Поищите что-нибудь в аптечке. Потерял сознание, остались только чувства тонкие, едва определимые.©

За обедом Крис упорно молчит, Чунмен упорно ему вторит. Но если молчание для блондина скорее всего невообразимая пытка, то для младшего – это всего лишь способ отомстить. Крайняя мера, но архитектор понимает, одна из самых действенных. И вообще он без сомнения сел бы за другой столик, подальше от шефского сынка, но хозяйка заведения заранее предупредила, что свободных мест в час-пик не будет. Старший ест с дичайшим восторгом и с не менее резвым аппетитом, а Чунмен, поначалу засмотревшись, а затем только заразившись, начинает жевать с утроенной скоростью, будто за ними гонится орава головорезов и поесть в следующий раз они смогут лишь несколько дней спустя.

- Почему ты так быстро ешь? Это же вредно! – уставившись в пустые блюда, еще недавно благоухавшие прекрасными ароматами национальной корейской кухни, спрашивает Чунмен.

- Боже мой, - Крис протягивает руку и хватается пальцами за щеку младшего, оттягивает кожу в сторону, до вида белых зубов и десен. – У тебя голос прорезался, я так счастлив! Быстро ем? Не знаю, мне все говорят, что я как бульдозер - сметаю все на своем пути, то же самое и с едой…

- Бульдозер… Троглодит, а не бульдозер! – кореец мотает головой, чтобы избавится от горячих пальцев на многострадальной щеке и глупо улыбается, но мгновенно начинает хмуриться: ему однозначно не нравится, как старший без особых усилий заставляет его менять одни эмоции на другие.

- Да, как скажешь, на самом деле мне все равно, как ты меня называешь… Думаешь, нам еще долго ездить вот так? Я в принципе не против, мои феромоны идут тебе на пользу, ты становишься более открытым, но все же это изрядно выматывает…

- Никакие твои феромоны на меня не действуют, ты, как обычно, льстишь себе! - раздраженно ворчит Чунмен и принимается допивать неуместно поданный обжигающий кофе - чего только не сделаешь, чтобы выбраться не только из забегаловки, но и из под слишком навязчивого внимания со стороны менеджера.


Пятый земельный участок предстает пред прекрасными очами в половине восьмого вечера, когда сумерки странным образом укутывают легкими тенями, сросшимися в серые простыни причудливых зигзагов и тусклых линий заходящего солнца. Участок таинственный и будто соткан из миллиона разных лоскутков. Пологий склон, опоясанный смешанным лесом, несколько аллей протяженностью в не одну сотню метров с подрагивающими на ветру желто-красными ветвями вяза и клена, ниспадающими на естественные тропинки, стойкая тишина и пронизывающая загадочность - очень похоже на дорогие декорации к мистическому фильму, которые неумолимо притягивают к себе все живое и уносят за собой, вглубь, подальше от человеческой суеты. Идеальное место для отдыха...

- Как думаешь, днем здесь солнечно? – блондин нарушает тишину, с явным интересом осматриваясь по сторонам.

- Я надеюсь, потому что место великолепное, смотри… вон там, по склону, можно построить несколько коттеджей, в виде ступеней, на крыше каждого можно соорудить по бассейну, или же зимнему саду, или небольшому теннисному корту, да тут все что угодно можно построить! – глаза младшего горят неподдельным восторгом.

- Придется возвращаться завтра… потому что, судя по твоей реакции, тебе понравилось так же как и мне, ты сможешь набросать несколько штрихов сегодня? Как это может выглядеть? – Крис вдыхает влажный сизый воздух и ежится от прокалывающей насквозь легкие осенней прохлады.

- Да, думаю, смогу… - Чунмен завороженно пятится назад и упирается в капот машины. Китаец скрывает улыбку в ладонях и, почему-то смутившись, побыстрее садится за руль.

Младший плетется за ним и тоже улыбается, словно нашел что-то безумно дорогое, то, что нельзя потерять ни при каких обстоятельствах, но и похвастаться этим надо обязательно. Он забирается в салон автомобиля и сразу же достает большой блокнот и пару графитовых карандашей, с увлечением делает несколько пометок по краям бумаги и точными, резкими движениями принимается рисовать. Крис лишь наблюдает, машину не заводит, хотя Чунмен шепчет про то, что он может спокойно ехать, тряска на дороге ему скорее всего не помешает, но… Если бы он хотя бы на секунду отвлекся от своего занятия и поднял голову, то наконец, несомненно, увидел бы настоящее выражение лица сидящего рядом парня…

Через полчаса Чунмен показывает изумленному Крису вполне профессионально нарисованный в походных условиях рисунок с набросками нескольких зданий и площадок. Жестикулируя рассказывает, где именно можно устроить автостоянку, построить несколько спа-салонов и детских площадок и множество других строений, которые никак не нарушат рельеф местности и ничего не испортят в природной расстановке. После почти часовой тирады, они принимают решение обязательно вернуться завтра в полдень и, блондин медленно выруливает на основную дорогу.


Когда Крис, в близлежащем населенном пункте, договаривается с администратором небольшой гостиницы о номере, сердце Чунмена неистово бьется в груди, он старается не прислушиваться к разговору, но почему-то твердит про себя, что вовсе не хочет ночевать в отдельной от блондина комнате.

- Зануда, пойдем! – веселый голос прерывает измывательства над собственными психикой и сердцем, младший для вида протягивает руку за своим ключом, на что Крис незамедлительно отвечает единственно адекватным и доступным в его случае жестом – показывает язык. – Ты что подумал, я разрешу тебе ночевать одному? А вдруг ты кого-нибудь подцепишь тут? Я зарезервировал, занял, забронировал, оккупировал место рядом с тобой на ближайшие тысячу лет, малыш, поэтому даже не смей надеяться на подобное! 26-ой номер, иди давай!

Старший следует за Чунменом, насвистывая Танец маленьких лебедей Чайковского, а архитектор тем временем, упрямо закрыв глаза на свои недавние желания, пытается справиться с дрожью в руках и мучительным стуком в ушах. Сердце прыгает от волнения под кожей в самых неожиданных местах: то в пятках, мешая шагать под стать человеку прямоходящему, то в сгибе локтей, заставляя руки безвольно висеть по бокам, иногда оно подобно тромбу просачивается к своему законному анатомическому участку, но через секунду уже несется к жилке на шее и сворачивается неприятными узлами между ключицами. Невозможно… Лишь только оказавшись в номере, младший, сломя голову, несется в ванную комнату, притворяясь, что очень уж хотел в туалет и вообще он слишком измотан и не в силах долго и много разговаривать. Он второпях принимает душ и ложится спать, зарываясь с головой в ворохе одеял и подушек. Под слоем пуха и льна жарко, если быть точнее, совершенно невыносимо, но для Чунмена это меньшее из зол, потому что он не хочет видеть, слышать, знать, дышать всем тем, чем сейчас занимается Крис по ту сторону его импровизированных баррикад. А Крис ничем не занимается, он сидит на своей кровати, свесив ноги и наблюдая за смехотворными попытками младшего задохнуться.

Когда кровать архитектора неожиданно прогибается под чужим грузом, он молчит, когда тяжелое тело практически ложится на него, парень прикусывает язык и вновь не произносит ни слова. Когда длинные пальцы проходятся по голым ступням Чунмена, кореец взвизгивает от щекотки и с силой скидывает Криса с постели. Ответ - глухой звук упавшего тела и мгновенно воцарившаяся гробовая тишина. Архитектор ждет подколов, подъебов, жалобных криков боли, наигранных всхлипов в конце концов… Но вновь лишь тишина. Он высовывает вначале нос, затем приоткрывает один глаз и улавливает какое-то мельтешение на полу, ему становится интересно; когда открываются оба глаза, в лицо светят 32 зуба, красивые, белые и скорее всего только недавно почищенные зубной пастой.

