, о своем местоположении на китайском бизнес небосводе и данном сидящему рядом существу обещании, он засовывает все в подальше и фальшиво улыбается:

- Купидон, говоришь? И как же ты работаешь? Вам много платят? Может, мне тоже наняться?

Сухо улыбается так же фальшиво, но блондину почему-то очень нравится улыбка напротив:

- Совсем не платят, мы такими рождаемся… Так вот, как я уже говорил, ветер, все дела, мне нужно было попасть в другую квартиру…

Крис думает, что не вынесет еще одну порцию неадекватности, поэтому вновь заводит двигатель и выезжает из гаража:

- Хорошо, хорошо, я понял! Ты мне так и не сказал чем я тебе могу помочь? Время - деньги, понимаешь? Я бизнесмен, мне некогда заниматься всякой фигней, давай быстрее с этим покончим и разойдемся с миром!

- Зароем топор войны?

- Выкурим трубку мира! Без разницы! Только бы поскорее от тебя избавиться.

- С твоей стороны не вежливо так говорить!

- А с твоей стороны вежливо врываться ко мне в дом, материться, опустошать мой холодильник, мусорить, ездить в моей машине и вообще надоедать? - они несутся по оживленной улице на приличной скорости, мимо машин простых смертных, даже не подозревая какую волну зависти и злобы вызывают.

Сухо закатывает глаза, мол, хватит уже ныть:

- Давай закроем эту тему? Хорошо? Хотя бы до выполнения задания… - дождавшись одобрительного кивка головой от явно раздраженного Криса, он продолжает. - Я просто скажу тебе, что ты должен сделать, ты это сделаешь и я исчезну.

- Честно-честно? - недоверчиво переспрашивает блондин.

- Честно-честно.

- Говори уже, что нужно делать, - обреченно шепчет Крис, но на Сухо старается не смотреть.

- Вначале нам нужно встретиться с первым парнем. Его зовут Исин.

- Это который с ямочкой?

- Он самый.

- На сколько метров говоришь, ты ошибся? Это мой сосед, что ли? Зачем с ним встречаться? Я могу привести тебя к нему домой, пустишь стрелу или что ты там должен сделать и пойдешь по своим делам, а я по своим, - ехидно подмечает Крис.

- Во-первых, да, твой сосед, во-вторых, стрелу будешь пускать ты, - Сухо трясет рукой в гипсе прямо перед носом собиравшегося было возразить Криса. - В-третьих, не все так просто. Я не узнаю кто второй парень, пока не увижу их рядом, они должны быть в одном и том же месте одновременно, иначе стрела пропадет зря.

- Если честно, из всего сказанного я понял только, что второе лицо - это парень.

- Ты только сегодня тугодум или по жизни такой?

Крис укоризненно заламывает бровь, пытаясь таким образом вернуть Сухо в рамки приличия, и, снизив скорость, сворачивает с главной улицы.

- Эм… Сейчас доходчиво объясню. У нас, наверху, - пока Сухо, для убедительности «наверху», тычет луком в кожаное покрытие салона над головой, блондин болезненно морщится, словно боль причинили ему, а не машине, - когда раздаются задания, указывают лишь одно лицо, второе выясняется при встрече потенциальных возлюбленных.

- Окей, а стрела?

- А стрела… она появляется в воздухе и указывает на второе лицо, ее нужно только взять и вовремя выстрелить.

- Господи, какие страсти, - блондин неверяще распахивает глаза. - Чего так сложно-то? Это ж сколько времени нужно потерять? За первым лицом, получается, нужно ходить по пятам. Это долго, у меня нет столько времени.

- Это происходит за один день, если бы не вчерашний инцидент, все уже было бы готово. Сегодня я точно знаю, где они оба будут находиться, поэтому когда появится второй, мы должны быть поблизости.

- Хорошо, я понял, только вначале мне нужно пообедать, я сегодня ничего не ел, кстати, из-за тебя!

- У тебя полный холодильник всякой вкуснятины, тебе никто не мешал, - Сухо с явным удовольствием проводит по сытому брюшку здоровой рукой и блаженно улыбается, Крис же брезгливо отворачивается и паркуется у дорогого европейского ресторана, он поспешно выскальзывает из машины и открывает вторую дверцу. Сухо протягивает руку, чтобы ему помогли вылезти, но блондин просовывает голову в салон и шипит:

- Если все еще нуждаешься в моей помощи, свою игрушку ты должен оставить здесь. Не смей позорить меня перед людьми!

- Да понял я, - разочарованно тянет парень и пихает Криса в грудь. - С дороги, я сам вылезу!


На пороге ресторана их встречает заискивающая официантка со смазливым личиком, она расплывается в дежурной улыбке и проводит их в конец зала - подальше от посторонних глаз:

- Господин Ву будет заказывать как обычно?

Крис надменно кивает головой, а официантка переводит взгляд на Сухо, деловито просматривающего меню и винную карту.

- Эм… а ваш знакомый?

Крис игнорирует вопрос и ждет, когда чокнутый купидон сделает уже заказ. Через долгих пять минут он, наконец, произносит:

- Будьте добры, мне, пожалуйста, утку в карамели, немного салата из рукколы и бутылку красного полусухого, самого дорогого, господин Ву сегодня платит, а я не могу не воспользоваться столь лестным предложением!

Официантка старательно записывает все в блокнотик, по ее сведенным на переносице бровям можно сделать вывод, как лихорадочно она соображает, кем щуплый парень приходится невероятно шикарному Крису Ву. Видимо, не найдя вразумительного ответа на свои вопросы, она кланяется им и удаляется. Крис довольно хмыкает себе под нос, а Сухо начинает лапать все подряд - касается тонкими пальцами столовых приборов, тарелок, жует салфетку, как будто она может иметь какой-то, отличный от дорогого стирального порошка и льняной ткани, вкус, трясет ногами под столом и без конца ерзает. Больше всего Криса раздражает тот факт, что парень нагло пялится по сторонам и в упор его не замечает. Он хочет, чтобы Сухо обратил на него хоть какое-то внимание, но как его заставить на себя посмотреть не знает, поэтому с недовольным видом достает телефон и начинает во что-то играть. Когда приносят заказ, Сухо набрасывается на еду словно оголодавший африканский подросток в период полового созревания. Блондин, на этот раз с удовольствием наблюдает, как маленькое существо поглощает куски мяса и заливает все бордовым напитком с удивительно тонким ароматом.

- Ты когда-нибудь стрелял из лука? - наконец спрашивает захмелевший Сухо.

- Нет, я, знаешь ли, не рождался купидоном или кем ты там еще являешься…

- Это не сложно, но и не легко. Тебе стоит немного потренироваться, может, потом заедем в какой-нибудь магазин и купим стрелы?

- А как же колчан? Куда без него? Я отказываюсь учиться пускать стрелы без колчана! - Крис явно издевается, ему вообще сейчас море по колено - он сыт и доволен, да и парень напротив из занудного и странного вновь превратился в милейшее существо на свете, что делает день еще прекраснее. Он даже думает о крамольном - Сухо нужно вечно держать под алкогольными парами, тогда с ним всегда будет весело и приятно. Он освежает его бокал вином и по-кошачьи мягко улыбается.

- Ты ведь мне все равно не веришь? Да?

- Не верю, потому что ты ничем не отличаешься от среднестатистического парня с завихрениями мозга. Если бы ты был на моем месте, ты бы поверил?

- Если честно, я на тебя смотрю и думаю, что ты тоже не от мира сего. Потому что, не очень понимаю, кто и где рожает таких красавцев, как ты, - парень пьяно улыбается в ответ и смотрит прямо в глаза.

Крису хочется то ли отвести взгляд, то ли наоборот подсесть ближе:

- Спасибо, я передам родителям, что они полубоги.

- Но характер у тебя скверный!

- Взаимно.


***

Дорогой, как и полагается Крису Ву, магазин игрушек находится неподалеку, в том же квартале. Крис чуть отстает от Сухо, пребывающем в самом веселом расположении духа, - он скорее всего счастлив, поэтому позволяет себе напевать что-то под нос и иногда дергаться в такт своим стенаниям, карманы худи позорно отвисают в стороны, предлагая лицезреть лепешки хлеба, которые он стащил на выходе из ресторана. Блондин недоумевает, почему еще не сбежал за тридевять земель и не отказался от компании чокнутого парня.

Стрелы выбираются долго и нудно - Крис хочет купить самые дорогие, что по его убеждению значит - самые качественные, а Сухо хоть и пьян изрядно, но вразумительно объясняет почему дорого - не всегда есть хорошо.

- Их нужно проверить! Ты в этом ничего не понимаешь, уйди отсюда, я сам выберу! - недовольно шепчет парень, пока Крис теребит предположительно детские автоматы, на самом деле ничем не отличающиеся от настоящих.

Когда они наконец выходят из магазина игрушек, Сухо несколько раз смачно матерится, принимаясь ныть о дефиците времени и прочей потусторонней дребедени. Блондин же решает, что спешить им некуда, поэтому самое правильное сейчас - напрочь отключить здравый смысл, закрыть на все глаза и провести несколько приятных часов, он, недолго думая, в буквальном смысле хватает Сухо за шкирку и тащит к машине.


На залитой лучами медового осеннего солнца террасе неумолимо хочется спать. Пока Сухо борется со стрелами и луком, Крис приносит два бокала с освежающими лимонадами, ставит один на небольшой стеклянный столик, а сам садится в кресло, находящееся под темно-синим брезентовым навесом. Сухо стоит прямо напротив, немного покачиваясь, он пытается кое-как пристроить стрелу к тетиве, но все попытки тщетны, потому что пьян, а еще потому что в наличии у него всего одна рука не в гипсе. Блондин с десяток минут наблюдает за жалкими потугами, но не выдерживает и подходит ближе.

Прикасаться всей грудной клеткой к спине маленького существа оказывается приятно. Крис непроизвольно задерживает дыхание, стараясь не слышать едва уловимый запах оливкового мыла и хлеба. Он обвивает длинными руками руки Сухо и дотягивается до лука, а потом и до тетивы, неумело зажимая пальцами стрелу. Сухо дергается в сторону и кажется, спрашивает:

- Ты что творишь, придурок?

Крис не зло хмыкает под нос и, перестав жалеть себя и тем более Сухо, шепчет ему в основание шеи:

- Я же не стрелял никогда. А ты меня научишь, ты ведь этого хотел?

Парень трезвеет прямо на глазах, и хоть и пытается выскользнуть из сильных рук, но делает это слишком вяло и нехотя. Крису подобное очень нравится, поэтому он немного медлит, но все же отпускает. Сухо застывает на месте и только через несколько громких вдохов отходит в сторону. Он старается выглядеть спокойным и непринужденным, но голос слегка дрожит и переливается странными красками. Крис понимает, что его переполняет предательское чувство удовлетворения, он знает что именно сделал и как именно подействовал на парня, поэтому слегка улыбается и смотрит Сухо прямо в глаза.

