@темы: Emotions, Krisus, I`m crazy, and I know it!

@темы: OTP, Emotions, Leader, Krisus, I`m crazy, and I know it!, TwoLeadAwesomeness

я как-то твитнул, что хочу дождаться двадцатипятилетия Чонина и умереть от восхищения, что придется откладывать деньги не только на пластику лица, но и на гроб (хотя все же кремация по мне)
о чем это я? я же собирался поздравлять замечательного ребенка с днем рождения, а не говорить о смерти. но если я еще немного побуду в своей ленте в тви, то точно умру от прекрасия и обилия Чонина.

сначала я тебя не любил. ты был везде и мозолил мне глаза, это жутко раздражало, и я думал - эй, какого черта вообще? почему тебя так много. сейчас все иначе, то есть совсем иначе, и дело не в мордашке, хотя она мне жуть как нравится, а в стержне - в характере, многие поспорят, что они все играют и это все образ. не знаю, может и образ, но почему-то кажется, что именно характер. да что там!!! все вместе.

непреклонный и волевой, местами ребячливый, вредный и смущающийся, жутко талантливый и прекрасный

сегодня все мое сердце тебе.

@темы: Emotions, I`m crazy, and I know it!, HB!!!, I love that smirk!, Ma pain..., People who make me smile, Kai

а еще есть вот эти двое, из-за которых, кстати, я ушел из другого фандома, напрочь разучился писать по суджу и единственный пейринг, где я оттягиваюсь по полной, потому что люблю писать их смешными, неловкими и ненормальными и открою секрет, я шипперю Чунмена нее, мне нравятся несколько пейрингов с обоими, но! только с Ифанидой, потому что жена должна быть рядом с мужем!

@темы: OTP, Emotions, Leader, Krisus, I`m crazy, and I know it!, TwoLeadAwesomeness

жаль, меня никто не пойметТ.Т в этом я настолько одинок, как вообще может быть одинок шиппер непопулярного пейринга... и...



и вроде бы их мало и никто ничего не пишет, и все как-то притупляется, а потом они делают вот так... и я умираю

@темы: fanart, Emotions, pics, Lay, Sehun, I`m crazy, and I know it!, sexing

я не виноват. он сам пришел

@темы: Emotions, Krisus, Exo K/M, I`m crazy, and I know it!, Art-Delicious, People who make me smile

Название: О зонтах и сантехниках
Пейринг: Минсок, Чонин
Жанры: слэш, AU
Примечание: сюжета нет, вообще ничего нет! писалось на рандомфест, но я от него отказался, поэтому это будет лежать здесь кто-то еще не знал, что я немного того?
Рейтинг: G

читать...Минсок устало трет ноющую переносицу и жалеет, что утром не надел вместо очков линзы. До конца рабочего дня осталось всего 15 минут, но выходить на улицу не хочется из-за густых туч, скопившихся за день над городом. А выходить нужно обязательно, иначе опоздает к приходу сантехника, поэтому он, возводя глаза к небу, загадывает дойти до того, как польет дождь. Вчера из-за испорченного слива стиральной машинки, он затопил соседей и весь воскресный вечер выслушивал истерики «пмс»-ных дамочек. После дамочек в гости без приглашения пожаловали их мужья, благодаря чему, Минсок совершил невероятное открытие - пмс передается половым путем, ибо такого количества мата и прочих завываний на тему он никогда в своей жизни не слышал.

Небо Мину явно не благоволит – дождь начинается резко и, не жалея, бьет гигантскими каплями по непокрытой голове, умудряясь еще и за ворот шерстяного пиджака заползти. Когда на перекрестке загорается красный свет, Минсок грязно материться и на несколько секунд мутирует в капризного ребенка, бьющего по мокрому асфальту ногами. До дома парень дойдет вымокшим до нитки, что кажется ужасной перспективой, потому что на улице поздний октябрь, а так как отменным здоровьем он никогда не обладал, то непременно заболеет и сляжет с высокой температурой, что в свете его проблем на работе и неуспеванием по всем пунктам с последним проектом, кажется катастрофой вселенских масштабов. Пока светофор отсчитывает жалкие секунды времени, Минсок напрягает извилины, пытаясь решить – бежать обратно в офис или где-нибудь спрятаться.

Проезжающие машины забрызгивают газоны и тротуары мутной водой, Минсок, отчаявшийся поймать хоть какое-нибудь такси, каждые несколько минут поглядывает на наручные часы и продолжает смачно материться. Судя по всему, вечером его опять ждут ор и выяснение отношений, может быть даже заявление на имя домовладельца настрочат с просьбой выселить, и тогда уж точно не обойтись без настойки валерианы или чего-нибудь покрепче. А ведь он так долго искал себе дешевое жилье всего в одном квартале от места работы. Минсок тянется в карман за помятой пачкой сигарет, когда мимо, всего в нескольких шагах от него, проходит высокий парень в огромных красных наушниках, которые очень красиво оттеняют непривычный для корейца оттенок кожи. Но не это, в первую очередь, бросается в глаза Мину, а то, под каким великолепным зонтом тот идет. Большой, с удобной деревянной ручкой, а цвет загляденье - под стать его сегодняшнему небрежно-деловому стилю.

Решение приходит моментально. Нет, Минсок не нападает на незнакомца с целью покалечить, но желаемое заполучить, он просто проворно ныряет под зонт и блаженно улыбается. Незнакомец, кажется, его не замечает, и это хорошо - можно спокойно, без разборок, пройтись хотя бы до следующего перекрестка, а там будь, что будет. От нежданной радости Мин зажмуривается и впечатывается в незнакомца. Тот, не понимая в чем дело, снимает наушники:

- Что такое?

Мин не теряется, хватает парня под локоть и, тараторя, ведет вперед:

- Ничего такого. Только вот дождь так некстати, а ты идешь такой грустный и один, а я стою… тоже один, дай думаю, составлю одинокому человеку компанию!

- Вы что вообще творите, да как вам не стыдно! - парень останавливается посреди улицы и надувает от возмущения пухлые губы. - И куда, по-вашему, мы должны с вами идти?

Дождь барабанит по зонту, разлетаясь вокруг миллионами прытких капель, а Минсок думает, что залипает на незнакомце по всем канонам дурацкой романтической комедии. Нужно взять себя в руки - впереди жуткий мат, возможно, «пмс»-ных соседей или бессонные ночи, возможно, бомжа-неудачника. Он готов сейчас показать парню киеми и спеть песенку про милое семейство мишек, только бы тот провел его до дому. Ведь осталось совсем немного: прямо до перекрестка, затем налево, затем снова прямо от силы минут 5 и все! Красивое девятиэтажное здание предстанет пред прекрасными очами. Эх! Была не была, Минсок невинно хлопает глазами и решается:

- Ты не мог бы меня проводить..?

Парень выпучивает глаза и, кажется, растет под дождем как гриб. Мин отступает, но сразу же юркает обратно под зонт. На самом деле, если бы незнакомец хотел, он бы давно уже ушел, потому что когда к тебе на улице пристают ненормальные люди, нормальные обычно - либо уходят, либо дают в глаз за наглость, либо вызывают неотложку и тоже уходят. А этот или такой же ненормальный, как он, или просто дурачок.

- Послушайте, у меня сегодня еще три вызова, мне нужно работать, а вы меня отвлекаете! - при слове «вызов» Минсок напрягается, это, конечно, может быть совпадением, но он только сейчас замечает в его руках небольшой чемоданчик с логотипом той самой компании, откуда должен прийти сантехник. С такой внешностью его профессия кажется просто насмешкой - в лице незнакомца могли бы воплотиться все самые смелые эротические фантазии всех сексуальных конфессий. Даже лесбийской. Ну надо же, сколько счастливых совпадений за один дождливый день. - До свидания, мне пора.

Мин успевает схватиться за рукоятку зонта и выкрикнуть:

- Стоять!

Шокированный сантехник замирает, а радостный Минсок, чуть ли не прыгая на месте от счастья, поставленным в армии (где он, кстати, никогда не служил) командным голосом чеканит:

- Ким Минсок, улица Сечжонном, дом 3, 7-ой этаж, квартира 23!

- О-откуда вы знаете?