- Задрот, давай посмотрим кино! - Крис шепчет в "выловленное" ухо и улыбается. - Всего 10 часов вечера, ну, давай!

- Я не хочу! - отрезает Чунмен и пытается повернуться на другой бок. Ухо в чужих руках - препятствие. - Отпусти, мне больно!

- Ну, давай! - завывает волком старший. - Всего один фильм, я тебе обещаю даже лезть с просьбами о сексе не буду. Даже целовать не стану!

- Нет, - архитектор наивно полагается на сомнительную мощь столь короткого слова.

- Пожалуйста! - Крис склоняется над ухом, задевая теплым дыханием мочку, от чего Чунмена передергивает волной мурашек.

Архитектор понимает, что менеджер в ближайшие несколько часов просто так от него не отстанет. Он капризно стонет в подушку, проклиная тот день, когда устроился на работу в злополучную китайско-корейскую строительную фирму, и высовывает голову, облегченно вдыхая полной грудью - все же пребывание под одеялом грозило неминуемым кислородным голоданием.

- Что будем смотреть?

- Что найдем по телевизору! Ты любишь ужастики? Или фильмы про зомби, или про вампиров?

- Скорее про троглодитов, мне плевать, включай уже что-нибудь, - уверенным голосом мычит Чунмен, молясь, чтобы ни один из перечисленных жанров Крис все же не нашел, потому что младший жутко боится всего колюще-режущего и кровоточащего, даже на экране. Но признаться в этом он считает невозможным, ведь со стороны менеджеру может показаться, что Чунмен просто трусишка, доросший до 25 лет, а это лишний повод постебаться и использовать неожиданно свалившийся на голову компромат при каждом удобном случае. Поэтому младший с достоинством выплывает из под одеяла полностью, садится поудобнее и ждет, когда же Его Величество, наконец, соизволит прекратить лазание по каналам и остановится на чем-то мало-мальски приемлемом. Через минуту он и в правду зависает на сцене, где какое-то странное существо въедается клыками в глотку маленькой девочки и "всюду кровь и всюду кости". Чунмен ворочается на кровати, руки слегка подрагивают, а сам он едва сдерживается, чтобы не закрыть глаза и оказаться в нескольких километрах от Криса, с энтузиазмом ждущего, когда же тупой американский полицейский расправится с оборотнем и спасет славный город Лос Анджелес от неминуемой гибели. Издевательство длится почти 15 минут, в конце концов, архитектор не выдерживает пытки и срывается с места, в несколько шагов оказывается рядом с Крисом и вырывает из его рук пульт управления. Экран потухает, на прощание озарившись оскалом в стройный ряд клыков, а Чунмен, наконец, облегченно вздыхает. Блондин сидит с открытым ртом и не может понять, что могло послужить причиной подобной реакции.

- Ты чего? - спрашивает он и с трудом верит собственным глазам: у младшего абсолютно бледные губы, а сам он разве что не плачет. - Только не говори мне, что боишься…

Архитектор вздрагивает и подрывается с места, через секунду вновь оказывается под одеялом, бессвязно нашептывая:

- Я тебя не...навижу, не...навижу...

Его дико трясет, в горле пересохло настолько, что слизистую безумно свербит, а перед глазами мелькают образы - окровавленные трупы и обрубки конечностей, слышатся крики и безумный детский плач. Чунмен силится совладать с собой, подавить все страхи, но ничего не выходит, он всего лишь трусливый маленький мальчик, испугавшийся нападения чучела, изготовленного в какой-то голливудской студии. А самое ужасное... парень даже не может точно определить какие эмоции сейчас преобладают - чувство страха или же бесконечного стыда перед самым ненормальным человеком на свете.

- Эй… Чунмен-а, - слышит он спустя бесконечные несколько минут. - Нужно было предупредить, я ведь не знал…

Голос Криса растерянный и слабый, доносится будто со дна глубокого ущелья, от чего Чунмену становится только хуже, вскоре он различает тихие, шаркающие по полу шаги и теплые руки на своей макушке. Старший ерошит его волосы и что-то нашептывает, пытаясь по всей видимости успокоить, ему хочется вырваться из плена постельного белья и узнать, что именно слетает с губ блондина, но если он вынырнет из мягкого омута, то просто напросто сдастся на милость победителю, а поддаваться китайцу никак нельзя, хотя бы из пресловутого принципа. Большие руки тем временем плавно спускаются с головы на шею и легкой поступью, сквозь ткань футболки, следуют вниз к лопаткам, пересчитывая позвонки и вычерчивая плавные линии предплечий. Не встречая сопротивления, менеджер забирается под одеяло и пытается прижать Чунмена к себе. Младший все еще дрожит и дергается из стороны в сторону, на что блондин лишь крепче хватается за него, не давая ни малейшего шанса увильнуть; архитектор твердит, что не хочет лежать под одним одеялом с полным придурком, но старший лишь улыбается и шепчет "врешь".

Спустя несколько минут заранее проигранной войны с собой Чунмен сдается, обмякает под напором нежных ладоней и льнет к высокому парню, сильнее вжимается в его грудную клетку и тает, несколько раз ловя себя на мысли, что "таять" просто до безобразия неприлично, но с собой он ничего поделать не в силах, ведь… То ли Крис обладает способностью отгонять непрошенные образы, то ли запах его тела поразительно глубоко втягивается в легкие и его просто невозможно вытолкнуть из себя, а может, руки у блондина на самом деле волшебные, но сопротивляться не получается совсем. Наоборот, хочется прижиматься сильнее, переплетаться пальцами, руками, ногами, пряча улыбку, утыкаться в ребра и чувствовать… как бешено колотится чужое сердце по ту сторону, как оно подпрыгивает, скачет внутри, как переливается разными красками и как рвется наружу, отвечая на безумный ритм его собственного. И отвечать колкостями на всякое слово становится ненужным, хочется лишь провоцировать на умиротворяющие слова и легкие поцелуи, теряющиеся, как сейчас, в мягких прядях вишневых волос:

- Мы больше никогда не будем смотреть такие фильмы, только успокойся, я совсем не подумал, что ты можешь не любить подобное…

Чунмен неожиданно думает, что из всего предложения выделил бы лишь два слова - мы и никогда. Мы, потому что это звучит безумно тепло, а никогда, потому что очень обнадеживает… Ему впервые за последние несколько дней хочется, чтобы Крис не переставал говорить, рассказывал низким голосом забавные истории и шутил как всегда - очень смешно и откровенно, говорил огромное количество глупостей и шептал до раннего утра странности и банальности; младший думает, что готов слушать его очень долго и прижиматься он к нему готов тоже очень сильно… Голос блондина смолкает - он не спит, но и не шепчет, лишь водит ладонью по спине Чунмена и убаюкивает, даже не подозревая, как простыми движениями срывает с петель дубовые двери и старые окна в глухо заколоченном мирке маленького нервного парня.