- Начнем?

Сухо едва заметно кивает и просит блондина выпрямить спину:

- Локоть должен быть параллельно полу, не опускай его, теперь нужно прицелиться… Вау, кажется, ты скрытый левша!

Крис не понимает о чем идет речь, только из всех сил натягивает тетиву и выпускает стрелу. Летит она слишком быстро, но падает, не достигнув даже перил. Сухо тихо смеется и говорит, что Крис просто выстрелил, не удосужившись вложить хоть каплю силы.

- Если ты так будешь стрелять, то стрела хрякнется прямо в пол. А полу не в кого влюбляться!

- Не скажи, смотря какой пол, и вообще он может влюбиться в потолок. Правда, они параллельны, но зато какая любовь! Вечная, можно сказать.

- А если это будет асфальт? - Сухо подходит ближе и протягивает другую стрелу.

- Если асфальт, вариантов еще больше - крыша, навес, небо…

Разговор ни о чем длится больше часа, они говорят о звездах и кино, музыке и книгах, даже о еде, Сухо довольно забавно рассказывает о своих прошлых заданиях - Крису становится очень смешно, когда речь заходит об одном любвеобильном аджоши, из-за которого пришлось использовать целых три стрелы, потому что он ни за что на свете не смог бы выбрать из трех прекрасных девушек.

- А вы тоже влюбляетесь? - когда блондин задает этот вопрос, очередную пущенную стрелу уносит легким порывом ветра и она мягко ложится у ног Сухо.

- Бывает… Только я не знаю, как это происходит.

- Хочешь сказать, у купидонов есть свои купидоны? - Крис смеется отчасти фальшиво, на самом же деле ему очень хочется, чтобы эти самые купидоны существовали и один из них сейчас случайно летел мимо. Специально для него или для Сухо, совсем не важно, только бы летел...

***

К вечеру Крис начинает более-менее сносно справляться со стрельбой. Его лучший результат - попадание в клумбу в самом дальнем углу террасы. Сухо одобрительно кивает головой и говорит, что возможно сегодня вечером им все же удастся справиться с заданием. Он начинает ныть о том, что чертовски проголодался и молит Криса побыстрее переодеться во что-нибудь более демократичное и поехать в бар недалеко от центрального парка, где по его купидонским данным должна состояться роковая встреча. Крис недоумевает, что под словом «демократичный» понимает Сухо, поэтому предоставляет ему выбор одежды, который выливается в беспрецедентный беспорядок в гардеробной. В конце концов парень облачает его в дорогущие джинсы и помятую футболку с растянутым воротом и пуловер серого цвета. Крис критически оглядывает себя в зеркале и думает, что ни за что в жизни не выйдет в таком виде на улицу, но хмуро сведенные брови и грозный взгляд Сухо заставляют наплевать на канонный стиль и выпихнуть себя из дома.


Снаружи бар выглядит ужасно, и блондин надеется, что хотя бы внутри он будет отвечать определенным критериям богемы, но переступив порог, все его надежды рушатся и он не понимает, что может заставить такого человека, как Исин, посещать столь странное место, да еще в воскресенье вечером. Обитые дешевым деревом стены расписаны миллионом разных почерков и языков. Крис все время дергается, потому что ощущает себя в современном подобии Вавилонской башни, неразличимый гул голосов перемежается с громким смехом и битами рок-музыки. Место неопрятное и не очень ему нравится, но он молчит, потому что Сухо, гордо несущий лук за спиной, заинтересованным взглядом осматривается и как будто впитывает непривычную атмосферу в себя. Наблюдать за ним одно удовольствие, поэтому блондин делает вид, что все в порядке и занимает столик прямо в центре зала - хвала родителям и кому-то наверху: рост у него приличный, поэтому можно будет разглядеть всех и вся.

Сухо садится напротив и моментально подзывает к себе официанта, затем заказывает себе три порции картофеля фри и хорошо прожаренный стейк. Крис думает, куда все-таки помещается все съеденное этим ненормальным и одновременно смотрит по сторонам. Исина он находит почти сразу, тот сидит один у окна, в руках у него большой бокал с пивом, а на столе небольшая тарелка с соленными крекерами. Блондин прячется за чьей-то спиной и смотрит на Сухо, кивком головы указывая направление. Спустя пару минут они почти одновременно замирают, потому что к Исину подходит высокий худощавый парнишка и спрашивает:

- Можно к тебе подсесть? Как назло не оказалось ни одного свободного столика.

Сухо дергается в сторону, Крис тоже напрягается всем телом, ему даже кажется, что время замерло и ждет взмаха флажка, чтобы вновь пуститься вперед. Исин что-то отвечает, но из-за его манеры говорить тихим голосом почти ничего не слышно, поэтому Крис слегка наклоняется в сторону, надеясь хоть что-нибудь расслышать. Когда между двумя ничего не подозревающими парнями завязывается оживленный разговор, блондин физически ощущает как время вновь пускается в пляс, но напряжение вслед за этим не проходит. Он то и дело бросает полный любопытства взгляд на Сухо, а тот в ответ лишь с плотоядным причмокиванием пожирает очередную порцию картошки.

- Бесишь, перестань так смотреть на них… и на меня тоже! У меня кусок в горло не идет.

- Если это так у тебя кусок не идет, хотел бы я посмотреть, когда он все-таки идет, - бросает Крис в ответ и смотрит на парней. - Когда она уже появится?

- А кто тебе сказал, что это именно тот парень?

- Если честно, мне кажется, тут можно и без стрел твоих обойтись, они явно заинтересованы друг в друге…

- Заинтересованность - не влюбленность, - Сухо запихивает тонкую соломку картошки в рот и улыбается. - Разве не бывает так, что нравится один человек, но влюбляешься в кого-нибудь другого?

- Бывает, но это не тот случай, все и без того понятно. Быть им влюбленными и вообще, мне надоело, Исин меня может увидеть, а я не хочу, чтобы кто-то знал, что я хожу по таким сомнительным заведениям.

- Какой же ты высокомерный и прот... - но Сухо не договаривает, он застывает со стаканом воды у рта и тихо шепчет. - Это все-таки он, мне нужно подойти ближе и взять ее.

Крис сканирует воздух над головой парнишки, но ничего не замечает, единственное что бросается в глаза, это теплый взгляд и заигравшая по-новому улыбка на его губах. Сухо поднимается с места и без промедления проходит мимо парней, со стороны кажется, что он отгоняет от них мошкару, но на самом деле Крис замечает, как после его пальцы не разжимаются, а, наоборот, плотнее сжимаются, словно он держит в кулаке что-то очень ценное, но в тоже время хрупкое. Отойдя на приличное расстояние, Сухо подает Крису знак взять лук и выйти вместе с ним на улицу.


Через дорогу от бара ветер кажется еще холоднее, вперемешку с дождем он бьет мокрыми оплеухами наотмашь и Крису почему-то становится очень больно. Когда Сухо неуверенно берет его за руку, дыхание сбивается к черту - прикосновение очень нежное и трепетное, и от него в глазах блондина жутко рябит. Он совсем не хочет отпускать мягкую ладошку, как будто вместе с ней может исчезнуть что-то большее. Собирается сопротивляться, но проигрывает, когда парень выдергивает свою руку и шепчет ему:

- Она у тебя в руке. Чувствуешь?

Крис едва находит в себе силы, чтобы ответить:

- Не знаю… Может, это все еще твое тепло?

- Не мое. Давай, пока ветер не усилился, отсюда стрелять идеально.

- А если машина проедет?

- Уже довольно поздно, даже если кто-то и проедет, ты все равно успеешь.

- Ты будешь скучать по мне, когда все закончится? - глупый вопрос, но Крису так хотелось его задать.

В ответ Сухо лишь молчит и безразлично пожимает плечами, кажется, другого выхода у Криса все-таки нет – нужно выполнить обещание. Он отходит на несколько шагов от Сухо и прикрывает глаза, стараясь представить в руке настоящую стрелу. Дождь усиливается, заставляя его торопиться, он резко распахивает глаза и, встав в удобную позу, натягивает тетиву до упора, руки параллельны земле - так, как учил Сухо.

- Все правильно, именно так, а теперь стреляй!

Блондин косится в сторону мокнущего под дождем парня, который сейчас, высунув язык, очень смешно ловит капли дождя, и понимает, что не сможет его отпустить - он не хочет быть больше один, иметь все и при этом ничего особенного на самом деле неправильно. А так…

Он резко поворачивается к Сухо и целится ему прямо в сердце. Последний глубокий вдох и на прощание:

- Даже если ты не будешь скучать, я буду. Надеюсь, у купидонов все же есть свои купидоны, потому что я очень этого хочу. Прости.

***

Крис беспомощно ворочается на диване, пытаясь вновь заснуть, только у дождя на этот счет свои планы, поэтому он бьется в окна косыми струями и лепит невесть откуда взявшимися желтыми листьями. Где-то на периферии слышится приглушенный мат и чья-то истерика, но блондин не обращает на это никакого внимания и, разочарованно выдохнув, поднимается с дивана – не спать, так не спать! Все равно чертовски скучно.

Пока чайник призывает мерзким свистом снять себя с электрической панели, он делает несколько бутербродов с сыром и ветчиной, затем аккуратно выкладывает все на тарелку и заваривает чай, раздумывая сколько ложек сахарного песка утопить в горячей воде. Дождь прекращается очень резко, будто кто-то наверху просто вырубил огромный душ. Крис облегченно выдыхает и открывает настежь двери на террасу. Мат, кажется, слышится явственнее. Холодный влажный воздух бьет прямо в лицо и заставляет ежиться – приятно, сюда бы еще теплый плед и можно просто умереть от наслаждения погодой и чаем. Он, не раздумывая, сбивает несколько диванных подушек на пол, рядом ставит поднос с едой, и усаживается, вытянув ноги наружу. Сверху изредка слетают капли дождя, и Крис, попивая чай, то и дело смахивает их с ног и напряженно прислушивается. Кто-то абсолютно точно закатил скандал, вот бы на это посмотреть! Крис поднимается с места и проходится по периметру квартиры, стоит по несколько секунд у окон и дверей в надежде найти источник шума. Наконец, он доходит до входной двери, медлит, словно боится и в правду обнаружить там что-то непонятное, но дверь все же открывает.

С нижней площадки доносятся звуки перепалки, кто-то истошно орет во всю глотку, чтобы его пустили наверх и помогли вырвать глаза такому-сякому Крису Ву. Сгорая от любопытства Крис спускается этажом ниже, он, стараясь не попадаться никому на глаза, выглядывает в коридор и видит вырывающегося из рук охранников босого Сухо. Крис больно себя щипает, потому что очень четко помнит, как бегал за парнем около часа по не самому лучшему кварталу в Пекине и никак не мог понять - орет он потому что стрела попала ему в сердце или потому что он просто ненормальный… Хотя мало ли из-за чего вообще можно орать?