В следующий четверг вечером, пока на кухне закипает чайник с водой, Мин, тщательно осматривая краны и сток раковины, прикидывает чтобы такого испортить для еще одного срочного вызова на дом соблазнительного сантехника по имени Ким Чонин. Здравый смысл в виде соседей перевесить не может, поэтому он выдергивает какой-то шланг и сразу же набирает номер фирмы по оказанию бытовых услуг:

- Здравствуйте, у меня уже второй день течет под раковиной на кухне, да… записывайте улица Сечжонном, дом 3, 7-ой этаж, квартира 23. Ким, да-да, я жду… Ким Минсок, - и чтобы не закричать от радости, он сильно прикусывает нижнюю губу. - Да что вы говорите, сам Ким Чонин придет..?

@темы: Emotions, fics, Писанина, Exo K/M, I`m crazy, and I know it!

Название: Tiptoe Higher
Пейринг: Лу Хань/Чонин
Жанры: слэш, романтика, ангст, AU
Посвящение: Tinker Bell, go!
Примечание: мне было очень сложно, но. спасибо прекрасному Эдуардо
Рейтинг: PG-13

часть 1Осенними вечерами небо напоминает Чонину причудливую турку, в которой на медленном огне готовится горький кофе. Пепельно-серые облака, словно пенка, собираются под ободком и пузырятся, переливаясь через край небосвода моросящим дождем. Его вкус ни с чем не сравнить - он похож на все сразу и ни на что одновременно и пахнет чем-то терпким и пыльным. Юноша слизывает с губ капли и, вытягиваясь во весь рост, встает на цыпочки. Кажется, еще один шаг - ближе к краю крыши - и можно, оттолкнувшись, полететь. Только не вниз, как все, а вверх, чтобы укутаться в густых облаках и уснуть. Или, как он всегда мечтал, исчезнуть. Девятнадцатилетнему Чонину никогда не хватало смелости ненавидеть мир целиком, и он всю свою сознательную жизнь ненавидел его в деталях - родителей, лица которых безжалостно стерло из памяти время; цвет собственной кожи, которую он, будучи десятилетним ребенком, хотел отодрать от костей, только бы его перестали дразнить; людей, которые кроме презрения ему ничего не подарили.

Сегодня горизонт вместо хмурого полыхает темно-синим шатром цирка-шапито и гирляндами желтых огоньков, от приятного света которых хочется жмуриться и иногда бить себя по груди: чтобы успокоить бешеное биение сердца. Утром, когда раздавали билеты на благотворительное представление, Чонин едва уговорил администратора приюта дать ему самое лучшее место. Женщина средних лет долго рассматривала паренька сквозь слегка поцарапанные стекла очков в серебряной оправе и, в конце концов, громко цокнув языком, выдала ему билет в первый ряд, сделав всего на день, но счастливым.

Чонин осторожно вдыхает влажный воздух и резко, словно на что-то решившись, выдыхает. Нужно торопиться - до начала долгожданного праздника остался всего лишь час, а опаздывать парнишка не любит. Он открывает дверь на лестничную площадку и, стараясь не шуметь, в полумраке спускается на первый этаж в кладовую. Из-за вечной сырости кое-как прилаженные друг к другу половицы не скрипят, только хлипко вздрагивают под тяжестью его ног и приподнимаются то тут, то там. Чонин по привычке воровато оглядывается по сторонам – о его тайнике никто не должен узнать – и забирается на табурет, одновременно пытаясь нащупать что-то на самой верхней полке стеллажа. Через секунду он, зажимая в руке немного помятый билет, спрыгивает на пол и, крадучись, идет в свою комнату.


По дороге он отбивается от воспитателя и остальных ребят из приюта, чему, по правде говоря, очень рад, но для виду негромко чертыхается, засовывая дрожащие от волнения руки в карманы узких черных штанов. Кажется, неугомонное сердце разбухло внутри до невероятных размеров и теперь блуждает по телу, выбиваясь неровным биением где ему вздумается. Он весело смеется, удивляясь, как еще не попал на прием к кардиологу. Дождь озлобленно хлещет по лицу, и Чонин думает, что можно было бы спрятаться где-нибудь до начала представления и провести несколько минут в одиночестве - все равно ему к подобному не привыкать.

Он проходит мимо главного входа и сворачивает за угол; спустя несколько минут останавливается у стройного ряда трейлеров и оглядывается по сторонам. Странная, мертвая тишина, подбираясь со спины, обволакивает и как будто пытается задушить, но отступает, как только Чонин слышит несколько гулких залпов - скорее всего кто-то поджигает петарды. По лужам ползет неясный звук чьих-то шагов и Чонин, следуя годами выработанным инстинктам, прячется за одним из трейлеров. Дождь, словно по мановению волшебной палочки, затихает, и он, прикрывая глаза, радостно улыбается и, не боясь окончательно промочить одежду, прислоняется спиной к холодному металлу машины.

Когда чужие пальцы слишком сильно сдавливают его плечо, Чонин невольно шипит от боли. Ему не хочется смотреть, потому что он и без того знает, что за ним, как и миллион раз до этого, увязался кто-то из приюта.

- Уходи, - так тихо и ровно, как он вообще способен реагировать.

- Я не могу этого не сделать, ты же понимаешь? - тембр голоса знаком и неприятен до одури, и Чонин силится не сплюнуть от отвращения.

- Я не хочу драться, - слева и справа слышатся смешки, приправленные издевкой. - Трусы никогда не ходят одни, да? - Бежать Чонину некуда, все равно найдут, поэтому он зло скалится и плотнее сжимает зубы – даже если будет невыносимо больно, он не произнесет ни единого слова, слишком большая честь для таких ничтожеств.

Бьют его долго, от сильных ударов, кажется будто внутренние органы прокручивают через мясорубку, боль расползается по телу, словно разряды электрического тока, а теплая кровь из открытой раны на голове, мешаясь с грязью из луж, застилает глаза и щекочет подбородок. Чонин мелко дрожит и пытается подняться на ноги, но его вновь и вновь валят на землю, заставляя инстинктивно прикрывать грудную клетку острыми коленками...

So I bare my skin, and I count my sins, and I close my eyes, and I take it in.(c)

* * * * *

После представления Лу Хань, по обыкновению стирая на ходу грим смоченным в теплой воде полотенцем, идет к своему трейлеру. Дождь давно закончился и небо над его головой напоминает темно-синее шелковое полотно – почти такое же как купол их цирка. Он на мгновение замирает, запрокидывая голову назад и вдыхая полной грудью ночную прохладу. Время, кажется, зависает в воздухе и изредка подмигивает крапинками далеких звезд. От созерцания его отвлекает какой-то звук, и он вовсе не удивляется, когда замечает у трейлера тоненькую девичью фигуру. Фей все еще в своем цирковом костюме наездницы, и если отбросить всю неприязнь, которую Лу Хань испытывает при таких вот встречах, она удивительно хороша.

- Почему так долго? – приклеенные ресницы слегка дрожат, выдавая нетерпение девушки.

Лу Хань пропускает тон сказанного мимо ушей и подходит к трейлеру. Он не успевает открыть дверь, потому что Фей прислоняется к ней спиной, не давая пройти.

- Я не просил тебя ждать.

В глазах девушки читается жгучая обида с примесью озлобленности, но она все равно пытается обнять Ханя. Он отступает на шаг, и ее красивые руки ловят в воздухе пустоту.

- Прекрати это, пожалуйста. И уходи.

Фей, как и положено в очередной раз отвергнутой девушке, капризно бьет по земле каблучком и сразу же уходит, гордо подняв голову и сверкая глазами.

Лу Хань не то чтобы злится на Фей, он ее просто избегает. Ее томные, недвусмысленные взгляды и не знающая меры настойчивость выливаются в странные истерики и почти всегда оставляют неприятное послевкусие. Лу никогда не был праведником, но и к стану грешников себя приписывать не собирался, потому что не считал, что несколько более-менее удачных свиданий и одна с половиной ночь "любви", как упорно именовала их Фей, могли сказаться на его душевном равновесии, тем более, привести к изменению в графе "семейное положение". Хань привык к тому, что никому ничего не обещал и не требовал этого взамен. Все это прекрасно знали и зачастую никто особо не настаивал, пока к труппе не присоединилась красавица-китаянка.