Влюбляться полезно! ©

Просыпаться не хочется совсем, и пусть сегодня не понедельник и нет никакой необходимости спешить на работу или же по другим делам, однако… Неугомонное существо, именуемое в простонародье Крисом, уже полчаса как что-то мурлычет Чунмену на ухо. Говорит, напевает, щекочет кожу на шее и упирается чем-то в бедро. "Упирается, ну, и фиг с ним", - думает младший, пытаясь вывернуться из цепких объятий и плавно перевалиться на другой бок, желательно зарывшись с головой под одеялом. Упирается... У-П-И-Р-А-Е-Т-С-Я! Догадка приводит в замешательство, с одной стороны ужасно стыдно, а с другой – с какой такой стати ему вообще должно быть стыдно, ведь утренние физиологические проблемы не у него, а у Его Величества! Но все же это безумно смущает, потому что… смущает. Чунмен предпринимает еще одну попытку высвободиться, но тут же оказывается нос к носу со старшим.

- Ты чего так раскраснелся? Жарко? – дыхание Криса опаляет настолько, что Чунмен забывает дышать.

- Дай мне вылезти, пожалуйста, - жалобно ноет архитектор, барахтаясь в руках блондина, подобно рыбешке на мелководье.

- Мне и так хорошо, а тебе не хорошо? Я даже возбудился… - от вязкого шепота, пронесшегося по венам, прямо к солнечному сплетению, младший протяжно стонет и утыкается блондину в шею. – Только не говори мне, что ты из-за этого такой красный, малыш! Это всего лишь стояк обыкновенный!

Чунмен совершенно четко различает под ухом вибрации веселого смеха, от этого он еще больше смущается и краснеет, но куда больше ему хочется заткнуть уши, чтобы не слышать несусветного бреда, слетающего с губ Криса. У этого человека воистину нет ни стыда ни совести!

- Прекрати смущаться. Это же естественно, а вот если бы стояка не было, вот тогда я бы призадумался, ну, знаешь, спать с человеком, которого хочешь и не возбудиться – очень странно, тогда нужно срочно бежать по врачам и тратить все мыслимые и немыслимые деньги на лечение от импотенции!

- Прекрати, не хочу слушать твой бред! Мне плевать что у тебя там встало, а что не встало, дай мне вылезти, мне нужно в ванную.

- Послушай, Чунмен-а, у тебя ведь должно быть точно так же, как и у меня, давай проверю, если все соответствует физиологии, значит, я на полпути к цели, – менеджер с кошачьей улыбкой на губах плотнее прижимается к Чунмену, одновременно пытаясь распознать степень изменений в хрупком организме, но явственных признаков нет, тогда он, без стеснения, проворными пальцами проводит по паху младшего и разочарованно мямлит. – Не может быть! Ты точно здоров? Как можно проснуться рядом со мной и ничего не почувствовать. Покажи мне его, может, все же есть мизерная, но надежда? Ну, покажи!

- Совсем охренел? Ты мне не нравишься, поэтому я тебя не хочу! Видишь логику? Как вообще можно было уродиться таким идиотом, как ты? – архитектор, наконец, в бешенстве вскакивает с постели и несется, сломя голову, в ванную комнату. Из-за прикрытых дверей он слышит назойливое может, на самом деле к врачу пойдем? На меня просто нереально никак не отреагировать! и еще какое-то эй, зануда, ты только не переживай, со всяким может случиться… я в шоке! рядом со мной и чтоб не встал?

Парень, удрученно мотает распухшей от крисовского шума головой, безвольно опускается на ободок белоснежной ванны и включает горячую воду. Через несколько минут, когда вода теплыми волнами растекается по акриловой поверхности, приглашая к себе, он медленно раздевается и опускается в приятное море, которое тот час же окутывает его, заставляя немного расслабиться и разрешить, наконец, голове думать. О том, о чем он старался не думать вообще. Чунмен расстроен и злится, потому что позволил себе уснуть в одной постели с Крисом, потому что позволил себе, пусть и на несколько часов, но поверить, что шефский сынок умеет быть заботливым, но еще больше он расстроен из-за того, что может влюбиться в него. В такого ненормального и теплого одновременно. Ведь тогда – это полный крах. Крах Чунмена… Неприступного, холодного, озлобленного, занудного. Ведь именно тогда начнутся бесконечные ожидание и томление, учащенное сердцебиение, сбитое напрочь дыхание, уничтожающая ревность и долгие бессонные ночи… При одной мысли об этом становиться невыносимо страшно. Пока он моется, спасительные мысли больно кусаются и впрыскивают в вены необходимую порцию здравого смысла, не давая сердцу ни малейшего шанса на победу. Да, так нельзя! Этого не должно случиться, ему вполне нравится жить одному, ни на кого не рассчитывая, ничего не отдавая и не требуя взамен! Поэтому нужно сейчас же взять себя в руки, с высоко поднятой головой выйти к Крису и закончить, наконец, поиск участка. А дальше дело за малым: в Сеуле Чунмен запрется с другими архитекторами в четырех стенах, и они начнут разработку вожделенного проекта. Блондина нужно будет всего лишь (всеми возможными способами) избегать и на всяческие провокации с его стороны не отвечать. Игнорирование - лучшее средство против ненормальных, хоть и красивых, китайцев. А еще нужно будет вернуть волосам натуральный цвет и забыть о времени, проведенном с менеджером. Чунмен, бросает последний, унылый, взгляд в зеркало и одобрительно кивает себе головой, принимаясь сушить влажные волосы.


Более получаса занимает дорога до понравившегося земельного участка, и все эти полчаса Крис пытается вывести младшего из стойкого состояния ступора, шутит удачно и не очень, дурачится в привычной манере, однако не получает никакой необходимой реакции. В конце концов, ему просто надоедает развлекать притихшего и индифферентного Чунмена, и он уже спокойно ведет машину, изредка, в такт плавно растекающейся по салону музыке, подушечками пальцев выстукивая по рулю привязавшийся музыкальный ритм. Доезжают они ровно в половине 2-го, когда высокое солнце, затерявшись в ветвях деревьев, распускает лучи, подобно мягким лепесткам огромного лотоса. А затем игриво, на пару с ветром проявляется в листве косыми преломленными прядями и падает на землю, прогревая ее до будоражащего тепла. Место идеальное. Даже обсуждать не приходится, обоим парням все понятно без слов и выяснения других малозначительных деталей, поэтому Чунмен достает свой фотоаппарат и начинает фотографировать, заодно вымеряя шагами площадь участка и на ходу занося пометки в блокнот. Архитектор, старается не обращать никакого внимания на блондина, который исходив своими длинными ногами все вдоль и поперек, сейчас присел на землю, покрытую уже успевшей опасть красной листвой, и подставил бледную кожу под согревающие волны осеннего солнца.

Они вообще не разговаривают, предпочитая перекидываться неловкими взглядами исподтишка, на телепатическом уровне осознавая, что слова сейчас могут испортить и так неудачно складывающиеся отношения. Блондин иногда хмурится, всячески борясь с желанием все-таки раскрыть рот и произнести несколько слов, но они на самом деле сейчас, не помогут: Чунмен успел за несколько утренних часов воздвигнуть новую стену отчужденности, и сейчас ее никак не проломить, она даже трещинами не пойдет… Обидно.

