Название: Remember, whatever
Пейринг: Ифань, Лу Хань
Жанры: слэш, ангст, повседневность, романтика, hurt/comfort, AU
Примечание: оно мне ужасно нравится, несмотря на...
Рейтинг: PG-13
читать...You don’t remember your name?
No, but for some reason I remember yours. (c) Spirited Away
До автобусной остановки ровно два раза по кругу Sad Eyes и половину Affection, а еще с сотню коротких сырых выдохов в ноябрьский воздух. Прежде чем зайти под козырек, Ифань оглядывается по сторонам - сканирует пространство, наверное, с целью обнаружить сбой в своей привычной системе и устранить неполадки. Туман стелется пепельно-серым, а небо над головой, пропитавшись влагой до самых краев, опрокидывает на город, словно сквозь частое сито, потоки холодной воды. Ифань размазывает капли дождя по вискам, сбивая их в сторону недавно выкрашенных волос, и смотрит на расписание общественного транспорта. Осталось всего пять минут, а кажется, вечность.
Перед глазами кадры, как из старых черно-белых фильмов - мертвенно-бледные лица прохожих и серые, мрачные декорации. Приближающийся бирюзовый автобус совсем не вписывается в картину. Его хочется замазать черным или вообще стереть ластиком за несоответствие. Он качается из стороны в сторону и пыхтит подобно живому организму, а остановившись, и вовсе хищно оскаливается, открывая дверцы и пытаясь проглотить. Ифань медлит и вглядывается в салон. Абрикосовая макушка Лу Ханя видна вполне четко, поэтому он, набрав в легкие побольше воздуха, делает шаг и заходит внутрь. Электронный счетчик пиликает, принимая оплату с проездной карточки, - инородный звук на секунду отвлекает Лу от созерцания запотевшего стекла. Он скользит безучастным взглядом, по пустому салону, мимо высокого парня. Ифань коротко выдыхает и, пропустив два пассажирских кресла, усаживается позади. Автобус медленно дергается в сторону и плавно выезжает на главную дорогу. За окном стремительно темнеет, и уличное освещение танцует яркими бликами под сводами оголенных осенью деревьев. В салоне тоже зажигается свет.
Ифань приникает, подобно Лу Ханю, головой к окну - только так они могут быть в одном измерении. Прозрачное стекло вибрирует и едва слышно дребезжит, обдавая барабанные перепонки шипящими звуками. Расстояние между их телами можно измерить несколькими шагами, но Ифаню кажется, что это километры разбитых к черту дорог. Ухабы и рытвины чужого беспамятства, куда он каждый раз проваливается, пытаясь обойти, совершенно четко осознавая, что руки ему не протянут и выбраться не помогут. Он ловит каждое движение Лу Ханя на лету, мысленно хватается за пальцы и тонкие запястья и тянет на себя, как можно ближе, только Хань все время брезгливо дергается и отступает. С очередным его шагом назад больно.
Каждая промежуточная остановка подобна короткой клинической смерти - кажется, что Лу Хань сойдет именно на этой, именно здесь, согласно неведомому Ифаню плану, он должен раствориться и исчезнуть в беспрерывном человеческом водовороте. Люди заходят и выходят, духота от чужих мыслей и слов перекрывает доступ кислорода в легкие, спины срастаются, как кирпичная стена, отдаляя Лу Ханя. Больше, чем можно стерпеть. Длинные пальцы Ифаня путаются в проводках наушников, а сердце, словно огромный литой колокол, грохочет, заставляя нервно вздрагивать всем телом. И так ровно час, до конечной.
Сильный ветер подобно огромному животному облизывает их спины и затылки, и рвется к лицам, в надежде оставить видимые царапины. От этого тело бьет мелкая дрожь, но Ифань не спешит. Он отстает от Лу Ханя на несколько шагов, а тот ничего не видит вокруг, ходит из стороны в сторону, измеряя остановку небольшими шагами. Кажется, что он потерял что-то очень важное, потому что движения последовательны и логичны. Спустя полчаса, когда порывы ветра становятся невыносимыми, а капли дождя пронзают плечи мокрыми иглами, он заходит в автобус. Ифань идет вслед за ним. Все привычно, до спазмов в груди.
- Я не помню, прости.
- Совсем?
- Совсем…
Первое не помню было самым болезненным. Казалось, кто-то очень злой и жестокий полоснул по ясному голубому небу, превращая его в лоскутки. Они летели на голову, мешаясь с дождевыми тучами и поднятой в воздух пылью с дороги. Мерзкие лохмотья липли к лицу и впитывали несуществующие слезы. Хотелось плакать и смеяться одновременно. По-другому мозг не реагировал совсем. Потом было второе, третье, четвертое – каждый божий день, ровно две недели. Словно раскаленным до бела лезвием по незаживающей ране. Вспышки отчаяния сменялись гневом, а бессилие валило с ног. Ифань запретил себе кричать на Лу Ханя, запретил читать в его глазах пустоту, но запретить себе чувствовать боль не мог. Лу отчаянно хотелось встряхнуть что есть силы, словно только так части несуществующей для него головоломки могли сойтись воедино… С тех пор день Ифаня длится два с половиной часа – ровно столько он видит Лу Ханя. Все остальное - лишь мельтешащие перед глазами кадры из чужих размеренных жизней, с его существованием никак не перекликающихся.