Он не зло улыбается вслед уходящей фигурке и забирается в трейлер, от усталости голова немного кружится – хорошо бы поскорее принять душ и завалиться спать до следующего вечера, но очередное представление должно состояться всего через два дня в городке неподалеку, а это значит, что выезжать нужно рано утром, на рассвете.


- Что будем делать, Син? Что мы будем делать? – От истеричных причитаний Тао, наматывающего круги вокруг обеспокоенного Исина, Лу Хань просыпается, но высовывать голову из-под одеяла явно не собирается. И как только они умудряются не столкнуться друг с другом в двух квадратных метрах?

- Ничего, ты успокоишься и пойдешь к своим кошкам, а мне нужно подумать, - Исин из всех сил старается говорить тихо.

- Они не кошки!

- Но из семейства кошачьих же? – Исин ждет пока Тао не кивнет в знак согласия головой, и распахивает перед младшим дверь. – Никому ни слова, а если все же проговоришься, тебя будет ждать наказание.

- Ге, ты при виде мыши на Ифаня взбираешься, какое еще наказание? – Тао смеется, от чего сережки в его ушах слегка покачиваются из стороны в сторону.

- Вали уже, мелкий, достал! – ангельским терпением Хань никогда не отличался, тем более, когда ему чертовски хочется узнать, почему эти двое так распереживались. Он вскакивает с дивана и с разбегу наваливается на Цзытао, пытаясь защекотать. Младший моментально ретируется, выкрикивая проклятья и матерясь.

- Плохо мы его воспитали, кажется, - Исин закрывает дверь и ставит на плиту чайник с водой.

- А я тебя предупреждал! Когда я пытался его бить, ты говорил нельзя, а теперь этот монстр обзавелся двумя огромными котами и ему море по колено.

- Только ему это не говори, - Исин слегка улыбается. - Оденься, я только что поужинал, меня мутит от вида твоих трусов, - друг бросает в лицо Ханю попавшиеся под руку брюки и облокачивается на крохотную мойку в углу.

- Прости, я забыл надеть кружевные, не ожидал, что ты придешь ко мне средь бела дня, - Хань игриво подмигивает, но заметив, что Исин не расположен сегодня шутить, спрашивает. - Что случилось?

- Вообще-то уже давно вечер. Говорю же, одевайся, сейчас все сам увидишь.

Когда они подходят к фургонам, в которых обычно хранится цирковое оборудование и перевозят животных, Лу первым делом думает, что пропало что-то из реквизита. Подобное уже однажды случалось, но на этот раз, судя по поведению Сина, все намного серьезнее, не стал бы он так драматизировать без веской причины.

- Там кто-то есть, - друг подводит его к одному из фургонов и открывает дверь.

- В смысле? - Лу Хань заглядывает внутрь и силится разглядеть что-то в полумраке, но ничего не выходит.

- В прямом! Мы с Тао хотели достать кое-что для завтрашнего выступления, но…

- Господи, Син, ты такой трусишка! Может, там на самом деле какое-нибудь безобидное животное? – Хань сдерживается, чтобы не засмеяться, и с легкостью запрыгивает в фургон.

- Ничего подобного! Там человек, и он весь в крови, я все прекрасно видел!

- Да где же? - он пинает все без разбору.

- Не делай этого, а если заденешь его? Посмотри в правом углу, за коробками.

- Может, ты сегодня с планеты Земля, а не как обычно, и принес с собой чем посветить? – с надеждой спрашивает Лу Хань, но резко замолкает - в углу на самом деле кто-то есть. Он, не раздумывая, сбивает на пол многочисленные коробки и через секунду кричит Сину. - Зови, Ифаня, сейчас же!


Тао окончательно перестает предпринимать всяческие попытки залезть в луханевский трейлер, когда в конец выведенный из себя Ифань рычит на него не хуже амурского тигра. Поэтому Цзытао прячется под одним из окон и нагло подслушивает их разговор. Врач только что ушел, и теперь трое старших должны решить, что делать с найденным в фургоне парнем.

- Нужно отвезти его в ближайшую больницу и оставить там, – Лу Хань делает вид, что не замечает испепеляющего взгляда Сина. – Или сдать властям. При нем нет ни одного документа! Может, он беглый преступник?

- Да его избили до смерти, о чем ты вообще говоришь? – в этом весь Исин – для него все хорошие, даже те, кто нехорошие.

- Вот именно избили, Чжан, мы же не знаем за что… - Ифань - единственный, кто пытается сохранить спокойствие и трезвость мысли. – С другой стороны, кажется, что кто-то на самом деле хотел замести следы, иначе зачем запирать его в цирковом фургоне? Лучший способ избавиться от человека, по-моему.

- Вот именно, Ву, - передразнивает его Исин. - Ты же сам понимаешь, что он скорее всего жертва, а не преступник, как думают некоторые!

- Син, если утром ты не проснешься, потому что тебе кое-кто перерезал глотку, я не буду приносить цветы на твою могилку.

- Как будто если я умру от чего-то другого, ты будешь это делать, - Исин смотрит на друга с презрением, словно говорит "я все про тебя знаю, извращенец".

- Во всяком случае, ты мог бы об этом помечтать, правда?

Ифань умудряется поймать керамическую кружку до того как она могла впечататься, и вовсе не гипотетически, в красивый гладкий лоб Лу Ханя. Хань благодарит его поклоном и обнимает со спины - все лучше, чем умереть от руки Исина, страдающего материнским инстинктом. Все это время безмолвно лежавший на кровати в конце трейлера парень вдруг начинает подавать признаки жизни и, едва ворочая языком, просит пить. Исин срывается с места, Лу с раздражением закатывает глаза и смотрит на задумавшегося Ифаня.

- Врач сказал, что у него незначительные раны, лихорадка скорее всего уже была, но и сегодня возможна. Пусть пока останется, очнется, а потом поговорим с ним и примем решение, - что и требовалось от него ожидать.

- Фань, а если его родители разыскивают? Мы же попадем под суд! – Лу делает последнюю попытку вразумить друзей, но Ифань уверенным жестом просит его успокоиться. – Да чтоб вас! Делайте, что хотите!


Лу Хань не знает, что его раздражает в этой ситуации больше: то, что незнакомца оставили ночевать в его трейлере, или то, как ему страшно проснуться рядом с мертвецом, даже если врач и сказал "ничего серьезного". Он подходит ближе к спящему парню и с присущим ему любопытством разглядывает внимательнее. Разбитые в кровь пухлые губы и открытая рана на голове, синяки, изуродовавшие красивый оттенок кожи и грязная одежда… Лу Хань предпочитает не помнить то время, когда сам был таким же, но больно ему почему-то как тогда. Он с секунду раздумывает, а потом, хоть и сомневается в своих действиях, но прикладывает ухо к чужой груди и облегченно выдыхает - биение сердца спокойное и ровное. Хань присаживается на пол, прямо у изголовья, и надеется, что ночью лихорадки все же будет - несмотря ни на что, парнишку на самом деле жалко.

I can feel your heartbeat through my shirt.(c)

* * * * *

Когда Чонин пришел в сознание, чувствовал он себя, мягко говоря, странно. Непривычная обстановка жутко смущала, а уютные пастельные тона казались верхом издевательства воображения. Для собственного успокоения он решил, что скорее всего бредит, поэтому прикрыл глаза и через несколько минут снова открыл их. Ничего не изменилось, наоборот, вдобавок к галлюцинациям прибавилось осознание, того, что тело полностью задеревенело, словно его залили бетонным раствором, оставив на поверхности только голову. Чонин пролежал плашмя несколько часов кряду, а когда, наконец, смог пошевелить конечностями и встать с узкой кровати, сразу же плюхнулся на пол - тело не слушалось, а голова кружилась так сильно, что можно было подумать, будто он очень долго катался на каких-нибудь умопомрачительных аттракционах. Чтобы хоть как-то прийти в себя, он прикрыл глаза и постарался досчитать хотя бы до ста – его не в первый раз избивали и почти всегда такое помогало.