***

Вернувшись в Сеул, младший, не церемонясь, высаживает Криса на ближайшей автобусной остановке и, не попрощавшись, срывается с места, мечтая поскорее добраться домой и забыться… Через зеркало заднего вида виден высокий стройный силуэт, неподвижно застывший в свете тускло горящих ночных фонарей. Чунмену не грустно, ему по определению не должно быть грустно, в конце концов, он с самого начала не собирался идти на поводу у огромного троглодита, который, не прилагая особых усилий, одной своей ладонью способен задушить его, оставляя на шее болезненные разводы синего цвета. Он корит себя за то, что оказался чертовски падким - атакующие маневры Криса не продлились и недели, а он, Чунмен, уже готов сдаться, лишь бы вновь получить дозу маленького удовольствия в виде извечного бреда, которым его одаривал менеджер на протяжении нескольких дней. Оказавшись дома, архитектор раздраженно закидывает пропитавшуюся запахом блондина одежду в стиральную машину, а сам залезает под душ, твердо решив, завтра же отправиться в парикмахерскую…


Утро застает Чунмена на диване, с опухшими от бессонной ночи глазами, на протяжении которой он умудрился пересмотреть все шоу и сериалы по надоедливому ящику, именуемому телевизором. Он попеременно бросает усталый взгляд с настенных часов на свой телефон и чего-то ждет. А если точнее, то его гнетет чувство недосказанности, в конце концов, нужно было хотя бы попрощаться с Крисом, или же сказать пару слов, а с другой стороны… о чем им вообще разговаривать, если тот то и дело выставлял его откровенным идиотом, всячески измывался и подшучивал над ним и его нежной психикой. Нужно выкинуть все из головы, сейчас же! Залезть под приводящий в чувство душ и попытаться уснуть, хотя бы на несколько часов. В салон красоты он сегодня точно не поедет - нет сил, совсем.


Воскресенье оказывается непривычно холодным, небо, затянутое серым одеялом туч с проблесками молний, выводит из себя и даже хрустящий тост с апельсиновым конфитюром, не может приподнять упрямые уголки губ в прежнюю улыбку. Чунмен за весь день не произносит ни слова, на телефонные звонки родителей и Чанни тоже не отвечает, волосы, вопреки принятому вчера решению, не перекрашивает, а к концу дня смело вычеркивает воскресенье из своих любимых дней недели. Крису он не звонит, да и сам блондин никаких признаков жизни тоже не подает.


Понедельник встречает все тем же мерзопакостным дождем, с маниакальным упорством бьющимся в лобовое стекло. Машины стекаются в деловой центр, образуя бесконечные пробки и раздражая и без того нервных работников фирм, офисов, бирж… Чунмен один из них, и он самым настойчивым образом пытается вразумить себя, что нервничает из-за возможного опоздания на работу, а не потому что он совсем скоро увидит Криса и не будет знать как себя вести в его присутствии. Нужно ли здороваться или же пройти мимо, сделав вид, что не заметил… А может, просто кивнуть головой? Ну, конечно! Только так в утреннем приветствии можно показать незаинтересованность и заодно не прослыть грубияном, не здоровающимся с коллегами…

Лифт переполнен, с зонтов и дождевиков текут реки мутной воды; несколько человек, прикрывая носы платками, заставляют из-за громкого чихания вздрагивать бесчисленное количество раз; другие без умолку трещат по телефону, Чунмен же забившись в дальний угол, сторожит зеленые цифры на табло, с замиранием сердца ожидая, когда дверь закроется и кабинка повезет его на 7-ой этаж. Как назло последним в лифт вбегает Крис, встряхивает светлыми прядями волос, с которых капают огромные капли, но он, не обращая на это никакого внимания, по обыкновению улыбается всем и вся, озаряя теплой, приветливой улыбкой. Оказывается она приветливая, а не пафосная… Архитектора он не замечает совсем, вместо этого вдается в непродолжительной спор с одним из PR-менеджеров, пытаясь убедить последнего в явных преимуществах Porsche Panamera, которому AUDI А7 и в подметки не годится. Чунмен решает обязательно выяснить, в чем разница между этими машинами и почему старший считает одну лучше другой. И вообще Крису нужно сейчас же переодеться и высушить волосы, потому что он вполне может простудиться…

Не успевает Чунмен подумать об этом, как двери лифта расходятся в стороны, выпуская на волю поток измученных дождем людей. Архитектор несколько минут мнется в проходе, делая вид, что разглядывает на доске последние объявления, но, понимает, что Крис давно скрылся в своем кабинете, и разочарованно плетется в сторону своего. За весь день не происходит ничего сверхъестественного, парень лишь долго и нудно рассказывает команде об участке, иногда выслушивает лестные комплименты про новый цвет своих волос и показывает фотографии, делясь при этом впечатлениями. К вечеру команда принимает решение, сделать несколько приближенных к желаемому набросков и если все окончательно сойдутся во мнении, завтра с утра они должны начать детальную проработку проекта. А дальше… долгие часы над чертежами. Чунмен ждет, что Крис зайдет к нему хотя бы перед окончанием рабочего дня, однако его секретарь извещает о том, что господин Ву уехал несколько часов назад и попросил перекинуть ему всю накопленную информацию по внутренней сети. Пока Чунмен говорит с ней по телефону, он несколько раз порывается спросить, не простыл ли Крис или, возможно, у него случилось что-то серьезное, но каждое слово тяжелым камнем застревает в глотке и не собирается никак озвучиваться. В конце концов, архитектор сдается на милость своей робости и глупости и дает себе слово больше не беспокоиться о менеджере и его делах. На самом деле сколько можно? Он ведь еще несколько дней назад принял решение свести все контакты в блондином до необходимого минимума, а тут удача сама плывет ему в руки, и он не должен ее упускать ни при каких обстоятельствах.


Вторник, среда и четверг ознаменовываются яркими солнечными лучами и отсутствием проклятых пробок, потому что Чунмен решается в кои-то веки начать ездить на работу в метро. Если намеренно пропустить момент, что за трое суток парень почти не сомкнул глаз, то просыпается он довольно рано, и в половине 9-го уже сидит в своем кабинете с горячим кофе из аппарата и морщится от его горечи вперемешку со стойким запахом пластикового стаканчика. В пятницу он в очередной раз обещает себе непременно купить удобную чайную кружку, но цепляется взглядом за ярко-красный автомобиль, паркующийся на стоянке, по правую сторону от их здания. Крис выходит из машины, посылая во все чунменовское окно яркие цвета светло-желтого, и проходит в здание. Чунмен настойчиво убеждает себя думать не о шефском сынке, а о чем-нибудь другом, однако упрямое сердце выдает его с потрохами, ходит в грудной клетке, словно по тюремной камере, превращая нежные стенки в кровавое месиво, и хочется со скоростью света броситься через пролеты, на первый этаж, чтобы взглядом зацепиться хотя бы за высокую тень, распластавшуюся на мраморном полу прямо у входа. Но он медлит и по обыкновению ничего не предпринимает. Трус... он и в Африке трус.

Спустя час Чунмен уже увлеченно возится с ватманами и перебирает старые чертежи, которые остались у него еще со времен обучения в университете. Он аккуратно выкладывает их на стол и долго рассматривает, по кирпичику собирая в голове не построенные детские сады и больницы, разглядывает, надеясь, в старом найти интересные находки для нового… В дверь неожиданно стучат, архитектор, не отрываясь от очередного чертежа, произносит:

- Да…

- Привет, можно к тебе? - Крис неуверенно топчется на пороге, не поднимая глаз на Чунмена и, конечно, не замечая, как губы младшего расползаются в предательски радостной улыбке, а сам он подрывается с кресла.

- Как ты? Мы столько дней не общались… - тяжело выдыхает архитектор, понимая, что сейчас он просто не в состоянии бороться с собственным голосом.