-Ты теперь через парадный вход заходишь? А я думал, будет как в прошлый раз, прямо с неба. Отпустите его, - блондин грациозно выплывает, надменно взирая на переполошенных охранников. Они немедленно выпускают Сухо из рук, и тот, потеряв равновесие, падает прямо на пол.

- Твою мать, - кричит он. – У меня теперь обе руки сломаны, что ли?

Крис предпочитает не приближаться, правильно, всегда лучше наблюдать за событиями со стороны, желательно с безопасной стороны.

- Ты - придурок! Из-за тебя меня поперли из купидонов! Как мне теперь жить? Как? Отвечай, немедленно! - подвывает Сухо, поворачиваясь на спину. Он бьет подобно капризному пятилетнему малышу ногами по полу и явно переигрывает, но его это не волнует, от слова совсем.

- Может, наверху, - Крис тычет пальцем в потолок, - то есть дома, поговорим? Я тебя покормлю… - невинно предлагает блондин и поворачивается в сторону лестницы.

Он ничего не видит, но представляет, как парень резво поднимается и бежит за ним, свеча всему свету голыми пятками. – Где твоя обувь?

- Лу Хань отобрал, сказал, что негоже недостойным носить такие кроссовки.

- А они что, особенные были? – Крис прячет улыбку и замедляет шаг, чтобы Сухо за ним поспел.

- Ну, не то чтобы особенные, просто шили на нашей фабрике… А ты меня точно покормишь? – почти молит, но, будто опомнившись, начинает качать права. - Я теперь у тебя буду жить, ты ведь это понимаешь? Мне деваться совсем некуда. И все из-за тебя! Как ты мог выстрелить ею в меня? Как?

- Нельзя ли потише? Я – уважаемый человек, негоже мне подниматься по лестницам, а если кто-то еще увидит?

***

В последнее время о шикарном Крисе Ву ходит бесчисленное количество слухов. Конечно он с рождения был в центре внимания, но его личная жизнь никогда и нигде не обсуждалась. За неимением таковой и обсуждать было нечего. Все изменилось, когда он, бывший ненавистник шумных компаний и бессмысленных вечеринок, стал завсегдатаем довольно злачных, отнюдь неоднозначных мест. Он всегда появляется в сопровождении невысокого паренька по имени Сухо, который сразу же бросается в глаза странными замашками. По уверениям тех, кто имел счастье общаться с парочкой лично, парень очень красив, однако с головой явно не дружит, при этом очень много ест и матерится как сапожник, выплескивая на голову невероятного блондина тонны грязи. Крис, до этого никому не прощавший грубости и некультурности, не только стоически выносит все истерики, но и кажется, откровенно наслаждается ее проявлениями.

Пытаясь объяснить подобные метаморфозы, некоторые говорят, что двое парней приходятся друг другу дальними кузенами и не виделись очень много лет. Другие утверждают, что блондин терпит все, потому что много лет назад, когда дед Криса только начинал сколачивать состояние, он украл у деда Сухо какие-то драгоценности и продал их таинственному американцу, и вот теперь, чтобы замолить грехи деда, Крис и отдувается. Слухов ходит слишком много, но никто не уверен в их подлинности или хоть какой-то связи с реальностью… И только избранные знают, что Крис просто по уши влюблен в свалившееся с неба ненормальное белокожее существо с вечно меняющимся цветом волос. И это, кажется, взаимно.

@темы: OTP, fics, Leader, Писанина, Krisus, TwoLeadAwesomeness

так как я приболел, у меня была вся ночь на прослушивание нового альбома GD. в наушниках любая песня звучит совсем по-другому, она становится более атмосферной и ощутимой, можно заметить абсолютно любой звук и интонацию, поэтому после прослушивания, я, наверное, четко определился с фаворитами

Это однозначно Black... с Дженни версия мне нравится, но все же Скай впечатлила немного больше
Runaway хороша, так же как и R.O.D и Who You? Crooked и Coup D'etat никак не могу отделить от видеоряда, поэтому хоть они (Crooked больше) мне и нравятся, но в наушниках я их буду слушать меньше всего. А еще очень понравилась I Love It ибо голос Zion.T меня просто убивает.

и все же таких песен как Obsession и She`s gone, кажется, у него больше не будетТ.Т

@музыка: GD feat. Sky Ferreira - Black

@темы: Emotions, Music Box, I`m crazy, and I know it!, Dragon Baby, Ma love...

Название: Remember, whatever
Пейринг: Ифань, Лу Хань
Жанры: слэш, ангст, повседневность, романтика, hurt/comfort, AU
Примечание: оно мне ужасно нравится, несмотря на...
Рейтинг: PG-13

читать...You don’t remember your name?
No, but for some reason I remember yours. (c) Spirited Away

До автобусной остановки ровно два раза по кругу Sad Eyes и половину Affection, а еще с сотню коротких сырых выдохов в ноябрьский воздух. Прежде чем зайти под козырек, Ифань оглядывается по сторонам - сканирует пространство, наверное, с целью обнаружить сбой в своей привычной системе и устранить неполадки. Туман стелется пепельно-серым, а небо над головой, пропитавшись влагой до самых краев, опрокидывает на город, словно сквозь частое сито, потоки холодной воды. Ифань размазывает капли дождя по вискам, сбивая их в сторону недавно выкрашенных волос, и смотрит на расписание общественного транспорта. Осталось всего пять минут, а кажется, вечность.

Перед глазами кадры, как из старых черно-белых фильмов - мертвенно-бледные лица прохожих и серые, мрачные декорации. Приближающийся бирюзовый автобус совсем не вписывается в картину. Его хочется замазать черным или вообще стереть ластиком за несоответствие. Он качается из стороны в сторону и пыхтит подобно живому организму, а остановившись, и вовсе хищно оскаливается, открывая дверцы и пытаясь проглотить. Ифань медлит и вглядывается в салон. Абрикосовая макушка Лу Ханя видна вполне четко, поэтому он, набрав в легкие побольше воздуха, делает шаг и заходит внутрь. Электронный счетчик пиликает, принимая оплату с проездной карточки, - инородный звук на секунду отвлекает Лу от созерцания запотевшего стекла. Он скользит безучастным взглядом, по пустому салону, мимо высокого парня. Ифань коротко выдыхает и, пропустив два пассажирских кресла, усаживается позади. Автобус медленно дергается в сторону и плавно выезжает на главную дорогу. За окном стремительно темнеет, и уличное освещение танцует яркими бликами под сводами оголенных осенью деревьев. В салоне тоже зажигается свет.

Ифань приникает, подобно Лу Ханю, головой к окну - только так они могут быть в одном измерении. Прозрачное стекло вибрирует и едва слышно дребезжит, обдавая барабанные перепонки шипящими звуками. Расстояние между их телами можно измерить несколькими шагами, но Ифаню кажется, что это километры разбитых к черту дорог. Ухабы и рытвины чужого беспамятства, куда он каждый раз проваливается, пытаясь обойти, совершенно четко осознавая, что руки ему не протянут и выбраться не помогут. Он ловит каждое движение Лу Ханя на лету, мысленно хватается за пальцы и тонкие запястья и тянет на себя, как можно ближе, только Хань все время брезгливо дергается и отступает. С очередным его шагом назад больно.

Каждая промежуточная остановка подобна короткой клинической смерти - кажется, что Лу Хань сойдет именно на этой, именно здесь, согласно неведомому Ифаню плану, он должен раствориться и исчезнуть в беспрерывном человеческом водовороте. Люди заходят и выходят, духота от чужих мыслей и слов перекрывает доступ кислорода в легкие, спины срастаются, как кирпичная стена, отдаляя Лу Ханя. Больше, чем можно стерпеть. Длинные пальцы Ифаня путаются в проводках наушников, а сердце, словно огромный литой колокол, грохочет, заставляя нервно вздрагивать всем телом. И так ровно час, до конечной.


Сильный ветер подобно огромному животному облизывает их спины и затылки, и рвется к лицам, в надежде оставить видимые царапины. От этого тело бьет мелкая дрожь, но Ифань не спешит. Он отстает от Лу Ханя на несколько шагов, а тот ничего не видит вокруг, ходит из стороны в сторону, измеряя остановку небольшими шагами. Кажется, что он потерял что-то очень важное, потому что движения последовательны и логичны. Спустя полчаса, когда порывы ветра становятся невыносимыми, а капли дождя пронзают плечи мокрыми иглами, он заходит в автобус. Ифань идет вслед за ним. Все привычно, до спазмов в груди.


- Я не помню, прости.
- Совсем?
- Совсем…


Первое не помню было самым болезненным. Казалось, кто-то очень злой и жестокий полоснул по ясному голубому небу, превращая его в лоскутки. Они летели на голову, мешаясь с дождевыми тучами и поднятой в воздух пылью с дороги. Мерзкие лохмотья липли к лицу и впитывали несуществующие слезы. Хотелось плакать и смеяться одновременно. По-другому мозг не реагировал совсем. Потом было второе, третье, четвертое – каждый божий день, ровно две недели. Словно раскаленным до бела лезвием по незаживающей ране. Вспышки отчаяния сменялись гневом, а бессилие валило с ног. Ифань запретил себе кричать на Лу Ханя, запретил читать в его глазах пустоту, но запретить себе чувствовать боль не мог. Лу отчаянно хотелось встряхнуть что есть силы, словно только так части несуществующей для него головоломки могли сойтись воедино… С тех пор день Ифаня длится два с половиной часа – ровно столько он видит Лу Ханя. Все остальное - лишь мельтешащие перед глазами кадры из чужих размеренных жизней, с его существованием никак не перекликающихся.


- Ты ведь не отстанешь?
- Нет, прости.
- Почему?
- Потому что хочу быть рядом, когда ты…
- А если не вспомню?
- Все равно хочу быть рядом.
- Я ухожу.
- До завтра.


Небо хмурится и клокочет, устилая асфальт кляксами на тон темнее. Последний осенний дождь заставляет запыхавшегося Ифаня жмуриться и часто дышать. Пришлось бежать, потому что дома просроченные счета, отключенная горячая вода и выговоры за невыброшенный мусор - семейный апокалипсис в бытовых масштабах. Грудная клетка наполняется до краев моросью и прохладой, он вымученно прокашливается и упирается взглядом в расписание. Опоздал. Опоздал на кажущиеся осязаемыми пять долгих минут. На несколько секунд остановка превращается в чистилище, пыльная крошка непростительных грехов оседает на плечах и тянет своей тяжестью встать на колени. Будь Ифань сильнее, чем есть, обязательно покаялся бы.


Автобус медленно плетется вперед, спотыкается о красный на светофорах, и белый, впившийся стройными полосами в проезжую часть, изредка визжит на неугомонных прохожих, норовящих броситься под колеса от спешки. Кажется, будто кто-то невидимый расставляет препятствия и чинит ему козни, а он упрямо, почти как бык, сопротивляется, фырчит и брызгается мутными лужами. Ифань прячется от грязной воды за чужими пуленепробиваемыми спинами и всматривается в каждое лицо по ту сторону окна. Сердце из груди перекочевывает в горло и бьется рваным стуком, доставая до нёба. Хочется сглотнуть, но оно упирается невидимыми лапками и щекочет изнутри, не отступая и не сдаваясь.