На цифре 23, которую он почему успел повторить несколько раз, Чонин почувствовал, как его подняли на руки и положили обратно на кровать. На цифре 30 он, все же поборов свой страх, да и любопытство взяло вверх, открыл глаза и застал нависшего нас собой молодого человека. Исин умудрился сразу представиться и засуетился как ненормальный. Без умолку тараторя, он постоянно давал кому-то указания: чтобы срочно приготовил еду, вызвал врача, а потом сходил за кем-то по имени Ифань. И еще много чего по мелочи. На все сказанное кто-то отвечал то ли покорно, то ли с сарказмом, и Чонин никак не мог определиться, чего же в голосе этого человека было больше.

Как Чонину потом рассказывал Исин, он пролежал в бреду несколько суток и все потеряли какую-либо надежду, хоть врач и говорил совершенно обратное. На вопрос младшего, почему же они не оставили его в какой-нибудь больнице, Исин лишь повел плечами и пробубнил что-то неопределенное. Чонин тогда обиделся, но виду не показал, потому что не был в том положении, чтобы требовать разъяснений.


В первый же день, несмотря на стоящего в дверях трейлера постового Исина, грозное выражение лица которого так и говорит "не подходить, убью", он знакомится с Ву Ифанем. Стоять в комнатке с низким потолком высокому парню лет двадцати пяти явно неудобно, поэтому он присаживается на краешек кровати, и Чонин ловит себя на мысли, что еще никогда не видел таких красивых людей. У Ифаня цепкий проницательный взгляд, но очень мягкая улыбка, поэтому и впечатление оставляет двоякое. Он с ходу представляется администратором труппы, а Чонин думает, что, возможно, сейчас проходит своеобразную проверку и не ошибается:

- Как тебя зовут?

- Чонин, - Исин был бы не Исином, если бы не влез.

- Чжан, я не у тебя спрашиваю, - Ифань хмурит брови, но на друга не смотрит. - Так откуда ты, Чонин? Как оказался в фургоне? За что избили?

- Как вы думаете за что обычно бьют людей? Особенно приютских? - парень мрачно улыбается. - Я не помню ничего кроме того, что пришел со всеми на представление, а потом мне досталось от парней и… и все, - каждое слово болезненно режет рассеченные губы, поэтому Чонин все время облизывает их.

- Значит, приютский? - администратор в раздумье трет переносицу, а Син от нетерпения не находит себе места. - Мы поможем тебе вернуться.

- Издеваетесь? Я не хочу туда возвращаться! - он срывается на крик, но из-за встревоженного взгляда Исина сразу притихает. - Я в январе стану совершеннолетним, нет никакого смысла…

Ифань не дослушивает и, резко поднимаясь с места, жестом приглашает Исина выйти вместе с ним. Чонина тошнит, он закрывает глаза, чувствуя как проваливается в пограничное с дремой состояние. Нет никакой возможности на чем-нибудь сосредоточиться, поэтому, как бы он не старался, расслышать ничего из разговора друзей не получается. Они возвращаются через несколько минут и, перед тем как заговорить, администратор делает многозначительную паузу, словно дает время Чонину, над чем-то подумать.

- Любая цирковая труппа, это не просто коллектив, а большая семья, члены которой хоть и имеют какие-то проблемы и взаимные претензии, но всегда, при любых обстоятельствах стоят друг за друга горой. Мы решили, что ты можешь остаться с нами на какое-то время, но потом тебе нужно будет уйти, прости. Может, кому-то нужно что-то сообщить?

Чонин отрицательно мотает головой, и Ифань уходит. Если быть до конца честным, он и не думал, что ему позволят остаться, но никто не мог запретить ему об том мечтать. Приют никогда не был для него домом и ничего кроме постоянного страха и чувства собственного ничтожества за все годы его пребывания там, в отличие, от нескольких дней в цирке, не наградил. Но он никому не позволит себя выгнать, потому что уйдет сам, как только поправится. Потухший взгляд Исина заставляет Чонина натянуть на лицо приветливую улыбку. Тот все понимает и, подмигивает в ответ, только получается у него из рук вон плохо – обоими глазами. Парень заливается веселым смехом и чуть не сползает с кровати.


Чонин ловит себя на мысли, что ему не очень приятно каждое утро встречать лицом к лицу с любопытствующим взглядом кошачьих глаз Тао. С тех пор как он пришел в сознание, тот днюет и ночует в трейлере Лу Ханя и, кажется, установил жесткий контроль над всем, что там происходит.

- Отойди от него, он не зверюшка для опытов, – Исин помогает Чонину приподняться и для удобства подкладывает под его спину еще одну подушку, одновременно изловчившись, пихает сидящего на полу Тао носком в ребра, от чего тот неестественно взвывает и, вскочив на ноги, несется прочь.

- С меня хватит! Из-за этой принцессы, мы уже неделю стоим в этом городе! И ты начал плохо ко мне относиться!

- Единственный, кто ведет себя как принцесса, - это ты, Цзытао, причем обиженная принцесса, - Чонин не видит лица говорящего, но понимает, что это Лу Хань. На самом деле, он его так ни разу толком и не видел - досадное обстоятельство, потому что очень любопытно. И сейчас Лу Хань совершенно точно не защищает Чонина, он, кажется, вообще никогда никого не защищает.

- И ты туда же? Ты говорил, что на моей стороне и так же, как я, мечтаешь избавиться от этого маль… - Исин задергивает тяжелые гардины, тем самым отделяя их с Чонином от остальных. Все по-прежнему слышно, но если очень постараться и абстрагироваться, можно принять чужой разговор за диалог из фильма, идущего по телевизору.

- Не слушай его, он просто ревнует.

- Я стараюсь, но чувствую себя неловко, как будто отнимаю у человека что-то очень важное, - Чонин тянется, чтобы взять у Исина тарелку, но по телу бежит предательская боль, и он безвольно опускает руки. Он пытается улыбнуться в ответ на сочувственную улыбку старшего, но ничего не выходит. - Лу Хань тоже ревнует?

- Лу Хань… С Ханем все сложнее, но… мы поговорим об этом в другой раз, - Исин не смотрит Чонину в глаза, вместо этого поит куриным бульоном и как ни в чем не бывало треплет волосы на макушке.

- Но… - Исин быстро затыкает ему рот небольшим куском белого мяса. Чонин решает не допытываться, тем более, он уже давно раскусил его - старший из той категории людей, которые позже все равно все рассказывают, поэтому он сразу же переводит разговор на более нейтральную тему. – Как ты думаешь, я могу после обеда немного прогуляться, всего 10 минут, пожалуйста?

Син радостно улыбается, уверяя Чонина, что уже давно хотел ему это предложить, и обещает устроить самую лучшую экскурсию на свете, но только если тот съесть свою порцию бульона и хотя бы еще одну куриную ножку.


Несмотря на начало ноября, солнце нежным теплом проходится по скулам и носу и забирается маленькими лапками прямо за пазуху. Чонин ослеплено жмурится и, умудряясь свернуться ленивым котенком на раскладном кресле, улыбается. Никому конкретному, может разве только себе – такому расслабленному и, он хоть и боится использовать это слово даже про себя, счастливому. В последний раз он чувствовал себя так, когда стоял с зажатым в руках билетом в старой кладовой. А все случившееся потом вспоминается болезненно и нехотя. Ирония судьбы, не иначе: в первый раз он попал в цирк восьмилетним ребенком, родители сделали ему подарок на Рождество, от предвкушения которого Чонин не мог спать по ночам, почти не ел и дни напролет говорил о лошадях и смешных обезьянках, придумывал и показывал клоунские номера, наслаждаясь искренним смехом родителей. А потом было само представление, с яркими, полыхающими огнями и настоящими львами, выполнявшими приказы дрессировщиков, а еще с акробатами, демонстрировавшими умопомрачительные трюки, и метателями ножей, внушительный и дерзкий вид которых вызывал неподдельный трепет. Тогда жизнь была прекрасной и безоблачно чистой, почти как сегодняшнее небо. Только никто никогда не может знать, как иногда завтра отличается от сегодня. В тот день когда улыбающийся от уха до уха мальчик Чонин переступил порог приюта, он застрял в параллельной Вселенной или просто потерялся во времени. И вот теперь его словно выкинуло обратно.