- Все в порядке, надеюсь у тебя тоже… Знаешь, я тут подумал, - Чунмен различает кривую улыбку на красивом родном, чужом, знакомом, незнакомом лице. - Не нужно сарказма - я тоже умею думать, представь себе… Мне надоело сутками избегать тебя, поэтому скажу все как есть. Я не стану тебя впредь доставать, завершим проект и перестанем общаться, тебе хорошо, мне хорошо. Можешь быть спокоен, больше тревожить я тебя не стану. Ничем, - Крис в ту же секунду разворачивается на носках и уходит, заметая свои следы тяжелым шлейфом неприсущей ему холодности и отрешенности.

Я три дня гналась за вами, чтобы сказать, как вы мне безразличны. ©

Ну, конечно, Чунмену все равно! Все равно, когда Крис то и дело мелькает перед ним, умело расстилая за собой легкий аромат нового парфюма, все равно, когда как прежде болтает без умолку, заражая всех нескончаемым оптимизмом, все равно, когда он улыбается всем и вся, но только не ему, Чунмену. Архитектор сутками пропадает на работе, чертит, затем яростно стирает ластиком совсем недавно появившиеся на листах белой бумаги футуристические окна и двери, без сожалений рушит нарисованные стены, не оставляя камня на камне не только в своих чертежах, но и в голове. Любая задумка стирается в пыль, его ничто не устраивает, и ватманы вновь и вновь мнутся под маленькими руками и летят на пол, распластываясь белоснежными морями с трещинками и надрезами. Естественно, Чунмен понимает, как тормозит работу всей группы, но ничего не может с собой поделать - подпорченное настроение дает знать о себе срывающимися с губ резкими, не присущими парню словами и растерянностью, сквозящей в каждом его взгляде. Он никому не пытается объяснить причину неожиданных эмоциональных перепадов, и уж тем более не пытается оправдаться. Ему ужасно стыдно, но ничего поделать невозможно. Или он ничего не хочет делать… Только все больше и больше тонуть в своих обидах и невысказанных словах.

Каждое божье утро, по дороге на работу, в переполненном вагоне метро он твердит себе одно и то же: ничего не было, никогда. Однако сопротивление настолько слабое, а вопросов так много, что он каждый раз сдерживается, чтобы не подойти к шефскому сынку и прямо спросить у него, из-за чего конкретно он так быстро отказался от него. Неужели перестал интересовать или же просто нашел себе более податливого человека, а быть может, Чунмен, при ближайшем рассмотрении, оказался слишком скучным… Несколько простых слов, скорее всего, могли бы вернуть парню спокойствие, но варварски отнятая уверенность в себе гниет где-то в мусорном баке, распространяя противное зловоние. Спустя неделю он признается сам себе, что его гордость задета, еще через несколько дней он понимает, что возможно, был слишком резок с Крисом и ему стоило бы дать троглодиту хотя бы один шанс, а не брыкаться подобно бешеному быку, возможно, стоило принимать все его слова за шутку, а не отождествляеть со злостным оскорблением его достоинства. Блондин просто такой человек – открытый, непосредственный, пусть и надоедливый, да еще и с языком острее лезвия.

Спустя еще две недели безутешный Чунмен понимает, что банально скучает.


***

Работа отнимала все силы… Все три команды практически жили в четырех стенах своих рабочих кабинетов, и Чунмен, в конце концов, принял мужественное решение перевести внутренние стрелки и подумать о своих личных проблемах как только разработка проекта будет окончена, и бросился в омут проектирования, грязно матерясь и жестко недосыпая. Бесконечные организационные вопросы, возникающие в самые неподходящие моменты разрешались слишком быстро, потому что ненормальный человек по имени Крис брал бразды правления в свои руки и в считанные минуты всеми известными человечеству способами уговаривал, иногда даже отчитывал то одних, то других. Чунмен старательно скрывал свою благодарность, но никак не мог отказать себе в нескольких восхищенных взглядах в сторону блондина. Иногда он настолько засматривался, что кому-то из сотрудников приходилось щипать его или же просто пихать под столом, некоторые даже посмеивались над заработавшимся архитектором.

Отборочный тур между командами был назначен на 27 ноября, за два дня до начала подачи заявок на участие в основном тендере. Чунмен носился с чертежами и блокнотами, пытался в последние минуты внести какие-то изменения, но Крис постоянно шикал на него и просил угомониться, потому что перед смертью никогда не надышишься, и какие-либо поспешные решения могут лишь все испортить. Ночь перед конкурсом они провели наедине, пытаясь как можно точнее выразить словами концепцию курортной зоны и подготовить речь, которая не только в полной мере отображало бы задумку, но и каким-нибудь образом расположила к себе их многочисленных коллег.


- Мне страшно, - промямлил Чунмен, когда они в половине 4-го ночи выходили из офиса. – Похоже на президентские выборы, тебе не кажется?

- Ну, что-то в этом есть, согласен… У нас, благодаря тебе, замечательный проект, нам совершенно не о чем беспокоиться, поверь. Жаль, я так и не смог подглядеть, что там у других, - устало улыбнувшись, сказал Крис и почему-то замер в дверях, у выхода. – Ты на машине? Если нет, я тебя подвезу.

Услышав эти слова, младший в панике завис над первой ступенькой, не решаясь ступить ногой на бетонную поверхность, он неуверенно прошептал:

- Не стоит, я вполне могу поймать такси…

- Мне не сложно, на самом деле, - Крис по-видимому сдаваться не собирался, однако искреннее предложение вызвало в Чунмене огромный шквал отрицательных эмоций: последниЙ месяц блондин не обращал на него никакого внимания, а тут решил проявить вселенское милосердие и оказать помощь, младший, не контролируя себя, обернулся назад и раздраженно и бросил:

- На твоем месте я бы поехал поскорее домой, чтобы выучить все от корки и до корки и не опозорить всю нашу команду!

- Ну, вот теперь я тебя узнаю, а то было подумал, что живой человек в тебе безвозвратно погиб, настолько серьезным ты был в эти несколько недель! – Крис ехидно улыбнулся и в несколько секунд оказался у подножия лестницы. – Пока, задрот! До завтра! Совсем скоро я перестану тебе надоедать, можешь даже отпуск взять, я ради тебя поговорю с главой отдела кадров.

Мощные обороты мотора и тихая музыка из ярко-красного автомобиля вывели Чунмена из ступора. Он безнадежно встряхнул головой, бессмысленная попыткa хоть как-то отогнать противоречивые мысли лишь привела к безумной боли в висках. А ведь парень, кажется, забыл каким гадким может быть Крис,и какими колкими его слова. Он помедлил несколько минут, но затем, собравшись с мыслями, достал из кармана телефон и вызвал такси.



Утро встречает Чунмена неприятным проливным дождем, огромные капли которого, несмотря на большой зонт и обвязанный вокруг шеи легкий кашемировый шарф, всеми правдами и неправдами пытаются соприкоснуться с теплой кожей и заставить поежиться. Конференц-зал переполнен, многие сотрудники, не найдя свободных мест, просто замирают по периметру помещения, Чунмен замечает даже знакомую уборщицу с их этажа, не понятно каким образом умудрившуюся пробраться в зал. Вообще атмосфера скорее напоминает предновогоднюю, вроде бы в воздухе должен витать дух соперничества, а на деле все оказывается наоборот, всем просто чертовски интересно какая команда, что придумала, а кто выиграет для многих не имеет принципиального значения. Архитектор усаживается на свое место и краем уха слышит голос все той же уборщицы, которая орет почти на весь зал:

- Господин Ву, файтинг! Я с вами!