Бирюзовый механический гигант выплевывает пассажиров по одному, пропускает сквозь воображаемые ворота – в ад или рай, иногда просто наружу. Лица перед глазами мельтешат, но никуда не пропадают, их черты смазываются светотенями или же, наоборот, увеличиваются, как будто кто-то прибавляет резкость и играет с контрастностью. Но все больше смазываeтся и растекается в линии монохромного черного и серого, яркого голубого и цвета заржавевшего металла. И только абрикосовый распускается хрупким бутоном прямо напротив. Ифань вначале не понимает, что происходит, зрение напрягается до предела, а картинка за окном застывает в мрачных, холодных сумерках. Лу Хань смотрит прямо в глаза, не моргая и не смущаясь. Уголки его губ подрагивают, а непроизнесенные им слова тонут в жутком уличном гуле. Двигаться не получается совсем, словно кто-то вяжет по ногам стальными нитями. Ифань выбегает из автобуса и замирает рядом с Лу.


Тишина хрипит и клубится полупрозрачным темно-синим воздухом, застывшие на деревьях редкие капли дождя готовятся уснуть под морозом до завтрашнего утра. Ровное дыхание Лу Ханя умиротворяет, Ифань перестает дергаться и беспокойно смотреть по сторонам – по крайней мере тот не собирается никуда от него убегать.

- Сядем на следующий?
- А? Да, конечно.
- Мне спокойно в общественном транспорте, знаешь? Не могу ездить в легковых автомобилях после аварии.
- Я заметил.
- Я постараюсь все вспомнить, ты только не оставляй меня, хорошо?
- Что..?
- Не оставляй как сегодня, без тебя неуютно.
- Х-хорошо.

Исходящее от Лу Ханя тепло ощущается каждым нервным окончанием, кожа пропитывается им подобно лакмусовой бумаге, выплескивая остатки в вены, до продрогших костей. Хань заходит в салон автобуса и занимает привычное, почему-то всегда свободное, место. Осмелевший Ифань отбрасывает любые сомнения и страхи и усаживается позади. За все время в пути Лу Хань оборачивается лишь однажды, но встретившись с встревоженным взглядом, моментально отводит глаза. Ифань, не уловив ни капли той былой пустоты, с облегчением подсаживается ближе, сокращая расстояние между ними с протянутой руки до нескольких вдохов. Дышать получается через раз, потому что наконец-то тепло, потому что очень спокойно. Незаметно для других Ифань решается попробовать кожу Лу губами - она такая же как тогда. Кажется, Лу Ханю приятно, но он с наигранным недовольством дергает плечами, и Ифань, несмотря на это, готов биться об заклад - Лу улыбается, собирая мелкие морщинки вокруг всегда таких живых, любопытных глаз. Он тоже улыбается и впервые за долгое время, не боясь потерять, прикрывает глаза.

@темы: Emotions, fics, Писанина, Luhan, Krisus

Название: Повторим?
Пейринг: Чонин, Исин
Жанры: слэш, романтика, повседневность, AU
Описание: Про лето, город и маленькие путешествия.
Посвящение: Ане
Рейтинг: G


Скачать бесплатно The Narrative - Eyes Closed на Muzebra.com.

читать...Когда Чонин просыпается, солнце за окном, подобно огромной оранжевой сковороде, подвешенной на толстый крючок прямо на окраине неба, пузырится кипящими брызгами, шипит и обжигает. Из-за плотных штор, в конце весны предусмотрительно вызволенных мамой из цепких объятий чердачной пыли, и включенного на полную мощность вентилятора кажется, что на улице прохладно, даже немного пасмурно, поэтому Чонин поднимается с кровати и бодрым шагом направляется в ванную комнату. Там он недолго стоит перед зеркалом, отражающим всеми подвластными ему цветами и преломлениями заспанное улыбающееся лицо с припухшими веками и внушительными губами, и включает душ. Вода стекает по затылку и спине, щекочет и целует, от чего Чонин нервно дергается, затем начинает смеяться во весь свой отнюдь не нежный голос, и тут же обнаруживает, что не принес с собой полотенце. Он шлепает мокрыми пятками по недавно выложенному паркету, представляя что это вовсе не отпечатки его ступней, а ластов ныряльщика, приготовившегося сигануть со скалистого обрыва на большую глубину, и улыбается, оборачиваясь махровым полотенцем. Влага стремительно бежит по телу и моментально впитывается в ткань, а Чонин изо всех сил мотает головой, и капли воды летят во все стороны, забрызгивая постельное белье и стены и образуя причудливые узоры. Если очень сильно захотеть, то на них можно будет разглядеть картины ледовых побоищ или же пейзажи в приглушенно-зеленых тонах.

Старинные часы на первом этаже дома заливаются металлическим перезвоном о ровно двенадцати по полудню, а Чонин, словно в неверии, смотрит на наручные и в панике бросается вниз по лестнице, на ходу заправляя полы новенькой рубашки в темно-синие джинсы по фигуре. В коридоре, пока он борется со строптивой шнуровкой кед, мама кормит его бутербродами, а сам он в перерывах между очередными кусками и глотками чая пытается объяснить ей куда собирается в такую жару и почему именно сегодня ему понадобилась отцовская машина.

- Крис вчера сказал, что к нему друг приедет, а он на работе, - Чонин откашливается. - Попросил его встретить.

После услышанного мама, конечно же, задает ему еще три миллиона вопросов - "почему Крис сам его не встретит и где он будет жить, как его зовут и чем он будет заниматься, и приведи его на ужин, обязательно". Чонин на все послушно кивает головой и дает, как ему кажется, вполне исчерпывающие ответы, которые то и дело перемеживаются со смешным чавканьем и ворчанием мамы в стиле "жевать нужно с закрытым ртом".


За входной дверью по-летнему шумно - пение птиц и стрекот цикад, журчание воды и гул проезжающих изредка автомобилей - все сплетается в странную, почти умиротворяющую какофонию и зовет за собой, навстречу выдуманным миркам и приключениям, которые летом почти всегда должны случаться с любым ребенком, стоит ему завернуть за угол в нескольких метрах от своего дома. Только Чонин давно уже не ребенок, и он чертовски опаздывает, что вовсе не мешает ему стоять на крыльце в нерешительности, потому что с улицы веет жаром, который подобно звездной пыли, струится и переливается в воздухе, пытаясь укусить за кожу на руках и кончике носа. Он надевает солнцезащитные очки с темно-коричневыми стеклами и ему кажется, что колючее солнце моментально сменяет гнев на милость, принимаясь ласкать блеском шелковых лучей.

Кожаный салон машины дарит мимолетную прохладу, но теплый ветер, бьющий по дверцам и залетающий внутрь, возвращает на землю и напоминает, что не за горами летнее солнцестояние и самый длинный день в году. Чонин включает автомагнитолу и тщетно пытается найти хоть какую-нибудь приличную радиостанцию. Так уж заведено на свете - по всем FM каналам либо читают нотации и рассказывают неутешительные новости, либо крутят некачественную поп-музыку. Чонин решает забить на поиск нужной волны и уже через 20 минут подъезжает к автовокзалу.


Чонин, совсем не зная Исина, всегда ему симпатизировал, а все потому что у Криса имелась привычка рассказывать о друге смешные истории, упоминая какие-то невероятные, иногда нелицеприятные, подробности. С самого начала с ним хотелось подружиться и, наверное, произвести неизгладимое впечатление… Он видел его всего лишь один раз на старой фотографии, поэтому очень переживает, что не найдет гостя в толпе новоприбывших. Наверное, нужно дождаться, когда на вокзале останется несколько человек, чтобы сравнить их с запомнившимся образом и избежать участи негостеприимного хозяина с плохой памятью. Хмурое выражение лица не покидает его ни на секунду, потому что толпа не редеет, наоборот, кажется, что маленький автовокзал постепенно превращается в муравейник, где люди-муравьи снуют туда-сюда по делу и без, от жары и тяжести чемоданов все больше горбятся и едва передвигают ногами.


- Ты случайно не меня ищешь, Чонин?

Когда Чонин оборачивается на тихий, с легким акцентом голос, первое на чем неосознанно задерживается взгляд - красиво очерченные губы и карие, немного влажные глаза. Исин стоит в нескольких шагах от него и улыбается так лучезарно, что Чонин сразу же проверяет не потерял ли он где-нибудь по дороге очки. Очки покоятся на переносице, а парень напротив улыбается еще шире, от чего на его щеках появляются ямочки. Ростом он оказывается ниже, что приводит Чонина в дикий восторг - ему всегда было просто невыносимо находиться рядом с почти двухметровым Крисом, которого из-за этого и китайцем-то толком не назовешь. Он протягивает руку, чтобы подобающим образом поздороваться с гостем, но вместо этого получает вес почти в 20 килограммов - Исин без всяких раздумий бросает ему на попечение свой чемодан и направляется к автостоянке.

- Ты же на машине? Которая из?

Чонин смотрит вслед и недоумевает, почему покорно следует за ним, более того, несет его тяжеленную сумку. Он кивает в сторону подержанного AUDI 2004 года и торопится его обогнать, но одно из колесиков чемодана оказывается сломанным и ему приходится волочить его по асфальту, издавая при этом довольно неприятные звуки.

- Эй, а ты откуда меня знаешь?

- Крис прожужжал все уши о тебе, даже фотографию твою показывал. У тебя губы свои или накачал?

От нелепости вопроса Чонин заливается смехом, но встретив гробовое молчание и недвусмысленный взгляд, замолкает.

- Свои, откуда такие мысли вообще?

- Мне говорили, что все корейцы на совершеннолетие делают себе операции…

- Вообще-то так говорят про девушек, - обижается Чонин и подходит к машине. Пока он раздумывает, куда укладывать чемодан - в багажник или на заднее сидение машины, Исин устраивается на переднем и высовывает голову, с любопытством разглядывая проходящих мимо людей и, видимо, что-то для себя отмечая.


Чонин старается на него не смотреть, отводит взгляд, но то и дело залипает на тонких запястьях и линии челюсти, а еще на оголенных ключицах и ямочке между ними. Исин кажется хрупким и ломким, похожим на фигурку из прозрачного китайского фарфора - светлая кожа просвечивает линии вен - одно неаккуратное движение, и он сотрется в белую пыль прямо в руках.

- Ты идешь?

Чонина обдает волной невыносимого жара - он понимает, что все-таки пялится, но тут же притворяется, хоть и неудачно, что рассматривал какое-то дерево. Он не знает, как ответить или сгладить ситуацию, поэтому просто садится за руль и выезжает с автостоянки.