Чонин решает хотя бы сегодня не хмуриться и, отогнав, грустные мысли, встает с насиженного места. Легкий плед, которым его заботливо укрыл Исин, падает на пол, и он сам едва на падает следом - от однообразной позы по ногам бьет судорога. Чонин резко выдыхает, когда его, очень кстати, подхватывает за локоть чья-то рука и слышится знакомый голос:

- Нужно чаще гулять, а не сидеть целыми днями стариканом в кресле!

Парень медленно оборачивается в сторону ворчливого спасителя и, слегка щурясь, робко улыбается. Он много раз готовил себя ко встрече с Лу Ханем, придумывал, как будет просить у него прощения за причиненные неудобства, и даже решил, что пообещает ему поскорее уйти. Но все заученное и отрепетированное моментально стирается из памяти и остается лишь улыбаться и говорить нечленораздельное "спасибо". И Чонин не совсем уверен в чем дело – в хмуро сведенных на переносице бровях или тонком шраме на губе, а может, в отнюдь не приветливом взгляде, который его жутко смущает.

I'm waking up, I feel it in my bones.(c)

* * * * *

Когда Лу Хань просыпается, яркое солнце светит прямо в глаза, и он первые минуту-две ненавидит себя вчерашнего, забывшего задернуть плотные шторы. Последующие десять минут он ненавидит Исина, который опять отчитывает Тао за какие-то провинности и не где-нибудь, а в его собственном трейлере. Затем Лу решает выделить целых полчаса на ненавиденье мелкого, но передумывает, потому что выкинуть 30 минут из жизни на капризного повелителя кошачьих - слишком большая честь. Он, укутавшись в одеяло, поднимается с дивана и с трудом протискивается между незамечающих его друзей в ванную комнату, где стоит совершенно без дела добрых десять минут. Раннее утро - явно не его время суток. Оно приносит лишь раздражение и стойкое желание с кем-нибудь поскандалить, поэтому, даже не удосужившись умыться, он выходит к друзьям и пытается испепелить их взглядом. Получается из рук вон плохо - друзья зрительного контакта не устанавливают, никакого внимания на него не обращают, и он, не раздумывая, переходит к плану B - начинает кричать:

- Почему я должен встречать каждое свое утро в вашем обществе? Чего опять разорались? Если вам нет дела до меня, то подумайте хотя бы о спящем Чонине!

Исин по-прежнему делает вид, что Ханя и вовсе не существует, а Тао, обиженно тупит взгляд и отступает в сторону, давая ему возможность пройти, недовольно бубнит вслед:

- Плохой ге, когда тебе нужно, ты прикрываешься Чонином… Он уже час как ушел в город с Ифанем и Фей.

Лу Хань пропускает мимо ушей сказанное и спрашивает у него:

- Что опять случилось? Что ты опять натворил?

- Я… ничего, ге, честное слово!

- Как ничего? - Исин сверкает на него глазами и быстро подходит к плите, на которой закипает чайник с водой, из-за чего Лу заметно напрягается и замирает на месте. - Кто будет кофе? Кто чай?

Лу Хань облегченно выдыхает и дает себе мысленную оплеуху, потому что не такой уж его друг и садист, и конечно не станет обливать Тао кипятком, даже если тот и сделал что-то на самом деле ужасное. Он, довольно улыбаясь, просит кофе и забирается с ногами на диван, пряча голые коленки под одеялом. Тао покорно присаживается рядом и, словно прося о защите, доверчиво прижимается к нему. Лу Хань вновь напрягается и думает, что хоть и любопытен, но лучше ему сегодня вообще ничего не знать, а еще ему очень хочется кричать, чтобы оба выметались из его трейлера, потому что нервных клеток за это утро он кажется потерял больше, чем за последнюю неделю. Он долго буравит взглядом забитого Цзытао, потом смотрит на Исина и тихо, надеясь, что они его все же не услышат, и, выпив свои напитки, просто уйдут, говорит:

- Рассказывайте уже, что случилось?

Судя по всему, Тао принял единственно правильное в данной ситуации решение - он упорно молчит и иногда бросает на Исина умоляющие взгляды, а Син, наоборот, если молчит, значит взвинчен, более того - беспощаден; он разливает кофе по кружкам и передает одну Ханю, а другую - мелкому, сам же садится в кресло напротив.

- Он спрятал ножи Минсока…

- И правильно сделал! Мин скоро кого-нибудь убьет!

Лу Хань заливается истеричным смехом, потому что их конферансье, конечно, малый хороший, только с реакцией у него явно не все в порядке, да и зрение в минус десять диоптрий его хобби никак не способствует. Возомнил себя великим метателем ножей, он недавно чуть было не пригвоздил несколькими меткими ударами Ифаня к деревянному забору.

- Да, но спрятал он их под кроватью Чонина, - Исин неодобрительно смотрит на гогочущего друга и, тяжело выдыхая, мотает головой, - Более того, он сказал Минсоку, что собственными глазами видел, как Чонин нес их к себе.

У Лу Ханя нет повода не верить словам Исина, да и характер Тао он знает слишком хорошо, чтобы не принять во внимание такую вероятность. Он в исправительных целях дает ему несколько звонких подзатыльников, но сразу же, успокаивая, обнимает:

- Мелкий, зачем из-за него портить свои отношения с людьми? Он скоро уйдет, - когда Хань говорит это, на Исина он старается не смотреть, потому что знает, как друг обычно реагирует на подобные слова. Но и делать вид, что его устраивает новенький, он не собирается, тем более, что толку от него для труппы никакого. После продолжительных нравоучений старшим удается выбить из Тао обещание, что он больше ничего против Чонина предпринимать не будет, и даже клянется, что попросит у Минсока прощение.

После того как Тао уходит, Лу Хань откидывается на спинку дивана и расслабляется - можно перестать строить из себя серьезно-несерьезного парня и просто посидеть в тишине с лучшим другом. Но вопрос, который день крутящийся на языке, не дает ему покоя, поэтому он, стараясь не спугнуть чувствительного Исина, осторожно говорит:

- Почему ты так за него держишься?

- Ты про кого сейчас? - Исин ставит пустую кружку на стол и смотрит Лу Ханю прямо в глаза.

- Про Чонина, конечно же.

Исин не отвечает, и Ханю очень хочется его растормошить, но ответа все же добиться:

- Ему никто не доверял и все говорили, что он уйдет, а теперь… Что происходит? Носятся с ним, как с писанной торбой - Фей от него ни на шаг не отходит, Ифань везде таскает с собой, даже Тао, сам того не замечая, целый день говорит только о нем! О тебе я вообще молчу!

- Люди не могут изменить свое мнение, по-твоему? - сошедшее на нет раздражение Исина возвращается, он встает со своего места и направляется к выходу. - Ты же был таким же как он, когда пришел к нам! Нельзя так с людьми, Хань, нужно уметь давать шанс, как бы больно тебе до этого не делали.

- Но он нам даже не нужен, он бесполезен и… И ты сам за меня ответил, я не хочу новых людей в своем окружении, не хочу потом думать, за что со мной поступили так, а не иначе, - Лу Хань злится, но старается держать себя в руках.

- Я понимаю тебя, но все равно не согласен. Позавтракай и приходи на манеж, я, кажется, придумал кое-что новенькое для выступления, можем попробовать, если захочешь, - Син бросает через плечо и уходит, плотно закрывая за собой дверь.