Зал взрывается хохотом и только голос Криса пробивается через все переливы негромким спасибо, аджумма. Чунмен старается не открывать глаз, хоть и подмечает боковым зрением синий рукав и полоску голубой рубашки на соседнем подлокотнике. Здороваться с блондином он, судя по всему, тоже не собирается. Во время презентации других команд парень различает какие-то обрывки фраз, иногда слышит одобрительное перешептывание и изредка комментарии Криса, который шуршит рядом с ним бумагами и не дает отключиться; волнение сводит внутренности тугими узлами, а сам Чунмен просто хочет на несколько часов уснуть и проснуться и узнав результат, вновь уснуть. Он представляет, как нервные клетки, подобно тонким струнам, с диким скрежетом разрываются и закупоривают ошметками кровеносные сосуды. Плевать! Даже если его сравнения анатомически неверны. Страшно все равно по-особенному.

В половине 12-го, он, наконец, различает, как Крис встает со своего места и направляется к центр зала. На стене мелькают трехмерные изображения зданий, размеренный, едва различимый гул прожектора выводит Чунмена из состояния дикого ужаса, а по шуму в зале он понимает, что даже в такие моменты шефский сынок не упускает случая и отвешивает комплименты или же остроумно шутит. Слов его архитектор не слышит совсем, но то, что блондин умудряется погрузить аудиторию в легкую непринужденную атмосферу, он понимает достаточно быстро. Парень перестает буравить недовольным взглядом пол под своими ботинками и поднимает глаза на Криса, а тот… Ощущение, будто он представляет не проект, стоивший многим нервов и бессонных ночей, а просто дефилирует по подиуму, непринужденно задевая своей улыбкой и принуждая улыбаться в ответ. Губы сами по себе растягиваются в приветливой ответной улыбке, и хотя речь менеджера Чунмен по-прежнему не слышит, но ощущение того, что все складывается как надо не покидает его до тех пор, пока не объявляется перерыв.

В электронном голосовании участвуют все сотрудники, исключение составляют лишь Председатель Ву и разработчики проектов. Пока коллеги неровной очередью, выстраиваются перед цифровыми табло в холле перед залом, Крис разговаривает с отцом и неожиданно подзывает к себе Чунмена, который все это время без дела переминается у окна. Он неловкими шагами подходит к председателю, не забывая поклониться и тут же оказывается заключенным в крисовские объятия.

- Председатель сказал, что мы справились, Чунмен-ши! Поздравляю! – не стесняясь присутствия отца, весело щебечет блондин, большими ладонями сдавливая хрупкие ребра. Младший задыхается не в силах расправить грудную клетку и вобрать в легкие немного воздуха. Спустя несколько хриплых вдохов он выпускает его из рук и проходит вслед за отцом в зал.


Дальше все как в тумане – архитектор ничего не помнит, ничего не осознает, и находит себя, сидящим за столом в каком-то ресторане, где все пьяны, а сам он тем более. Он сканирует мутным взглядом пространство и понимает, что похитившие его товарищи-алкоголики из его же команды, осталось только выяснить пьют ли они с горя или же, наоборот, от привалившей удачи. Никого более-менее трезвого рядом с собой он не обнаруживает, поэтому, едва волоча ногами, доходит до сваленной в кучу верхней одежды, где пытается найти свой телефон и позвонить Чанни, который скорее всего будет знать ответы на все гложущие его вопросы.

Телефон несколько раз выпадает из рук, Чунмен, явно не рассчитав свою реакцию, упрямо пытается поймать его в паре десятков сантиметров от пола, но каждый раз попытка завершается резким стуком пластика о плиточный пол. В конце концов, он кое-как вылавливает его и, обнаружив в контактной книге знакомое имя, нажимает на кнопку вызова.

- Да, - хриплый, заспанный голос немного отрезвляет.

- Чанни, ты не з-знаешь, почему я пьян? – едва выговаривает слова парень.

- Это не Чанни, проспись, задрот! – звонок прерывается.

Чунмен настойчив и так быстро не сдается, он нажимает на кнопку повторного вызова и вновь мямлит:

- Чанни т-ты знаешь, п-почему я пьян?

- Во-первых, это не Чанни, это Крис, а во-вторых, ты пьян, потому что пил! Пока! – грубиян вновь отключается.

Танки грязи на боятся - Чунмен в недоумении, но затею не бросает и звонит снова:

- А почему я з-звоню Чанни, а брешь трубку т-ты?

- Потому что ты ошибся номером, а ошибся, потому что пьян, а пьян, потому что пил, а пил, потому что мы выиграли, проследил причинно-следственную связь? – огрызается в трубку блондин и вновь отключается.

Сквозь пары алкогольного опьянения, столь удачно просочившегося в каждую клеточку организма, до архитектора, хоть и с большим трудом, но начинает доходить сказанное. Он даже несколько раз вяло дергает в воздухе руками, имитируя дикую радость, но потом вновь зависает, но уже над другим вопросом: они выиграли, все пьяны, и только Крис, судя по голосу, спит, а не заливает горло виски? Это ведь общая победа… А вообще плевать на него, наконец-то он от него избавится, раз и навсегда вышвырнет из своего подсознания и заживет прежней, размеренной, жизнью. Поэтому Чунмен, без особых мыслительных потуг, принимает решение не трезветь ни при каких обстоятельствах и заказывает еще одну бутылку обжигающего напитка. Мир вокруг становится красивее и ярче, а перед носом, подобно калейдоскопу, проносятся события двухмесячной давности и парень, что есть мочи смеется в лицо воображаемому Крису, он говорит ему колкости, иногда даже бьет. Вот только призрак ему никак не отвечает, а в тех нескольких фразах, которыми он его удостаивает нет привычного ехидства и в голосе нет и доли былой насмешки. Без Его Величества на самом деле ужасно скучно, он как будто перевернул маленький мирок Чунмена вверх тормашками, переставил в нем всю мебель и книги, и теперь ничего не найти, но и искать нет ни сил ни желания..


Ближе к трем утра всю галдящую компанию практически взашей выгоняют из ресторана, кто-то кричит о продолжение ночи в каком-нибудь клубе, кто-то в отключке сидит на пороге, никак не понимая, на какую из рук нацепить носки и зачем они вообще нужны, и только Чунмен стоит у стены и теребит в руках телефон. Ночной прохладный воздух болезненно задевает слизистую и проталкивается небольшими комками в легкие, голова кружится и хочется присесть на землю, но вместо этого он просто вновь набирает Крису.

- Ты знаешь, что недавно в Америке был ураган?

- Знаю, - старший тихо выдыхает в трубку.

Чунмен немного медлит, но все же задает еще один вопрос:

- А ты знаешь, кто виноват?

- Нет, - слишком коротко, а младшему так хотелось услышать смех.

- Ты... А ты знаешь, что сейчас в Сирии творится неразбериха и со дня на день может начаться Третья Мировая?

- Знаю...

- А ты знаешь, кто виноват? - парень задает тот же вопрос.

- Нет, - вновь едва различимо.

- Ты виноват! Ты во всем виноват! И в снижении цен на нефть, в землетрясениях и наводнениях, в крупных авариях и обрушениях зданий, в проливных дождях и снежных буранах... В том, что я никак не могу заснуть по ночам! Только ты! - кричит Чунмен, не обращая внимания на поздний час и на недоумение пьяных коллег.