Солнце безбожно плавит асфальт, и кажется, что капроновые покрышки прилипают к нему, подобно жевательной резинке к подошве ботинок. Чонин несколько раз даже смотрит в стекло заднего вида: а вдруг на самом деле на проезжей части остались черные, тянущиеся за ним полосы? Исин всю дорогу смотрит по сторонам и переключает FM станции, тонкие пальцы скользят по панели магнитолы, словно по клавишам фортепиано, и Чонину вдруг очень хочется узнать, каково это чувствовать. А еще ему хочется увидеть родной городок чужими глазами. Каким он кажется на первый взгляд? Нравятся ли Исину двухэтажные коттеджи по левую сторону и замечает ли он как красиво цветут липы вдоль дороги прямо напротив детской больницы. Аромат от них, во всяком случае, замечательный.

Чонин думает, что стоило заранее запастись полезной информацией и рассказать в каком году и каким архитектором была построена городская библиотека и сколько людей может поместиться на небольшой площади во время какого-нибудь концерта. Он рассказывает незатейливые истории и байки из своего детства, ему почему-то очень хочется, чтобы Исин также прочувствовал и полюбил эти улицы и людей знакомых с детства, понял, почему только здесь семилетний ребенок может в 11 часов вечера пойти, ничего не боясь, за мороженым в соседний с домом магазинчик. Чтобы разглядел, что по правую сторону, там, где заканчиваются единственные в округе пятиэтажные дома, возвышается здание городской мэрии, в саду которой летом можно поживиться самыми вкусными яблоками на свете. А тут, через улицу, в старом кинотеатре, по ночам иногда крутят порно фильмы, знают об этом, как кажется всего несколько человек, но на самом деле весь город… Исин, не веря, смеется, а Чонин божится, что все на самом деле так и обстоит, даже пытается пригласить его на один из ночных сеансов, а потом замолкает, понимая, что сболтнул лишнего. Китаец смотрит на него не с удивлением, а с любопытством, словно хотел услышать что-то подобное и, несмотря ни на что, дождался. Чонин проклинает себя и думает, что до конца пути вообще не будет ни о чем говорить. Только еще недавно прикованное к нему внимание Исина, которое можно было сравнить с прикосновением нежной ладони, ускользает от него, и он вновь начинает нести околесицу и ожидать реакции.

Исин оказывается жутко смешливым - услышав новую шутку, хихикает в ладошку и все время забавно машет руками в воздухе, давая понять, что ему не хватает кислорода. И Чонину это нравится. Кажется, что до встречи с Исином день протекал медленно и лениво, от скуки хотелось зевать, а сейчас оказалось, что времени катастрофически не хватает. Чонину хочется увеличить город до размеров Токио или Нью Йорка, простоять несколько часов в пробке, пусть и на жаре, только бы не терять этих волнительных ощущений. Почти подъезжая к дому Криса, он вдруг решает свернуть с пути и едет в объезд. Чонин думает, что таким образом он сможет растянуть время с Исином на целую вечность, но уже через 10 минут они вновь выезжают на главную улицу.

По дороге встречаются все те же здания и магазины, а Чонин из всех сил придумывает им новые названия и убеждает, что таких у них в городе несколько. Они кружат по городу еще добрый час, в течение которого Чонин решает, что не такой уж он и плохой выдумщик и острослов, и ему совсем не стыдно, что он нагло врет. Исин задает вопросы и удивляется на те или иные факты, и делает он это очень искренне и добродушно, и смотрит так пристально, будто хочет заглянуть куда-то очень глубоко внутрь. В конце концов фантазия Чонина иссякает, да и накручивание кругов по одним и тем же улицам может вызвать излишние подозрения у жителей городка, поэтому он с досадой сворачивает на тенистую аллею и через несколько минут оказывается у дома Криса. Он открывает запасным ключом дверь, помогает Исину занести все вещи в просторную квартиру и прощается с ним.


Чонин, задержавшись в подъезде, смотрит на улицу и проклинает жару, которая совершенно определенно накинется на него, как только он переступит через порог, а еще он очень хочет куда-нибудь пригласить Исина, только совсем не знает, как тот может отреагировать на подобное. Когда он оказывается на улице, солнце обнимает его своими огромными горячими руками и обжигающе щекочет кожу на затылке и спине. Хочется спрятаться, сбежать, улизнуть, только некуда. Он оборачивается и смотрит в одно из занавешенных окон, надеясь, что там тенью промелькнет Исин и можно будет с облегчением вздохнуть, потому что день прожит не зря. Но Исина там нет, он совсем близко – стоит в нескольких шагах от него и смотрит прямо в глаза, а еще улыбается, и сейчас Чонин совершенно точно знает, что может ослепнуть, потому что давно снял очки и теперь ему не удастся спрятаться ни от чего.

- Спасибо, что подвез, - наконец, произносит Исин. - Знаешь, я хотел промолчать, ну... про то, что ты меня возил по одним и тем же улицам при температуре плюс 40 и нес полную чушь, но было весело. Может, завтра, когда Крис будет на работе, повторим?

Чонин смущается, так сильно, что кончики ушей окрашиваются ярко-пунцовым, он отрицательно качает головой и виновато произносит:

- Боюсь, у меня закончились все истории…

- Зато у меня их полно!

Чонин стоит в недоумении несколько мгновений, а потом улыбается в ответ, потому что проигнорировать Исина не представляется возможным.

@темы: fics, Lay, Писанина, Kai

да, между тобой и Ифанем нет НИКАКОЙ РАЗНИЦЫ

@темы: Emotions, Exo M, I`m crazy, and I know it!, Mr. Panda

@темы: Emotions, Mimi, I`m crazy, and I know it!

у меня в бист отп донун/хенсын...
я это только что вспомнил...

@темы: OTP, Emotions, Danon, I`m crazy, and I know it!, Mr. 4D

Название: Спутником по орбите
Пейринг: Лу Хань/Чонин
Жанры: слэш, ангст, повседневность, AU
Примечания: Скомкано, алогично. Из-за Чонина, из-за Лу Ханя.
Рейтинг: PG-13


Скачать бесплатно 넬 (Nell) - Haven на Muzebra.com.


Скачать бесплатно 65DaysOfStatic - Radio Protector на Muzebra.com.

читать...Удар. Еще удар. Гулкое эхо прокатывается по баскетбольной площадке, и, теряясь между многолетними деревьями, бежит по венам тротуаров и спотыкается о трещины домов. Маленькая, выдуманная Чонином, планета (почти как в мультфильме про непутевого, но очень доброго слона Хортона) неизменно встречается с сырым асфальтом и летит от земли вверх - почти до локтей. Удар. Еще удар. Чонин ловит мяч в воздухе и, пробежав несколько метров, виртуозно, изящным сгибом в запястье и одними пальцами отправляет мяч в корзину. Вместо рева трибун - шум просыпающегося города с визгом машин и перекрикивающихся уличных торговцев. Город играет на подвластных себе инструментах, пузырится и грохочет, и Чонин утопает в утренних звуках и думает, что большего сейчас ему, наверное, и не нужно. Мяч падает к ногам парня и несколько раз жалобно подпрыгнув, будто обиженный, остается лежать у ног. Он садится на землю, не заботясь о том, что промокнет, и сверлит глазами кожаную поверхность мяча.

Утренний воздух терпкий и колется, от чего слизистую в носу свербит и хочется много чихать. Очень громко, чтобы перебудить воробьев, обитающих на соседних с площадкой деревьях. Чонин грустно улыбается и поднимает глаза к слишком хмурому сегодня небу. Совсем скоро оно вновь опрокинет на голову его родного города живую, клокочущую массу из дождя и сильного ветра. Чонину скучно и он совсем не знает чем себя занять, на чем сосредоточить внимание и немного отвлечься. Несколько раз носком сникеров несильно пинает мяч в сторону от себя, а потом вдруг резко поднимается на ноги, хватает его и подбрасывает высоко над головой. Представляет как мяч летит почти под облака, задевая их грязно-мутную вату, смешивая громы и молнии. Ему кажется, что обитатели мяча кричат и беснуются, потому что планета трясется от самого ужасного за всю их историю землетрясения. Им сейчас, наверное, жутко страшно - старшие спасают младших, кто-то получает ранения, дома их рушатся и многие остаются под завалами. Чонину нравится владеть ситуацией, подавлять, крушить, уничтожать: чувствовать себя властелином выдуманной вселенной всегда интересно и захватывающе. Только вряд ли жители этой планеты потом поблагодарят его за подобные игры. Быть может, Земля тоже игрушка в чьих-то руках? И этому кому-то иногда бывает чертовски скучно…

Чонин в последний раз ловит мяч и проводит по коричневой коже раскрытой ладонью, будто пытается успокоить и исцелить. А еще попросить прощения за свое неадекватное поведение у маленьких жителей. Очень хочет. Всегда бы так - если кто-то поступает неправильно, он должен извинится, найти в себе силы и просто сказать: "прости". Только, например, его друзья прощения никогда не просят, им кажется, что Чонин этакий дурачок, об которого можно вытирать ноги, не заботясь о его чувствах. И если Чонин потом сам пытается сгладить какой-нибудь конфликт или недоразумение, значит, ему никогда не бывает больно. А ему больно, и очень часто больше, чем всем остальным. Потому что за вечной улыбкой и придурковатым поведением, скрывается ранимое маленькое существо, которое жаждет заботы и внимания. Но он никогда, почти никогда его не получает. Наоборот - отдает, растрачивает, уничтожая себя, забывая о себе.

Город стремительно просыпается, словно вырастает под моросящим дождем, шелестит бетонными дорогами в унисон с листьями деревьев и скрипит железными конструкциями. Здание напротив тоже оживает, отзеркаливая в своих окнах проезжающие мимо автомобили и появляющиеся словно из ниоткуда стайки галдящих воробьев. Клерки и менеджеры среднего звена, уборщицы и заместители директоров, даже сами директора и президенты - ранним утром многоэтажное здание с явным удовольствием засасывает их в свою злобную пасть, чтобы выплюнуть в шесть вечера изрядно помятыми и уставшими. Чонин знает многих в лицо, а одного даже по имени. Лу Хань, похож на яркое пятно в серой гудящей толпе - живой, с вечной улыбкой во все 32, от чего кажется, что к старости все его лицо будет обрамлять тонкая паутина мимических морщин. Сегодня Хань появляется ровно за семь минут до девяти. Он проходит в каком-то метре от Чонина и останавливается у пешеходного перехода. На маленькой планете, что Чонин держит в руках, 13 секунд - это целая вечность, даже во вселенной гениального Мухаммеда Али бой длится ровно столько, для Чонина - это крупицы времени, которое хотелось бы растянуть до бесконечности, чтобы не только смотреть, но и видеть. Тонкую фигуру, с худыми плечами и красивыми пальцами, и выбеленные влажные волосы, изрядно потрепанные ветром и дождем. Ровно через 13 секунд Лу Хань переходит дорогу и скрывается за стеклянными дверьми, а Чонин бесшумно выдыхает и, убрав баскетбольный мяч в сумку, уходит.