Лу Хань отмечает свой день рождения дважды в году - один раз в апреле, когда родился, а второй раз в сентябре, когда дебютировал под куполом цирка-шапито в составе трио с Исином и Сехуном. Он до сих пор помнит как сильно колотилось его сердце до и во время выступления, и как потом дрожали руки и ноги - от перенапряжения и бешеного адреналина. Обрушившийся шквал аплодисментов и неподдельного восторга зрителей впервые за прожитые им семнадцать лет заставил почувствовать себя нужным и полезным, приносящим улыбки и самую настоящую радость. Лу считал этот день самым счастливым в своей жизни и старательно оберегал те ощущения от вмешательства извне. Почти никогда о них ни с кем не говорил - потому что рассказать банальными словами, как искренне улыбался тогда Сехун и как мило заплетался язык у Исина, не представлялось возможным. Это нужно было видеть собственными глазами и чувствовать все то же самое. Таких дней больше не было - после предательства Сехуна в мире Лу Ханя все перевернулось с ног на голову, он не мог поверить, что можно уйти так легко, без единого укола совести. Исин, конечно, уверял его, что все совсем не так, и Сехун, наверное, тоже переживал и не знал, как поступить, но факт оставался фактом - после целого года удачных выступлений его переманили в другую, более успешную, труппу. Для Лу Ханя цирк был убежищем, куда он попал пятнадцатилетним избитым подростком, и он просто не представлял себе, как можно было предать самых близких людей на свете. Иногда им приходилось страдать от холода и голода, но никто не смел жаловаться на отсутствие заботы или любви, они делили их поровну и были счастливы. Он очень долго переживал предательство Сехуна и было время, когда наотрез отказывался выходить на арену. Страх и неуверенность сковывали по рукам и ногам, и Ханю казалось, что он непременно слетит с воздушной трапеции или не успеет ухватиться за руки Исина. А Исин изощрялся и предлагал все новые и новые трюки, однажды даже заикнулся провести отбор, чтобы найти на место Сехуна нового гимнаста*, но Лу молчал и никак ни на что не реагировал. Ломка длилась больше полугода, пока в дело не вмешался Ифань и не пригрозил, что распустит труппу, иначе в ней нет никакого смысла.


Освещение сегодня подводит - несколько прожекторов одновременно кокетливо подмигивают и перегорают. Из-за этого не успевают натянуть и прикрепить батут**. Лу Хань кричит Исину, что ни за что на свете не станет прыгать в темноту – он воздушный гимнаст, а не самоубийца. Голос висящего вниз головой Исина разлетается под куполом стайкой переполошенных слогов, из которых Хань понимает только "страховка же есть, я тебя поймаю!". Лу фыркает себе под нос и показывает Исину язык, все равно тот ничего не увидит. На самом деле Лу Ханю просто лень, он жутко проголодался и поспал бы еще часик-другой, тем более, у него есть отговорка: в ближайшем месяце не будет никаких выступлений, лишь одно - в канун Рождества, а это значит, что можно расслабиться и пожить в свое удовольствие несколько недель. Он, не снимая страховки, садится на трапецию*** и подает механику Минхо жест рукой, чтобы спустил его вниз.

- А давай, я переквалифицируюсь в ловитора****, а ты будешь прыгать? – Лу Хань складывает ладони в умоляющем жесте и идет за Исином, стараясь не отставать от друга.

- Неудачная шутка, - Исин явно дуется. – Для тебя сделать такое, что плюнуть. Поэтому не понимаю твоего отношения.

- Хорошо-хорошо, - Хань натянуто улыбается. - Завтра сделаю, даю тебе слово! Ты не знаешь, что там с обедом?

- Скоро вроде.


Лу Хань хмурит брови, потому что Чонин улыбается. Он вообще почти всегда улыбается, словно наконец-то после долгого и трудного путешествия ступил на землю обетованную и теперь не может поверить в свое счастье. Он снова хмурит брови, когда Чонин, даже не спросив разрешения, садится напротив него и опять улыбается. Хань не выдерживает - ляпнуть что-нибудь этакое сейчас самое время:

- У тебя все в порядке? Ну, там с головой?

- Зачем же грубить? - Фей садится за стол, рядом с Лу, и ему очень хочется и ей отвесить какой-нибудь комплимент, но столовая все же святое место, где люди начинают улыбаться и на самом деле добреют после съеденной порции чего-нибудь вкусненького, поэтому Хань ничего не отвечает и на всякий случай тянется к свой тарелке, забивая рот рисом. Через несколько минут трейлер наполняется их немногочисленным коллективом, а уже через час все сытые и довольные вываливают на улицу: подышать свежим воздухом и немного прогуляться.

Поздно ночью Лу Ханю не спится - мешает чувство вины перед Исином и поднявшийся ветер, который хлещет раскатистыми волнами по обтекаемым стенкам трейлера и почти незаметно качает его из стороны в сторону. Лу представляет себя капитаном дальнего плавания. В его каюте тепло и уютно и выходить на палубу не хочется совсем, но он не может ничего с собой поделать - прямо с утра нужно обязательно обрадовать друга разученным на все сто трюком. Лу Хань представляет счастливую улыбку Исина и поднимается с дивана. Чтобы не разбудить Чонина, он хватает с вешалки небольшого гардероба первое, что попадается под руку, и удовлетворенно улыбается: старая зимняя куртка с большим капюшоном - лучшее спасение в такую погоду. Уже одевшись, Хань все же заглядывает за плотные гардины, и, убедившись, что тот спит, выходит во двор и направляется прямиком к Минхо. Придется пообещать ему что-нибудь стоящее, иначе заниматься на трапеции нет смысла, а на матах - неинтересно и не так захватывает.

Чтобы не потянуть во время тренировки мышцы, их нужно хорошенько разогреть, поэтому перед тем как подняться под купол цирка Лу разминается несколько минут. Он прикрепляет лонжу***** к поясу и кричит механику, чтобы тот его поднимал - 15 метров вполне достаточная высота чтобы добиться хоть какой-нибудь амплитуды и при этом не встретиться головой или конечностями с полом или зрительскими креслами. На самом верху Лу Хань еще раз все тщательно проверяет и собирается оттолкнуться, но прыгнуть не успевает, потому что снизу вместо "все в порядке" слышится недовольный крик Минхо. Лу пытается разглядеть человека, нарушившего покой механика, и почему-то совсем не удивляется, когда понимает, что это Чонин.


- Ты же спал, когда я уходил, - Лу Хань испытующе разглядывает мальчишку, но тот лишь извиняется и снова начинает пялиться то на тренировочный костюм Ханя, то на звезды, нарисованные под куполом, а потом и вовсе выходит на середину арены. - Эй, я с тобой разговариваю! - Лу Хань злится и ловит себя на мысли, что не отходит от Чонина ни на шаг.

- Мне интересно… Как это работает? - Чонин тычет пальцем в трапецию и доверчиво улыбается. Хань по привычке хмурится, но впервые замечает как блестят зрачки парня и как под искусственным освещением его кожа слегка золотится. Он резко выдыхает и отходит в сторону, словно ему претит находиться так близко.

- Хочешь поп-робовать? - Хань запинается и больно кусает себя за язык, потому что какого черта он вообще это спрашивает?

Чонин коротко кивает и интересуется, где ему можно раздобыть такой же страховочный пояс - его решительность подкупает и заставляет Лу Ханя расплыться в недоумевающе-радостной улыбке.

And it keeps digging my own grave with my hands open, and my eyes open.(c)

* * * * *

Прыжок с трапеции можно сравнить с прыжком в воду – погружение моментальное и на самое дно. Чонин никогда не пробовал ни то, ни другое, но почему-то уверен, что так и есть. Пока Лу Хань объясняет ему куда нужно ставить ноги и как координировать движения, чтобы не свернуть себе в воздухе шею и упасть ни куда-нибудь, а на батут, парень понимает, что ему все равно - даже если первый прыжок окажется последним, он никогда не будет об этом жалеть.

- Эй, ты меня вообще слушаешь? – Хань дергает за страховочный трос слишком сильно, заставляя Чонина инстинктивно вцепиться руками в боковые тросы. Он непонимающе оглядывается по сторонам и, когда встречается взглядом с Лу Ханем, растеряно просит прощения. – Будь внимателен, иначе, мне припишут твое убийство.

"Интересно, он всегда такой или только со мной", - в очередной раз думает Чонин и ему впервые очень хочется знать, каким может быть Лу Хань, если не злится и не грубит направо и налево.

- Ты готов? – гимнаст смотрит на него, не моргая, а потом приближается, скользя дыханием по чувствительной коже. От неожиданности Чонин дергается в сторону, пытаясь, правда безуспешно, удержать равновесие. Происходящее Лу Ханя явно забавляет, но он успевает схватить его за секунду до падения. – Если страшно, может, передумаешь?

- Нет, не передумаю, просто хочу сделать это сам, - парень отвечает приглушенно, но уверенно, и Лу его отпускает, становясь чуть поодаль.