- Ты ведь не отстанешь?
- Нет, прости.
- Почему?
- Потому что хочу быть рядом, когда ты…
- А если не вспомню?
- Все равно хочу быть рядом.
- Я ухожу.
- До завтра.
Небо хмурится и клокочет, устилая асфальт кляксами на тон темнее. Последний осенний дождь заставляет запыхавшегося Ифаня жмуриться и часто дышать. Пришлось бежать, потому что дома просроченные счета, отключенная горячая вода и выговоры за невыброшенный мусор - семейный апокалипсис в бытовых масштабах. Грудная клетка наполняется до краев моросью и прохладой, он вымученно прокашливается и упирается взглядом в расписание. Опоздал. Опоздал на кажущиеся осязаемыми пять долгих минут. На несколько секунд остановка превращается в чистилище, пыльная крошка непростительных грехов оседает на плечах и тянет своей тяжестью встать на колени. Будь Ифань сильнее, чем есть, обязательно покаялся бы.
Автобус медленно плетется вперед, спотыкается о красный на светофорах, и белый, впившийся стройными полосами в проезжую часть, изредка визжит на неугомонных прохожих, норовящих броситься под колеса от спешки. Кажется, будто кто-то невидимый расставляет препятствия и чинит ему козни, а он упрямо, почти как бык, сопротивляется, фырчит и брызгается мутными лужами. Ифань прячется от грязной воды за чужими пуленепробиваемыми спинами и всматривается в каждое лицо по ту сторону окна. Сердце из груди перекочевывает в горло и бьется рваным стуком, доставая до нёба. Хочется сглотнуть, но оно упирается невидимыми лапками и щекочет изнутри, не отступая и не сдаваясь.
Бирюзовый механический гигант выплевывает пассажиров по одному, пропускает сквозь воображаемые ворота – в ад или рай, иногда просто наружу. Лица перед глазами мельтешат, но никуда не пропадают, их черты смазываются светотенями или же, наоборот, увеличиваются, как будто кто-то прибавляет резкость и играет с контрастностью. Но все больше смазываeтся и растекается в линии монохромного черного и серого, яркого голубого и цвета заржавевшего металла. И только абрикосовый распускается хрупким бутоном прямо напротив. Ифань вначале не понимает, что происходит, зрение напрягается до предела, а картинка за окном застывает в мрачных, холодных сумерках. Лу Хань смотрит прямо в глаза, не моргая и не смущаясь. Уголки его губ подрагивают, а непроизнесенные им слова тонут в жутком уличном гуле. Двигаться не получается совсем, словно кто-то вяжет по ногам стальными нитями. Ифань выбегает из автобуса и замирает рядом с Лу.
Тишина хрипит и клубится полупрозрачным темно-синим воздухом, застывшие на деревьях редкие капли дождя готовятся уснуть под морозом до завтрашнего утра. Ровное дыхание Лу Ханя умиротворяет, Ифань перестает дергаться и беспокойно смотреть по сторонам – по крайней мере тот не собирается никуда от него убегать.
- Сядем на следующий?
- А? Да, конечно.
- Мне спокойно в общественном транспорте, знаешь? Не могу ездить в легковых автомобилях после аварии.
- Я заметил.
- Я постараюсь все вспомнить, ты только не оставляй меня, хорошо?
- Что..?
- Не оставляй как сегодня, без тебя неуютно.
- Х-хорошо.
Исходящее от Лу Ханя тепло ощущается каждым нервным окончанием, кожа пропитывается им подобно лакмусовой бумаге, выплескивая остатки в вены, до продрогших костей. Хань заходит в салон автобуса и занимает привычное, почему-то всегда свободное, место. Осмелевший Ифань отбрасывает любые сомнения и страхи и усаживается позади. За все время в пути Лу Хань оборачивается лишь однажды, но встретившись с встревоженным взглядом, моментально отводит глаза. Ифань, не уловив ни капли той былой пустоты, с облегчением подсаживается ближе, сокращая расстояние между ними с протянутой руки до нескольких вдохов. Дышать получается через раз, потому что наконец-то тепло, потому что очень спокойно. Незаметно для других Ифань решается попробовать кожу Лу губами - она такая же как тогда. Кажется, Лу Ханю приятно, но он с наигранным недовольством дергает плечами, и Ифань, несмотря на это, готов биться об заклад - Лу улыбается, собирая мелкие морщинки вокруг всегда таких живых, любопытных глаз. Он тоже улыбается и впервые за долгое время, не боясь потерять, прикрывает глаза.