Чонин отчетливо помнит, как в первый раз увидел Лу Ханя 3 месяца назад. Кажется, он тогда пришел на собеседование, потому что одет был с иголочки - в костюм по фигуре, белоснежную рубашку и бледно-серый галстук. Хань подошел к нему, чтобы спросить точный адрес компании, и Чонин сразу же заметил его нелюбовь к официальности и строгому стилю, потому что на ногах у парня вместо классических туфель красовались черные конверсы, а запястья были усеяны кожаными браслетами, все время вылезавшими из под манжет рубашки. Вначале за ним было просто интересно наблюдать, а позже… Чонин упирался, старался забыть, не приходить, не видеть, не слышать, но Хань оказался не затихающим ураганом, который с каждым днем усиливался, связывал по рукам и ногам, выворачивал на изнанку и тащил за собой. В какой-то момент Чонин перестал сопротивляться и решил просто плыть по течению, только течение все время прибивало его к берегу, от чего тело деревенело, а язык прилипал к небу. Он не мог найти в себе силы подойти к Лу и что-то сказать, в конце концов, куда-нибудь пригласить. Оставалось ждать, вот только чего - неизвестно.


Чонин просыпается от слепящего в глаза солнца, и громко матерится, потому что забыл вечером опустить жалюзи. Он, словно дождевой червь в поисках влаги, засовывает голову под подушку, но от нехватки кислорода обреченно рычит и, смирившись с нелегкой судьбой, поднимается с кровати. Позавтракав на скорую руку, впопыхах собирает сумку и выходит из квартиры - бегом почти через весь квартал, чтобы успеть на площадку и не пропустить Лу Ханя.

Когда в очередной раз брошенный из трехочковой зоны мяч изощренно, как в замедленной съемке, ползет по ободку кольца баскетбольной корзины и окончательно срывается вниз, Чонина накрывает усталостью и очень сильной жаждой. Летом всегда так - солнце изнуряет и словно высушивает, по каплям вытягивая из организма бодрость и хорошее настроение. Древний клен, прогибающийся почти до земли, укрывает легкой тенью несколько скамеек в дальнем углу площадки, и Чонин вынужден пройти четыре мучительных шага, чтобы спрятаться от жалящих лучей солнца. Он забыл принести с собой воду, поэтому с раздражением дергает молнией сумки и смотрит на часы. Пойти за водой он никак не может - пропустит Лу Ханя, а он и так не видел его несколько дней из-за ранних пар в университете. Чонин обреченно пожимает плечами и думает, что лучше все же посидеть в тени и дождаться китайца, даже если придется медленно умирать от жажды. Он мысленно запихивает неудачное, как протухшее мясо, утро в вакуумную упаковку и запускает его воздушным шаром в небо. Плохое начало нужно сразу же обезвредить, иначе испортится весь день.

Лу Хань не проходит мимо ни без десяти девять, ни даже ровно в девять. Шум города раздражает и выводит из себя, добивает напряжением системной ошибки в ежедневном мерном течении чониновского утра. Он сидит на скамье и нервно дергает ремешок спортивных часов, умоляя время замереть, а стрелки часов не переступать через злополучное 9.30. Чонин - выдумщик и почти всегда утрирует, даже малейшую проблему, возводит, подобно высокой каменной стене, почти до небес, а потом пытается собраться с силами и перепрыгнуть через нее. Так и сейчас, кажется, что эти самые 9.30 можно сравнить только с глобальной природной катастрофой или концом света. Только сегодняшняя проблема рассасывается сама по себе. Лу Хань каким-то невообразимым образом оказывается рядом. Чонин смаргивает усталость и, прикрываясь ладонью от солнца, пытается разглядеть переливающийся оранжевым с горящими бликами, словно пламя свечи, силуэт напротив. Непозволительно близко, что видно ободки ногтей и тонкие шрамы на лице и красные волосы, с торчащими в разные стороны прядями. Чонин не выдерживает обжигающей картинки перед глазами и зажмуривается.

- Жарко сегодня, - за три месяца ничего не изменилось: Лу Хань говорит с таким же акцентом и тихо, едва слышно, будто шепчет на ухо, садится рядом и смотрит в упор, не моргая и как будто пытаясь прожечь насквозь. - Тебя не было несколько дней.

От слов китайца становится удивительно, больно и приятно одновременно, три ощущения сплетаются в одно большое - брызжущее и чертовски щекочущее, словно миллион пузырьков, поднимающихся внутри до уровня сердца.

- Ты за мной следишь? - Чонин не понимает как ему удается ворочать заплетающимся языком. Кто тут за кем бессовестно следит нужно еще выяснить, но он решает сразу же перевести стрелки на Лу Ханя и да, это слишком по-детски, но по-другому у него сейчас не получится.

- Да нет, просто ты всегда есть, а вчера, например, не был. Стало как-то не по себе.

Чонин не смотрит на Лу Ханя, но отчетливо слышит, как тот хмыкает под нос и кривит губы, улыбаясь. Хочется сказать, что ему тоже было не по себе из-за отсутствия, но он молчит и зачем-то теребит ремешок многострадальных часов.

- Ну, мне пора, рад, что все в порядке, - Лу Хань поднимается на ноги и делает первый шаг.

От волнения уши Чонина закладывает, словно рядом кто-то несколько часов подряд играл на духовых инструментах, фальшивил и глотал ноты. Он думает, если и сейчас не решится на что-то, то другого шанса ему никто никогда не предоставит, поэтому, встает вслед за Лу и, поравнявшись с ним, спрашивает:

- Если я тебя куда-нибудь приглашу, это будет выглядеть очень странно?

Лу Хань ничего не отвечает, только улыбается, слишком фальшиво, чтобы было похоже на радость или тень согласия. В его глазах читается сожаление или просто усталость, Чонин не в состоянии разобрать оттенков, поэтому и чувствует себя странно, словно подвешенным за ногу вниз головой, волосы почти касаются выгоревшей травы и пыль с большой дороги бьет прямо в ноздри, одно слово Лу Ханя и он либо встретится головой с землей, либо встанет на ноги и выпрямит спину.

- Давай, в субботу? Где?

Чонину кажется, что он вот-вот задохнется от резкого падения собственного сердца прямо к солнечному сплетению, он называет первый пришедший на ум ресторанчик в центре города и, соврав что-то про университет и пары, позорно сбегает.

Чонин опаздывает на 20 минут. Он готов похоронить себя заживо, только бы не видеть расстроенного или взбешенного Лу Ханя, но как объяснить ему, что не мог выбрать одежду? Да-да, стоял как последняя сопливая девчонка перед не ахти каким гардеробом и не мог решиться хоть на какую-нибудь футболку. В конце концов, пришлось одеть подаренную мамой на день рождения светло-синюю рубашку и тоном темнее брюки, кое-как расчесать слегка волнистые волосы и переплатить за такси, потому что по-другому заставить таксиста ехать быстрее не представлялось возможным. Лу Хань, вопреки всему, встречает его теплой улыбкой и легким рукопожатием, которое как электрошок отправляет по всему телу миллионы мурашек. Чонин, извинившись, усаживается напротив и просит официанта принести меню. Как себя вести в подобной ситуации он не знает совсем, потому что в последний раз был на свидании миллион часов тому назад. Остается лишь улыбаться и с нарочитым любопытством смотреть по сторонам.

- Вообще смешно, - Лу Хань умеет заставлять не только смотреть на себя, но и слушать. - Я не знаю твоего имени. Да и ты моего тоже.

Чонин скукоживается всем телом, подобно обгорающему в сильном пламени листку бумаги, и от смущения нервно смеется. За собственным смехом он скрывается от неловкости, а Хань по обыкновению смотрит в упор, не моргая, он вообще схож с каменной глыбой на берегу моря, которую не берет ни одна волна, и уж тем более, подобные ситуации. При других обстоятельствах Чонин встал бы из-за стола и склонился в шутливом поклоне, но Лу Хань слишком сильно нравится и заметно доминирует, чтобы показывать себя с этой стороны на первом же свидании. Чонин, едва найдя в себе силы, представляется и ждет. Имя китайца, произнесенное его же губами звучит совсем по-иному - тянется, подобно сладкой патоке, кажется, его можно почувствовать на вкус и оно определенно немного горчит на кончике языка. Чонин притворяется, что слышит его впервые, ведь совершенно невозможно рассказать Лу Ханю, как он узнал его еще месяца два тому назад у работницы ресепшна, потому что это очень глупо и по-детски. Лу Хань оказывается интересным собеседником, легкий акцент окончательно стирается из-за задиристого смеха и его необыкновенной, очень живой, мимики. Чонин открыто любуется и жутко боится увидеть себя чужими глазами - зрелище, наверное, довольно забавное: дурачащийся Лу Хань и совершенно умиленный он. Нет, зрелище не забавное, а скорее неловкое.

После ужина Чонин настаивает на оплате, в надежде, что Лу Хань скажет что-то вроде "тогда за следующий заплачу я". Но он этого не произносит, просто вышагивает впереди и ничего не выдает его настроения. Его вообще сложно понять - сейчас он смеется, а уже через секунду, надев маску невозмутимости, молчит. Чонин не пытается вывести на разговор, только идет следом, иногда задевая конверсами второпях убегающую тень Лу Ханя. Носки кед из белых мгновенно превращаются в черные, словно кто-то опрокинул бочонок с вязкими чернила и Чонин, как маленький ребенок, наперекор родительскому запрету пачкает новенькую обувь и очень этим доволен. Ему нравится невероятное ощущение близости, пусть даже с тенью, пусть не на долго, выходит, в его вселенной доли секунды - тоже не так уж и мало…

Когда они проходят довольно оживленную улицу и оказываются в странном, гнилом закоулке, Чонин не выдерживает тишины и неизвестности. Он хватает Лу Ханя за руку и ведет за собой в темноту между старыми, обветшалыми домами. Толкает пальцами в грудь, придавливая всем телом к стене, не ощущая при этом ни рук, ни ног и почти захлебываясь чужими выдохами прямо в губы. Лу Хань поначалу смотрит с недоверием и явным раздражением и Чонину хочется кричать и материться отборными словами от бессилия и невозможности повернуть время вспять, потому что поцеловать его он все же не решается. Напряжение бежит по коже и щекочет нервы, он неуверенно проводит по лицу китайца раскрытой ладонью и, отходя назад, шепчет тихое "прости". Лу Хань хмурится, может, даже злится, и Чонин думает, что это конец - без права на помилование и второго шанса. Но Лу Хань, наверное, привык выносить мозги своим поведением, потому что шипит "к черту тебя!" и, схватив Чонина за грудки, целует. Губы у Лу горячие и колючие, как языки открытого пламени, а руки, наоборот, нежные, холодные. Чонин тонет, не успевая вынырнуть - с первого прикосновения и до каждого нового глотка воздуха в перерывах между поцелуями.