Чтобы успокоить биение сердца и выровнять дыхание, Чонин зажмуривается, слегка сгибая ноги в коленях. Пропустив ровно 5 ударов, он выпрямляется и встает на цыпочки – с самого детства ему казалось, что так он становится не только немного выше, но и увереннее в себе. Нужно не раздумывая, сигануть вниз и запомнить ощущения, потому что все последующие прыжки никогда не сравнятся с первым, а обстоятельства могут круто поменяться: Лу Хань не будет добрым, Исин не будет беспечным, возможно, его уже завтра попросят уйти и на этом все завершится. Он полураскрытыми губами впускает в легкие последний глоток воздуха и открывает глаза, моментально слетая с трапеции. В ушах стоит дикий шум, а зрительный зал хаотично меняет пропорции - скукоживается и, кажется, умещается в ладони, но сразу же вырастает, представая перед глазами огромной полусферой. Чонин слышит глухой крик Лу Ханя, но не обращает на него никакого внимания, вместо этого, даже не осознавая каким образом, сворачивается в воздухе клубком и через секунду, изящно выгибаясь, цепляется за свободную****** трапецию, удовлетворенно выдыхая скопившиеся в грудной клетке эмоции. Парень сетует на слабость своих рук и качается из стороны в сторону, до тех пор пока окончательно не повисает под куполом цирка. Лу Хань смеется так искренне и радостно, что у Чонина закладывает уши.

- Попробуй раскачаться нижней частью туловища. Я поймаю тебя!

- Не могу! – как только адреналин перестает колошматить по сердцу, уверенность Чонина сдувается подобно воздушному шарику, но он продолжает улыбаться. Потому что и хорошо, и страшно, хочется кричать и громко смеяться.

- Как это не можешь? Ты же схватился за трапецию!

- Это получилось случайно…

Смех Лу Ханя становится громче, и Чонину очень хочется состроить ему рожицу, но вместо этого он сильнее впивается пальцами в стальную перекладину и пыхтит от нахлынувшего вдруг отчаянья.

- Тогда разжимай пальцы и падай на батут!


- Ты точно прыгал в первый раз? Как у тебя это вообще получилось? - Лу Хань без устали задает одни и те же вопросы, на которые у Чонина, судя по сведенным на переносице бровям, ответов как не было, так и нет. Он обхватывает дрожащими пальцами кружку с горячим чаем и вдыхает его аромат. Приятно. - Просто невероятно!

Чонин делает первый глоток и исподтишка разглядывает воодушевленного Ханя. Произошедшая перемена в его поведении и отношении к нему напрягает, создается впечатление, что старший мастерски разыгрывает перед ним моноспектакль.

- Нужно сейчас же рассказать об этом Исину! - Лу Хань подрывается с места и на ходу одевает куртку, когда Чонин его останавливает.

- Лу Хань, я не знаю зачем ты сейчас все это делаешь и говоришь, но прекрати.

- Что?

- Я попросил тебя перестать, - младшему кажется, что обижаться очень глупо, но тонкая грань между мнимым спокойствием и истерикой, наконец исчезает. Он резко вскакивает и, опрокидывая на пол табурет, быстрым шагом проходит мимо Лу Ханя в свою часть трейлера, задергивая гардины. Расплакаться сейчас было бы самым неправильным, Чонин, не разуваясь, плюхается на кровать и зарывается с головой в одеяле. За всю свою жизнь он ни разу не слышал сказанного в свой адрес одобрительного слова, чего уж говорить о похвале. Как себя человек при этом должен чувствовать, Чонин не знает совсем, а если брать в расчет, что хвалит его не кто-то, а Лу Хань, все становится только страннее. В глазах Чонина образ Ханя размытый и нечеткий, как незавершенная картина, которая каждый день дополняется новыми штрихами и красками. Он резок и грубоват, иногда до жути циничен, но при этом у него доброе сердце, чего только стоит его постоянная, почти незаметная, опека над Тао; да и к самому Чонину он относится весьма неоднозначно: несмотря, на то, что вечно ворчит, воротит нос и при любом удобном случае подкалывает, это нисколько не помешало ему сидеть несколько ночей напролет у его кровати, вздрагивая от каждого вздоха и движения. Чонин знает, потому что Исин рассказал, это и многое другое. Ненавидеть Лу Ханя не получается совсем, наоборот, он все больше смущает и запутывает. Вот и сейчас вроде бы ничего особенного не произошло, но его бурные эмоции почти раздавили хрупкого парнишку. Чонин слышит как в другой части трейлера старший нервно вышагивает из стороны в сторону, до него доходят обрывки фраз, но он плотнее закрывает уши и сильно жмурится, пытаясь хоть ненадолго выпасть из реальности. На самом деле, он хотел бы побыть сейчас в полной тишине, пережить этот момент, как и многие другие в своей жизни, в привычном одиночестве. С первого глубокого вдоха до первого неуверенного шага по манежу.

Чонин не слышит, как Лу Хань подходит к его кровати, поэтому испуганно вздрагивает, когда тот хватается за одеяло и откидывает его в сторону.

- Ты подумал, что я издеваюсь? - Лу Хань нависает над ним мутно-серым пятном, младший чувствует как по лицу скользит горячее дыхание с резким запахом апельсинов. Чонин достаточно за ним наблюдал, чтобы знать: когда Лу нервничает, он должен обязательно что-нибудь съесть. Осознание этого вызывает у парня мимолетную улыбку, но он сразу же напускает равнодушное выражение лица и прищуривается. - Ты просто не знаешь, что такое не может сделать ни один новичок! Видел бы ты себя со стороны, поверь, это было очень красиво, я восхищен. Завтра Син обязательно должен увидеть это.


Утро встречает Чонина гулким перешептыванием в столовой, Исином, с радостными искорками в уголках глаз, и, впервые, ненасупленным Лу Ханем, который любезно предлагает ему сесть рядом с собой. Тао очень громко фыркает и, не скрывая злости, бьет раскрытой ладонью по столу, а Чонин непонимающе озирается по сторонам и, робко улыбнувшись, садится на предложенное место. Он хочет спросить в чем дело, но потом встречается взглядом с Ханем и все понимает. Наверное, новость о том, что найденыш Чонин оказался не просто нахлебником, а нахлебником с талантом достигла уже всех и вся…


- Ты предатель, ге, - откуда-то слышит Чонин, когда они вместе с Исином выходят на середину арены. Старший довольно улыбается и хлопает парнишку по плечу.

- Тао перебесится, вот увидишь, а теперь ты должен показать мне то, что уже показывал Лу Ханю.

- Ты тоже решил начать меня смущать? Я же говорю, что не понимаю из-за чего весь переполох, я просто прыгнул и просто схватился за перекладину, - Чонин мрачнеет, но держится из последних сил, чтобы не нагрубить.

- Ничего не знаю, покажи, а потом мы решим настолько ли это на самом деле "просто".

Чонин очень сильно злится и показывает. Превращается сначала в маленькую точку под самым куполом, которая застилает ярким всполохом темно-синее полотно шатра, чтобы потом раскрыться в свободном падении, подобно красивому цветку, и в самый последний момент неуклюже схватиться за подвижную трапецию. В ушах снова шумит, и почти невозможно сглотнуть из-за сбившегося дыхания, но, увидев, лицо Исина, Чонин наконец-то осознает - он делает что-то невероятное.


Вот уже две недели утро Чонина начинается в половине седьмого с мягкого исиновского "время просыпаться" и луханевского пинка под зад или его же ледяных рук на ноющей пояснице. Чонин впивается зубами в краешек теплого одеяла, и досчитав до десяти, дает себе команду вставать, иначе дальше все будет только хуже - Хань просто нальет холодную воду за ворот пижамы. Ровно в семь кое-как одетый и едва ли умывшийся парнишка садится за накрытый стол, на котором уже стоит большая чашка с обязательной лошадиной дозой кофе и сладостями. Чонин окончательно просыпается, когда Лу Хань больно тычет пальцем между ребрами и заставляет его сделать еще несколько упражнений на трицепсы.

- У тебя не руки, а палки какие-то, не опускай их, я сказал, потом отдохнешь!

- Я тебя ненавижу, - еле выговаривает Чонин и стискивает зубы, до конца тренировки еще очень долго.