- Ты пьян, где ты? Я тебя заберу... - взволнованно спрашивает Крис, но архитектор так поглощен своими эмоциями, что плюется ими словно ядом:

- Да пошел ты! Мне ничего от тебя не нужно. Все к чему ты прикасаешься начинает разваливаться.

- Я приеду! Передай кому-нибудь трубку, если сам не знаешь! - кричит блондин, в ответ слыша отборный, трехэтажный мат. - Не беспокойся, я тебя найду, а потом проделаю с тобой все, что ты только что мне пожелал! Передай кому-нибудь трубку!

Спустя тонну обидных слов и фраз Чунмен сдается. Нет, он не мечтает о том, чтобы Крис его забрал, но увидеть его почему-то очень хочется, поэтому он с запинкой называет адрес ресторана и усаживается на крыльцо, ждать апокалипсиса...

То, что вы называете любовью, — это немного неприлично, довольно смешно и очень приятно. ©

Чунмену снится море. Синее, с каемкой светло-голубого, слепящее глаза яркими, отражающимися от воды, бликами; теплый ветер легко прикасается к ключицам и шее и нежно щекочет кожу на затылке, заставляя улыбаться от смелых мурашек. Море обволакивает и срывает с губ едва различимые вздохи, они теряются в разбросанных под ладонями шероховатым ковром золотистых песчинках и настойчиво вплетаются в вишневые пряди волос. Ветер усиливается, кричит о чем-то пронзительно-вязком, забегает под белую, совсем не по размеру, рубашку, и пытается разбудить. Но парень стойко выносит все порывы и вновь окунается в ласковый шум прибоя и распространившийся над пустынным берегом соленый запах воды.

Картинки быстро меняются, словно кадры из старого детского диафильма, когда на белой простыни прожектор позволял разглядеть и сизого слона с огромным хоботом, и повисшую на нарочито длинной лиане обезьяну со смешной рожицей. Теперь он в уютном кафе через дорогу, тут пахнет горьким кофе с легким ароматом корицы и шоколада, тут желтым загораются лампочки, напоминая звезды с небес. Вокруг мелькают взъерошенные, промокшие посетители, наспех забежавшие в первое же попавшееся заведение погреться, они затянуты в бежевые плащи и шарфы насыщенных цветов, с них стекает дождевая вода и с тихим стуком ударяется о деревянный, выкрашенный пол. Чунмен подносит кружку с терпким кофе к носу и делает глубокий вдох, аромат моментально теснит дыхательные пути и мягко оседает в легких. А руки по-прежнему прикрыты белоснежными манжетами огромной, совсем не по размеру, рубашки. Парень с интересом разглядывает себя, понимая, что сидит в переполненном кафе абсолютно обнаженным, и только накинутая на плечи льняная ткань едва прикрывает мраморную кожу.


Он просыпается, веки упорно сопротивляются, и Чунмен отчаянно пытается вновь не заснуть. Огромная кровать, занимающая практически всю комнату, приводит его в состояние шока. Светлые шторы, подгоняемые прытким ветром, мимолетно касаются спинки дизайнерского кресла и вновь мягкими волнами ложатся на пол. Чужая спальня, чужие простыни, чужие стены с пастельными пятнами дорогих картин, чужая белоснежная рубашка и только тело его, и оно сейчас удачно устроилось поперек кровати и зарылось в одеяло кофейного цвета. Чунмен несколько раз моргает, еще пару раз щипает себя вначале за руку, но не придя в себя, за щеку. Он выворачивается из теплого кокона и проверяет свое тело на наличие нижнего белья… Белье имеется! Поэтому он переводит дух и с интересом озирается по сторонам. Догадок много, но ни одна из них не может успокоить его разыгравшееся воображение. Это гостиница или чья-то квартира? Как он сюда попал и кто его раздевал, а потом облачал в белое, словно в доспехи? Паника очень метко бьет прямо под дых, а когда в комнату заходит Крис в домашней одежде и с чашкой горячего кофе в руке, Чунмен начинает задыхаться.

Менеджер улыбается, и кажется, что от него пахнет сливками с ванилью и сахаром, потому что только объевшиеся сливками коты могут так лучезарно приподнимать уголки губ. Чунмен пытается выдавить несколько слов, но получается всего лишь жалко мычать. Он, по наитию, хватается за свой телефон, неведомо как оказавшийся на прикроватной тумбочке, и набирает номер Чанеля. Его Величество ничего не предпринимает, только удобнее устраивается в кресле напротив кровати и наблюдает за нервным парнем из под полуопущенных век. Улыбка не сходит с лица ни на секунду, поэтому, когда Чунмен слышит в трубке низкий бас, единственное, что приходит на ум - это:

- Чанни, звони в полицию, меня изнасиловали!

- Очень смешно, Чунмен-а, я сплю, еще рано, не звони мне… - в трубке раздаются пронзительные, вредные гудки.

Парень звонит другу повторно и открывает было рот, чтобы еще раз, только громче, прокричать об изнасиловании, как Крис неожиданно кладет кружку с кофе на пол у кресла и спустя несколько шагов оказывается рядом с кроватью. Он без особых усилий находит в ворохе одеяла ноги застывшего в оцепенении парня и тянет его на себя. Младший, впившись ногтями левой руки в спинку кровати, отчаянно сопротивляется, но сразу же сдается – троглодит физически намного сильнее.

- Вызывай, можем даже освидетельствование провести, - он прикладывает губы к телефону и весело кричит в трубку. – Эй, Чанни, ты меня слышишь? Изнасилования, то есть соития, то есть совокупления, то есть занятия любовью не было, потому что зануда был чертовски пьян! Но сейчас-то он трезвый! И я своего не упущу, тем более, я уже обещал ему много чего эротического!

Чунмен слышит дикий, совершенно неадекватный, смех Чанеля и чертыхается в уме: только ему мог достаться друг, который будет смеяться над горем вселенского масштаба.

- Чанель, не хочешь к нам присоединиться? Мой адрес…

Старший не договаривает, потому что архитектор со всей силы запускает телефоном в пол, чудо техники жалобно ударяется о пушистый ковер и, несколько раз перевернувшись в воздухе, окончательно теряется в длинном шерстяном ворсе.

- Я же пошутил… - удрученно мямлит Крис и садится на переворошенную кровать. Перепуганный Чунмен снова забирается под одеяло и всеми позвонками вжимается в изголовье кровати. Мыслей в голове ядовитый рой, они панически жужжат и не дают возможности сосредоточиться. Нужно ли бежать или прийти в себя и просто поговорить с менеджером, ведь тот скорее всего, по обыкновению, дурачится, очень неудачно и даже не смешно, но дурачится.


- Как я у тебя оказался? Я же у тебя дома? – наконец, решается спросить архитектор.

- Я тебя привез, ты мне названивал всю ночь и нес какую-то ахинею...

- Нужно было отвезти меня домой, - Чунмен не может успокоиться. О том, что он сам позвонил Крису и, возможно, наговорил ему лишнего не хочется думать совсем...

- Зачем? Я хотел, чтобы ты остался у меня, и, по-твоему, мне не фиг делать, как тащиться на окраину города, чтобы уложить тебя в постельку?!

- Ну, тут же уложил! И даже переодел! Сволочь, ты меня всего облапал, да? И зачем было переодевать меня в свою огромную рубашку? – кричит парень, от чего жилы на шее натягиваются до предела, а сам он покрывается бурыми пятнами; руки впиваются в одеяло, и костяшки пальцев неестественно белеют.