Секс с Ханем похож на погружение в кипящее молоко - так сильно Чонина еще никто не обжигал. Мутными белыми каплями с кончиков пальцев по спине и позвонкам, и дальше по пояснице и между ягодиц. Руками умелыми и требовательными и языком проворным и влажным, до болезненных спазмов внизу живота и долгого, очень долгого оргазма. Чонин не хочет верить в свое сумасшествие и прячет лицо в простынях, но вновь и вновь подставляется и всем своим существом просит большего. Лу Хань взамен отдает сполна, сбивая дыхание к черту и доводя каждый раз до хриплого "сильнее".

Чонин приходит в себя медленно и лениво, словно борется с тяжелыми одеждами эпохи возрождения. Слой за слоем скидывает с себя впившиеся в кожу прикосновения и поцелуи, надеясь не провалиться в сон и не потерять слишком хрупкую связь с Лу Ханем. Китаец будто назло ничего не говорит, сидит обнаженный на краешке кровати и смотрит в распахнутое окно. Ночной воздух приятно ласкает, облизывая кожу даже под тонким одеялом, а Чонин смотрит из-за плеча на худые запястья с браслетами и выпирающие лопатки и слов больше не ждет. Лу Хань оборачивается к нему с тяжелым вздохом, от света ночной лампы лицо его напоминает заготовку восковой маски для музея мадам Тюссо - без ярко-выраженных черт лица и эмоций. Возможно, нужно всего лишь прикоснуться, чтобы под теплом пальцев оно стало живым и приветливым. Удивительно, как он может быть таким - практически нечитаемым с человеком, которого только недавно покрывал поцелуями…

Лу Хань склоняется над Чонином и, касаясь кончиком носа его кожи, невесомо целует в плечо, и только тогда, наконец, улыбается. С чониновского сердца сползают липкие щупальца неуверенности и болезненного недовольства собой. Он робко улыбается, но молчит, как будто Лу Хань не человек вовсе, а что-то нежное и эфемерное - его запросто можно спугнуть и потерять. Китаец прижимается к нему со спины и обвивает своими невозможно красивыми руками, убаюкивая Чонина какой-то классической итальянской арией, напеваемой мягким приятным голосом.


По утрам солнце всегда ведет себя довольно странно - очень размеренно, даже нехотя, ползет по стенам и балконам, заглядывая во все окна без разбору и, обнаружив Лу Ханя, набрасывается на него, чтобы поскорее дотронуться до нежной кожи и оставить как можно больше следов. Чонин безумно ревнует, потому что не может позволить себе того же - чтобы лишний раз прикоснуться к китайцу он находит себе тысячу оправданий и даже не замечает как Лу Хань лукаво улыбается, чувствуя чужие пальцы на своем запястье или плечах. В такие моменты Чонин очень напоминает робкого ребенка, которому просто необходимо выглядеть серьезно и по-взрослому правильно.


Чонин, как и прежде, приходит побросать мяч в корзину, только если раньше все его существо было направлено на выискивание китайца в многоликой толпе, теперь он совершенно точно знает, что Лу Хань наблюдает за ним. От этого сердце в груди бьется сильнее, и движения вместо смазанных и рваных становятся продуманными и точными. Нельзя растрачивать себя на всякие мелочи, когда на тебя смотрят и, возможно, любуются. Во всяком случае Чонину очень хочется в это верить.

Стрекот цикад проникает в уши болезненными толчками, пробивается сквозь сверхтонкую мембрану и, достигнув барабанных перепонок противно щекочет, заставляя вместо прыжка под облака, становиться на колени, стирая кожу до крови и синяков. Иногда кажется, кто-то, злобно посмеиваясь в стороне, специально толкает его в спину или больно бьет по ногам, наслаждаясь каплями пота, которые вперемешку с пылью моментально превращаются в грязную субстанцию и оседают на ладонях и белой ткани боксерки. Сегодня Чонин не чувствует радости и привычной легкости; он в последний раз с раздражением бросает мяч в сторону корзины, когда Лу Хань, прячась под тенью клена, зовет его по имени. Парень натянуто улыбается и направляется к нему, уже у скамейки слыша жалкий удар мяча об ограду площадки - не попал. Лу Хань протягивает ему бутылочку с водой и заставляет сесть, а сам приседает рядом и несколько секунд, не моргая, смотрит на подсохшую сукровицу на коленках. Чонина это ужасно смущает, поэтому он закидывает ногу на ногу и отворачивается в сторону, но Лу властно хватает его за коленные чашечки, заставляя жестом посмотреть на себя. Он улыбается одними глазами, умудряясь при этом сохранить серьезное лицо, и Чонину хочется провалиться сквозь землю, потому что только у Лу Ханя получается дразнить и доводить до точки кипения, казалось бы, простыми движениями. Лу ласково проводит подушечками пальцев по ссадинам и достает носовой платок, обильно смачивая его ледяной водой и дуя на ранки, пытается их промыть.

- Как придешь домой, обработай антисептиком, иначе…

- Лу, перестань, - умоляет Чонин, не смея посмотреть в глаза - тогда все станет намного хуже. Лу Хань не отвечает, только хмурится, словно его отвлекли от любимого занятия и садится чуть поодаль. Через десять минут полной тишины и едва заметных прикосновений китаец уходит, обещая позвонить вечером.


- Ты придешь сегодня? - Чонин включает микроволновую печь и наливает себе кофе. Пока стеклянная тарелка выводит очередной круг, на другом конце телефонного провода царит молчание. Чонин привык к своеобразной манере Лу Ханя принимать решения долго и обстоятельно, практически по любым вопросам, поэтому делает глубокий вдох, впуская в себя горький кофейный аромат, и услышав тихое, но уверенное, "да", улыбается словно чеширский кот и прощается. Несмотря на некоторую отстраненность и иногда холодность, Лу Хань вообще никогда не говорит того, что не может сделать. В этом и заключается вся его замечательность. Чонин старается не перегибать палку следуя своим желаниям, слишком сильное чувство к Лу Ханю вяжет его по рукам и ногам, больно сдавливает в своих тисках и заставляет вновь и вновь сдаваться и уступать. Почти во всем. Чонин не жалуется, потому что как бы обидно за себя не было, Хань почти всегда компенсирует - жестами, словами, руками, губами. Чонин думает, что Лу - отличный манипулятор, в любой ситуации ведет себя так, словно все на свете вообще от него не зависит. Они очень часто спорят по пустякам, и если Чонин с пеной у рта защищает свои интересы, то Лу Хань ведет себя спокойно, даже немного безразлично. Чонина это бесит больше всего - в нем все кипит и клокочет, а в это время напротив сидит Лу и снисходительно улыбается. Совершенно невозможно узнать, что он думает на самом деле, от этого кореец очень часто чувствует себя уязвленным.

Лу Хань приходит немного позже, чем обещал. Стоит на пороге с опущенной головой и как будто не может понять, что делать. Чонин недовольно хмурится и подходит ближе.

- Ты чего? Только не говори, что тебе нужно уходить и забежал на минутку…

- Нет, - Лу Хань отрицательно мотает головой и тянет Чонина на себя, сминая его футболку влажными ладонями. Обнимает слишком сильно, словно пытается обнять не тело, а ухватиться за душу, получается отчаянно и неестественно.

- Мне больно, - несмотря на слова, Чонин не вырывается из объятий, только наигранно скулит и трется носом, подобно дворняжке, о ткань дорогой голубой рубашки.

- Давай постоим так несколько минут, хорошо?

- Хорошо, - едва слышно произносит Чонин и прижимается к китайцу всем телом. А в голове миллион разных мыслей и попытка объяснить самому себе, почему Лу ведет себя сегодня так и никак иначе.

Засыпая, Лу Хань беспокойно ворочается и Чонину время от времени приходится поправлять съехавшее одеяло или поднимать с пола упавшие подушки. Возможно, нужно просто дождаться рассвета и при свете поднимающегося на востоке солнца разглядеть пролегающие у глаз мелкие морщины, раз и навсегда запомнить форму пальцев и ногтей, попробовать какие у спящего Лу Ханя на вкус губы и расслышать о тайнах, которые он так тщательно скрывает за семью печатями. Но сейчас китаец совсем неразговорчивый, и сон тяжелой тенью ложится на веки, заставляя забыть обо всем на свете, и только рук с тела Лу Ханя Чонин не убирает всю ночь - потому что боится проснуться и не найти его рядом.


***

Когда однажды Чонин задает Лу Ханю вопрос: почему тот ни разу за все 4 месяца, что они вместе, не захотел познакомить его ни с одним из своих друзей, китаец с недоумением смотрит на Чонина и спрашивает:

- Разве тебе меня мало?

- Нет, не мало, конечно, но я бы хотел узнать твоих друзей. Хотел бы видеть как ты ведешь себя с ними, над чем вы смеетесь и грустите, в конце концов, они могут рассказать о тебе то, о чем ты не хочешь, чтобы я знал, это ведь так естественно… - Чонин разводит руками, словно говорит "а как по-другому?", но вместо ответа Лу Хань заставляет замолчать легкими поцелуями мимо губ. Чонин злится и целует сам - глубоко и рвано, и все вопросы становятся снова лишними и совершенно глупыми. И только позже, когда он принимает душ, понимает, что Лу просто напросто ушел от ответов, позволив ему завладеть ситуацией.


***

Как-то Лу Хань сам звонит Чонину и просит пустить переночевать. Парень пребывает в недоумении, когда тот заявляется раньше обещанного и смотрит на него незнакомым обреченно-тяжелым взглядом. Вначале Чонин теряется и боится задавать вопросы, потому что все они могут оказаться неправильными, а потом, когда замечает как Лу Ханя мелко трясет, подходит к нему и неуверенно обнимает. Под теплом рук Хань расслабляется и позволяет усадить себя на диван, с благодарностью улыбается Чонину, когда тот приносит ему чашку свежесваренного черного кофе, но в глаза старается не смотреть. И вновь Чонина бьют под дых множество вопросов, но он берет себя в руки и старается успокоить китайца, дотрагиваясь длинными пальцами до сгорбленных плеч. Лу напрягается всем телом, когда Чонин очерчивает линию ключиц и ведет по шее и дальше к подбородку и выше. Он замирает у губ и слышит тихий выдох - явный признак недовольства.

- Может, расскажешь, что произошло? - Чонин, убирая руки с лица Лу Ханя, предпринимает жалкую попытку разговорить китайца. Выходит из рук вон плохо, он без сил откидывается на спинку дивана.

- М..? - видно, что Лу растерян, он быстро моргает, словно пытаясь отогнать какие-то гнетущие в этот момент мысли.

- Ничего, - Чонин хмурится и прикрывает глаза. Тишина больно кусается, хочется то ли кричать от обиды, то ли просто выпнуть Лу Ханя за дверь, пригрозив ему больше не появляться на пороге его дома. Чонин не знает как себя вести и стоит ли вообще что-нибудь выпытывать. - Пригласи меня как-нибудь к себе в гости, я до сих пор у тебя не был…

- Хорошо, - получается обреченно, как будто Лу легче сказать именно это, чем просто отказать. Чонин мечтает встретиться головой со стеной, чтобы не слышать фальши в словах, только мягкая обивка дивана спасает от ударов, и от этого только больнее. - Хочешь займемся сексом?