- Можешь продолжать ненавидеть, зато ты теперь не висишь в воздухе жалким воробышком. Ты теперь орел. Почти, - Хань довольно ухмыляется и садится на мат напротив младшего, рядом с Исином. Чонин скулит и взглядом умоляет Сина прекратить его пытки, но тот делает вид, что абсолютно ничего не замечает. Позже, когда выдохшийся Чонин убирается после тренировки, Исин треплет его по волосам и, улыбаясь, говорит:

- Ты не представляешь себе, как я счастлив.

- Я, наверное, тоже был бы счастлив, если бы вы не заставляли меня делать все это каждый божий день, мне надоело, - Чонин собирает разбросанные по полу гантели и прыгалку, кидает их в большой ящик.

- Мы это уже обсуждали. Тренировки такая же необходимость, как еда. Без сильного тела в этом деле тебе не выжить, твоя природная гибкость и координация - ничто, если ты не сможешь удержаться на трапеции или поймать партнера из-за слабых рук, понимаешь? - Исин аккуратно складывает маты, запихивая их под зрительские кресла в первом ряду.

- Понимаю, но мне все равно тяжело, и мышцы болят так, как будто меня избивают каждый день…

- Все пройдет, вот увидишь.


То, что у него обнаружился талант, Чонин считал чем-то невероятным. Когда все вокруг начали смотреть на него с удвоившимся интересом и неподдельным восхищением, он запаниковал - все это чья-та злая шутка, он проснется и все закончится! Потому что не может ребенок с поломанной судьбой получить такой щедрый подарок. Сцена, когда Лу Хань лично просил администратора, чтобы Чонин остался и стал частью их труппы, до сих пор стоит перед глазами, и он отчетливо помнит как одновременно горько и сладко ему от этого было. Парень проплакал тогда всю ночь, а Хань(!) рассказывал ему о Сехуне и своих родителях, и еще много о чем, пока Чонин не перестал судорожно всхлипывать, а сам Лу не уснул, сидя на полу рядом с его кроватью. Позже, когда младший рассказал об этом Исину, тот только произнес тихое "выздоровел" и ушел. Чонин никак не мог поверить, что все это происходит именно с ним, поэтому то и дело щипал себя за запястье и каждый раз, прыгая с трапеции, загадывал одно и то же "никогда не приходить в себя".


В воскресенье выпадает первый снег и Чонину слышно как громко из-за этого матерится Лу Хань. Гардины он давно не задергивает, поэтому видит мышцы на его ногах и голые коленки, которые в последнее время считает очень милыми. От одной только мысли об этом лицо покрывается пунцовыми пятнами, и Чонин прячется с головой под одеялом, оставляя снаружи лишь кончик носа.

- Чонин-а! - смущенный младший поворачивается на другой бок, теперь перед глазами ставшие уже привычными обои в пастельных тонах, и это, конечно, не так интересно, как наблюдать за Лу Ханем. - Чо-ни-на! - Хань стоит у кровати и по слогам выговаривает его имя. Не получив ответа, он наваливается на него всем телом, а потом и вовсе залезает под одеяло. - Как тепло!

Если бы только можно было, ничего не объясняя спихнуть Лу Ханя с кровати, он бы это уже давно сделал. Вместо этого Чонин задыхается. Беззвучно хватает губами воздух и пытается отстраниться от старшего, но тот, будто назло, прижимается к его спине и просит перестать дергаться.

- У нас что-то с отоплением!

- Ты больше получаса ходишь в одних трусах, - произносит парнишка и слишком поздно кусать себя за язык.

- Так ты не спал! - весело хрипит Лу на ухо. - Ты такой горячий, я теперь всегда буду спать с тобой.

- Не советую, я брыкаюсь по ночам, - Чонин старается говорить и дышать ровно и ему почти удается, пока Лу Хань не закидывает ногу на его талию, и это уже слишком. Младший вырывается из под него, и встает на кровати, больно ударяясь головой о низкий потолок. Лу Хань мягко, почти без напряжения, улыбается, собирая мелкие морщинки вокруг глаз, и широко разводит руки, раскрывая объятия. Чонин совсем перестает соображать, когда теплая ладонь тянется к его руке, он обмякает и безвольно ложится обратно - сопротивляться не получается совсем и ему на самом деле очень хочется обнять сейчас Лу Ханя.


Иногда Чонину кажется, что он слишком многое замечает. Например, как смотрит на Лу Ханя Фей - из-под полуопущенных ресниц и слегка мутным, как будто пьяным, взглядом. Если в цирке нет никаких особых дел, то ее почти всегда можно найти рядом со старшим. Он уговаривает себя, что не ревнует, и чаще всего это помогает. Нужно отдать Фей должное - очень красивая, с длинными волнистыми волосами и тонкой талией, верхом на лошади или в танце, перед такой девушкой сложно устоять, и, конечно, Лу Хань не должен быть исключением. Чонин не до конца понимает, что с ним происходит, но почему-то постоянно чувствует, как внутри все равно что-то гадко скребется. Сегодня утром Лу Хань ушел с Фей по делам в город и до сих пор не вернулся. Чонин поглядывает на настенные часы, вымеряющие короткими шажками бесцельно прожитый день, и понимает, что нервничает. Или скучает. Или скучает и нервничает одновременно. Он пытается себя чем-то занять, но отвлечься у него за весь день так и не получается.


Когда дверь тихо скрипит, пропуская в трейлер тонкую полоску лунного света, Чонин притворяется спящим. Сердце внутри колотится слишком сильно, и он прижимает к груди подушку, наивно полагая, что сможет заглушить его звук. Чонин видит, как Лу Хань проходит внутрь и снимает сначала обувь, потом тяжелую куртку и бросает ее на диван. Он стоит к нему спиной, и младший мысленно просит его повернуться - даже если темно и ничего нельзя разглядеть. Лу Хань, словно услышав его, оборачивается, продолжая медленно раздеваться: снимает синий вязанный свитер и, скидывая с плеч белоснежную рубашку, обнажает ключицы и выступающие ребра. Чонин не закрывает глаза, только задерживает дыхание, боясь себя выдать. Лицо парнишки начинает гореть, как только Лу Хань, оставшийся в одних трусах, стараясь не шуметь, подходит к его постели и без раздумий забирается под одеяло. От Ханя пахнет зимней улицей и легким алкоголем.

- Холодно.

Запах и тепло чужого тела кружат голову, и Чонин думает, как непривычно нежно его обнимают, а потом не спит всю ночь, глупо улыбаясь.

Hey yeah, don’t let ‘em know we’re coming, hey yeah, tiptoe higher.(c)

__________________________________________________________________


* в профессиональной цирковой среде нет понятия "воздушный акробат", "акробатика" и наименование "акробат" ревниво сберегаются для работы в манеже, на земле или на ковре, и для работающих та, без рабочего снаряда и аппаратуры. Следовательно, все происходящее над манежем именуется "воздушной гимнастикой", а сами исполнители — "воздушными гимнастами".
** батут представляет собой частую сетку, эластично растянутую на раме той или иной формы, часто задрапированный под всевозможный цирковой реквизит. Иногда сетка может заменяться прочным материалом, например, брезентом.
*** от греческого trapezion - четырёхугольник с неравными сторонами, буквально - столик - снаряд воздушной гимнастки; горизонтальная металлическая перекладина, высоко подвешенная на вертикальных стропах (верёвки с вмонтированными в них тросами).
**** гимнаст, работающий в воздушном номере, преимущественно в полетe, который, расположившись на одном из снарядов, например, трапеции, обхватывает ее ногами (за боковые тросы) или повисает на подколенках (в лопинге или в рамке), откидывается головой вниз и в таком положении "ловит" и "бросает" партнеров, совершающих перелеты из рук ловитора на трапеции и наоборот.
***** от французского longe - аркан, веревка, прикрепляемые к поясу гимнаста, акробата для предохранения от падения при исполнении особо сложных и опасных номеров на высоте.
****** в цирке различают неподвижные и свободные трапеции, неподвижная трапеция прикреплена неподвижно под купол цирка, а свободная - подвижная трапеция, скрепляется не прутьями, а канатами или металлическими тросами, обеспечивающими трапеции свободное качание.

часть 2пост ниже

запись создана: 23.12.2013 в 12:34

@темы: Emotions, fics, Friends, Писанина, Luhan, Exo K/M, LuKai, People who make me smile, Kai

@темы: Emotions, fics, Писанина, Luhan, LuKai, Kai