- Облапал, обнюхал... Какая разница! Я еле сдерживался, чтобы ничего не сделать с тобой, пока ты был пьян и ничего не соображал, – при каждом произнесенном Крисом слове Чунмен с наигранным отвращением передергивается, решив, что менеджеру совсем не обязательно догадываться о его истинных чувствах. А ведь внутри такой же ураган, как и снаружи, ведь внутри все рвется и кричит, но не от отвращения, а от сожаления, что он ничего не помнит и не знает, как себя вел шефский сынок, что он ему говорил, как он к нему прикасался. - У меня фетиш, поэтому ты в моей рубашке, всегда мечтал увидеть, как ты будешь в ней выглядеть. Зато ты очень податливо выгибался, скажу я тебе, ну, пока я тебя переодевал. И я жажду вновь это лицезреть!

Менеджер мечтательно растягивает слова и заискивающе заглядывает младшему прямо в глаза. Шоколадная радужка глаз завораживает, а оттененные упавшей на лоб светлой челкой зрачки в крапинку заставляют тонуть в омуте, дотягиваться ладонями до теплого дна и даже не мечтать выбраться. Чунмен безуспешно открывает рот, чтобы сказать что-нибудь обидное, но любые попытки приводят к безмолвному наблюдению за блондином. Тот, улыбаясь, дотрагивается до губ парня и больно прижимает их друг к другу, не давая младшему ни малейшего шанса открыть рот. Он дергается, пытается вырваться, но Крис успокаивает его простыми словами.

- Давай, поговорим… П-О-Г-О-В-О-Р-И-М. Если согласен, кивни головой, - Чунмен беспомощно кивает. - Хорошо, малыш! Ты же знаешь, что нравишься мне?

Младший отрицательно мотает головой, потом спохватившись, снова кивает, но уже положительно, потом вновь отрицательно и, в конце концов, совершенно запутавшись, опускает глаза.

- Нравишься, даже не сомневайся. Я тебе тоже нравлюсь, не смей… - архитектор вскидывает глаза и хмурится, хочет выглядеть как можно более безразличным, но глаза выдают его с потрохами. – Не смей этого отрицать! Поэтому, может, хватит уже ломаться? Мы же не школьники какие-нибудь! А теперь я отпускаю твои губы, и ты без криков, без занудства, просто… падаешь мне в ноги и умоляешь, чтобы я любил тебя до скончания веков!

Привычная наглость Криса привычно выводит Чунмена из себя, только на этот раз он со всей дури бьет его в плечо, от чего старший морщится от боли, но все же продолжает:

- Хорошо, я понял! Ты меня поцелуешь, а потом мы займемся любовью, обязательно несколько раз, и будем жить долго и счастливо много лет. Все счастливы, все довольны, а я больше всех!

Крис доброжелательно и в то же время дико ухмыляется. Чунмен натянуто улыбается в ответ, может и собирается сказать, что-то гадкое, но сейчас ему, наперекор всем своим чувствам, очень хочется просто сдавить ребра надоедливого долговязого парня и если не поцеловать, то хотя бы укусить его, чтобы побольнее, чтобы до крови. Впиться зубами в тонкую кожу и причинить как можно больше неудобства. Потому что ему было слишком плохо без него, потому что он слишком часто снился или же, наоборот, никак не давал уснуть, мелькал перед глазами и тормошил его, слишком много болтал и так же часто улыбался и подмигивал. Его вообще было СЛИШКОМ много. Везде. И на удивление внутри его оказалось даже больше, чем снаружи.


Приняв воцарившуюся тишину за долгожданное согласие, Крис уверенно подминает Чунмена под себя. Опаляет дыханием и хаотично скользит по телу ладонями, от резких движений маленькие перламутровые пуговицы на рубашке летят в разные стороны. Блондин прячет улыбку в тонких ключицах и дотрагивается губами к нежной коже, а младший лишь тихо вздрагивает от мимолетных прикосновений. Напряжение, витавшее в воздухе минутами раньше, теперь тенями скользит по комнате и вылетает в распахнутое настежь окно, унося с собой все переживания и крупицы здравого смысла. Один плавится, другой плавит, горячими губами заставляет выгибаться и раскрываться для прикосновений. Дыхание учащается и обжигающим шаром скапливается между грудными клетками, чтобы через секунду разорваться на мелкие осколки и замереть в барабанных перепонках рваным сердцебиением. Чунмен поддается, не хочет думать, не хочет знать…

Нет, знать он хочет, однозначно! Он будто приходит в себя после долгого сна и, поддев тонкими пальцами подбородок Криса, заставляет его посмотреть себе в глаза:

- У меня только один вопрос, последний. Почему ты тогда сказал мне, что не будешь ко мне больше лезть? Почему сказал, что перестанешь меня беспокоить?

Шефский сынок старательно избегает смотреть в глаза, зачем-то рассматривает узор на наволочке, теребит ткань чунменовских боксеров, но в глаза упорно не смотрит:

- Ну, понимаешь…

- Я тебя о-ч-е-н-ь внимательно слушаю, - злым тоном перебивает его Чунмен.

Тогда Крис, не выпуская парня из под себя, все же решается ответить. Его голос звучит уверенно, но несколько сбивчиво:

- Ты слишком долго ломался, пришлось пойти на крайние, проверенные меры… Чтобы ты почувствовал каково это быть без меня, каково это не получать и капли моего внимания. Я хотел чтобы ты… немного заболел. Начал томиться и переживать, чтобы терялся в догадках, короче, чтобы ты был… lovesick… как говорят американцы. А потом… потом как вчера позвонил мне и…

- Пошел к черту! – неожиданно ожидаемо ревет Чунмен, он с силой отталкивает от себя блондина, тот падает на спину, а младший, воспользовавшись секундным замешательством, прыгает на ковер и кое-как, впопыхах, находит свой многострадальный телефон. Полы белой рубашки развеваются в воздухе, красивые ноги семенят по ковру, а сам Чунмен безрезультатно пытается обнаружить в лабиринтах квартиры Криса ванную комнату. - Полиция, примите вызов! Меня пытается изнасиловать двухметровый троглодит. Адрес? Какой адрес? Вы издеваетесь? Не знаю я никакого адреса!

Спустя с десяток минут Чунмен, наконец, сдается. Оседает на холодный плиточный пол на кухне и буравит завороженным взглядом накрытый стол, с приготовленным на двоих завтраком. Подобно безумцу улыбается себе под нос и даже не замечает, как оказывается сидящим на коленях Криса. Тепло. Чертовски тепло и влажно, потому что мягкие губы скользят по его скулам и слегка прикусывают нежную кожу, замирая в нескольких сантиметрах от его губ и, будто получив разрешение в виде тихого стона, прокладывают себе путь, глубже и интимнее.


Сегодня суббота. Упоительная, любимая всеми фибрами чунменовской души, суббота. В субботу за окном пасмурно, скорее всего даже холодно, накрапывает мелкий, противный дождь, а упрямый порывистый ветер разносит по узким улочкам и главным проспектам города пронизывающие до костей брызги; он срывает с деревьев держащиеся из последних сил листья и заботливо укрывает ими мутные, одинокие лужи. Не нужно просыпаться ни свет ни заря, вылезать из самого прекрасного места на свете, конечно же, кровати, и плестись на работу, не нужно заботиться ни о чем. Нужно всего лишь сильнее прижиматься к самому ненормальному, разрушившему всю его размеренную жизнь, человеку на свете и прятать улыбку в его светлых волосах, неизменно пахнущих солнечным летним теплом.

***

К великому сожалению, история упрямо умалчивает о результатах исторического тендера…