Чонин кривит губы в ухмылке и поднимается с дивана. Он протягивает Лу Ханю руку и тянет за собой в сторону спальни:

- У меня есть предложение получше, давай, просто ляжем спать…

Хань устало кивает, и Чонин думает, что ему в этой жизни чертовски не повезло - он не умеет кричать и требовать, только злиться и паниковать. Не умеет ломать и крушить, стирать в порошок других, а не постоянно себя. Всю ночь Лу Хань как в бреду цепляется за Чонина, распарывая его по несуществующим швам, и молчание входит в привычку, только компенсируется царапаньем кожи и бусинками проступающей здесь и там красной крови. Чонин терпит, потому что не знает, за что его наказывают так больно. А чувства к Лу Ханю, вопреки всему, растут слишком быстро, и он совсем не понимает, как они умещаются в его небольшой грудной клетке.

***

Встречи становятся редкими и изнуряюще мучительными. Они почти не разговаривают, обмениваясь лишь дежурными фразами в коротких промежутках между очередным сексом. Чонин мечтает хоть немного отогреться, но все больше и больше увязает, его словно уносит за собой противная жижа леденящего болота, потому что требовать у Лу Ханя каких-то ответов не время - раньше он не решался задавать вопросы, а сейчас слишком поздно. Наверное, нужно найти в себе силы и отказаться от губительных отношений, но Чонин медлит, надеясь, что Лу Хань сам заговорит с ним и расскажет, все объяснит, и тогда станет легче и возможно проще. Чонин упрям и ему совсем невдомек - Лу - звезда, горящая высоко над головой и, только кажется, что очень близка. А дотронуться нельзя никак...

И Лу молчит. Сомнения и ревность захлестывают и погребают под собой без малейшего шанса на спасение. Спать по ночам не получается совсем. Бессонница искусно убивает, потрошит холодными осенними ночами, заставляя кутаться в одеяла и пить слишком горький, невкусный чай.


В тот день город хмурится больше обычного и бьет мутным дождем по голове и плечам. Чонин всю ночь сидит под навесом баскетбольной площадки, пытаясь привести в порядок свои мысли. А выдуманная планета мокнет под потоками воды, и Чонину совсем ее не жалко, только немного обидно. Он смотрит на здание напротив и ждет Лу Ханя, которого не видел несколько недель. Парень как и прежде не собирается закатывать истерик или требовать объяснений, только, наверное, хочет убедиться, что со старшим все в порядке…

Когда Лу Хань подходит к Чонину, тот смотрит в упор, не моргая. Ему нечего больше бояться - нельзя потерять то, что никогда не принадлежало, но смотреть все равно жутко больно. Лу по привычке садится рядом и ничего не говорит, только иногда смахивает с лица капли дождя, отчаянно напоминающие слезы. Никто не виноват в том, что жизнь смывает с лица улыбки, рисуя взамен слезы и страх, а еще глубокое разочарование и боль. Человек создан для того, чтобы пройти через множество препятствий, и тогда к концу его жизни, только по лицу можно будет понять, какую жизнь он прожил. Чонину хочется верить, что у Лу Ханя оно будет говорить о радости и счастье без слов. Несмотря ни на что, просто потому что ему так больше нравится.

- До того как мы начали встречаться ты был таким радостным… Я всегда думал, что ты станешь противным морщинистым геем, - Чонин глотает слова, поэтому звучит надтреснуто и тихо. - Думал, что нужно копить на пластические операции, ведь парочка старых геев - это ужасно. А потом начал понимать, что никогда тебя таким не увижу, потому что видеть некого - я не знаю тебя, я не был у тебя дома, не видел твоих друзей, даже не знаю, когда ты родился и что любишь есть на обед, - Чонин из последних сил старается говорить ровно, но тело его выдает - он дрожит всем существом и уже совсем неважно - от холода или боли, руки сами впиваются в дерево скамьи. - Это неприятно… как будто лететь спутником не по своей орбите. Чужеродный объект, пришелец, которому нет места в твоем мире, понимаешь?

Лу Хань находит своей ладонью дрожащую ладонь Чонина и тихо отвечает:

- Ты никогда ни на чем не настаивал.

- Это было удобно, правда? - Чонин дергается, убирая руку, будто Лу прокаженный, а прикосновения вместо тепла дарят ожоги. - Скажи, ведь удобно, когда рядом человек без мнения и принципов, когда он слепо верит и идет за тобой? И не имеет значения, что он глуп и очень боится потерять. Я даже на приличный скандал не способен, ведь это могло отпугнуть. С тобой я забыл, кем нужно быть, и чего я когда-то хотел от жизни, требовать объяснений, наверное, все же стоило, но... Они уже не спасут, ни тебя, ни меня.

- Я хотел тебе многое рассказать, - получается жалобно и неуверенно, будто это и не Лу Хань вовсе.

Из-за слов китайца в груди у Чонина все ноет от острой физической боли, но он прикрывает глаза, потому что иногда не видеть, значит, не знать, поднимается со скамьи и уходит, бросая напоследок:

- Возможно, я очень виноват, и ты потерял улыбку…

Когда Чонин скрывается за углом, Лу Хань, наконец, поднимает глаза к небу и едва слышно, никому конкретному, говорит:

- Ты ни в чем не виноват, я просто не знал кому улыбаться.



***

Звонок с незнакомого номера выводит из спячки не сразу. Чонин смотрит на циферблат механических часов и ничего не видит - пелена сна не до конца сползла с глаз и, все еще цепляясь за веки, небольно, но кусается. Он включает громкую связь и переворачивается на другой бок, пряча голову под одеялом.

- Доброе утро, - ужасно знакомое, но все же чужое.

- Доброе, вашу мать! - не сдерживается Чонин, продолжая бубнить под нос ругательства.

- Ты научился материться, - голос веселый и задиристый, и Чонин ловит себя на мысли, что интонации чертовски кого-то напоминают.

- Пришлось, - шипит он в подушку, и выплывает из под постельного белья. Смотрит на часы и, увидев 6.30, нагибается над телефоном и кричит во все легкие. - Какого хрена звоните так рано? Если никто не умер, я выключаюсь и ложусь обратно спать.

- Это Лу Хань, прости, что разбудил.

Чонин застывает на несколько мгновений, не понимая, как мог забыть этот голос, а потом вспоминает, что слишком часто думал о Лу - границы между реальностью и настоящим стерлись давным давно, от того и голос звучит не так как прежде, в мыслях.

- Что тебе нужно? - получается наигранно грубо, по-другому никак, ведь Лу Ханю нельзя верить. Никогда было нельзя.

- Мне нужна помощь, мне не к кому обратиться, - и снова фальшиво, за всем своим фасадом уверенного и состоявшегося человека, Лу Хань так и не научился врать.

Чонин не знает как поступить, и понимает, что вновь совершил ошибку, только когда записывает какой-то адрес на клочке бумаги и через час уже стоит перед небольшим трехэтажным домом, недалеко от центрального парка. Здравый смысл кричит, больно колошматя по грудной клетке изнутри, но Чонин назло всему, переступает через порог и поднимается на второй этаж. Дверей на площадке несколько и только одна распахнута настежь и слышно как громко играет проигрыватель, разрывая монотонность утра резкими рифами. Чонин заходит в квартиру, повсюду множество коробок с книгами и дисками, одеждой и фотографиями. Везде, почти везде изображен Лу Хань и еще какой-то молодой человек. Чонин не хочет смотреть, потому что это может означать только одно. Потому что тогда все встанет, наконец, на свои места и больше вопросов не будет…

- Его больше нет, - Лу пытается выйти к Чонину, путаясь в коробках под ногами, он мягко улыбается, застывая в коридоре, чуть поодаль.

- Нет? - Чонин нервно сглатывает и переводит взгляд с фотографий на Лу Ханя.

Тот утвердительно кивает и отвечает:

- Нет, мы с ним расстались.

- Расстались, - бездумно повторяет Чонин и делает шаг навстречу. - Когда?

- Полгода тому назад, - китаец виновато тупит взгляд.

- Почему? - Чонин чувствует, как закипает, как гнусная лава обиды за самого себя подступает к горлу, клокочет внутри и выливается наружу криками и сбившимся дыханием.

- Потому что случился ты… я никак не мог решиться рассказать ему о тебе, а тебе говорить не считал нужным, прости.

- Почему же ты говоришь мне сейчас?

- Потому что… пора выбрасывать прошлое. Я хотел, чтобы ты мне помог, - Лу Хань стоит совсем близко, так близко, что Чонин чувствует как ресницы Лу касаются кожи на его щеках, как пальцы скользят по плечам и обнимают, очень сильно, как никогда раньше. Это так на него похоже - молчать очень долго, чтобы потом сразу ответить на все вопросы. И прошлое белым пеплом рассыпается в воздухе и ничего больше не нужно, только бы знать на все сто…

- Я - тоже прошлое?

- Ты им никогда не был.

- Ты сейчас врываешься.

- Чтобы у тебя не было времени думать.

И что-то похожее на прежнее чувство тонким скальпелем режет внутри, ломает ребра, и вот Чонин уже стоит с раскрытой грудной клеткой и сердце почти не бьется, вместо этого ледяной ветер хлещет по ранам, чтобы стало в тысячу раз невыносимее. Чонин глотает воздух губами, а Лу Хань будто назло давит своими невозможно красивыми руками на мышцу внутри, чтобы крови стало больше - чтобы она топила в себе обоих…

Чонину впору кусаться, впиваться в тонкую кожу, тоже до крови и жил, и белых костей. Только бы больше безвольно не заламывать руки, не отпускать, не терять, ни вздоха, ни взгляда, ничего… Впору кричать, громко-громко, на всю улицу, город, планету, чтобы ее трясло от ужаса, страха и, наверное, счастья. Потому что Чонин искал, очень долго искал и пробовал - руками, глазами, губами. И только сейчас понял, что лучше все равно не существует. Просто потому что он всегда был на своей орбите.

@темы: OTP, Emotions, fics, Писанина, Luhan, LuKai, Kai

детки сегодня выиграли. и я понял, что не могу смотреть на то, как они плачутТ.Т поэтому никогда и никто не смейте говорить, что они не заслуживают побед, поклонников, любви. Чунмен и Чонин меня совершенно добили, мне захотелось перелезть через экран, схватить их в охапку и долго-долго обнимать. потому что они заслужили все - и любовь, и популярность, даже пресловутые деньги. они не спали ночами, репетировали день и ночь, возможно, глотали слезы от разочарования и бессилия, думали, что бесполезны. и все это только для того, чтобы на сцене блистать, чтобы движения были отточенными, а глаза горели удовольствием от проделанной работы. успехи приносят радость и удовлетворение. вырастайте до небес, назло всем.

@темы: Emotions, Favourites, Exo K/M, I`m crazy, and I know it!