Название: Earth Oddity
Пейринг: Исин/Сехун
Жанры: слэш, романтика, ангст, AU
Примечание: я сделал это назло своей лени и отсутствию музы. спасибо прекрасному Эдуардо
Рейтинг: R
читать...Сехун натягивает капюшон синего худи до самых глаз и выходит из своей квартирки на пересечении 22-ой и 46-ой ровно в 3 дня. Осенний дождь противной моросью ложится на тонкую, почти прозрачную кожу, от холодных капель лицо чешется, хочется стереть их рукавами, но еще больше залезть обратно в постель и уснуть. Обычно Сехун пробегает несколько километров в сторону городской мэрии и сворачивает за угол у магазина хозтоваров, остановившись, пытается отдышаться и в то же время продлить бешеное биение сердца на жалкие миллисекунды. В этот момент кажется, что внутри что-то зарождается, булькает, неистово пляшет и ластится, но почему-то сразу же погибает. Тогда он пытается пробежать немного дальше, но физически не выдерживает и замирает всегда на одном и том же месте – у заброшенного кинотеатра. Сгорбленное из-за частых ветров и ливней здание обтянуто эластичной пепельно-серой тканью, которая обтекает и будто ласкает стены и пустые глазницы окон и дверей. Сехун понятия не имеет для чего оно служило раньше (об этом не принято говорить), но его почему-то беспокоят странные ощущения – разочарование, вина? Через несколько дней здание снесут, чтобы на его месте построить что-то грандиозное и безжизненное. Мертвое старое заменят мертвым новым. В их городе так происходит постоянно.
Он идет домой той же дорогой, но забегает под первый попавшийся на пути козырек, как только мелкий дождь превращается в ливень. Напротив остановка общественного транспорта, и сейчас там топчется на месте несколько человек. Сехун бросает равнодушный взгляд на чужие серые лица, но на звук приближающегося автобуса почти сворачивает себе шею и следит за блеклой механической громадиной, которая будто трещит по швам-дверцам и медленно выпускает и впускает людей. Когда автобус уезжает, Сехун видит перед собой невысокого парня, закутанного в ярко-оранжевый длинный шарф. Кажется, что тяжесть рюкзака за спиной вот-вот придавит его к земле, но он выпрямляется и почти вприпрыжку направляется вниз по пустынной улице. Сехун промаргивает момент, когда конкретно увязался за парнем и практически впечатался лицом в деревянную дверь какой-то захудалой лавчонки. Скорее всего ее тоже в ближайшем будущем не станет. Сехун пытается заглянуть внутрь, туда, где минуту назад скрылся некто, при виде которого ему даже вспомнилось бы давно вышедшее из обихода слово "беззаботный" (если бы он только знал о его существовании), но ничего не выходит: плотные шторы занавешивают окна, словно защищают от посторонних. Нет ни вывесок, ни других опознавательных знаков. Сехун зачем-то смотрит на циферблат своих часов и запоминает время – 17:30.
* * * * *
На следующий день Сехун вновь прячется под козырьком напротив остановки, но уже не от дождя, а от солнца, которое нагло вылизывает щеки и проходится по шее, заставляя дергать плечами и бубнить под нос гадости. В 17:15 внимание привлекает мельтешение - вчерашний парень несется вниз по улице и шевелит губами, как будто пытается попасть в какой-то ритм. Его тонкая мужественная фигура и коричневые ботинки, а еще большой рюкзак и улыбка от уха до уха - моментально бросаются в глаза и режут вкривь и вкось, заставляя жмуриться, как после долгого наблюдения за солнцем. Сехун трясет головой, потому что какого черта все так странно и не как всегда, но, поддаваясь любопытству, все же переходит дорогу и несется следом. За углом Сехун резко тормозит, ему даже слышится противный шорох – подошвой кед по асфальту, усеянному мелкими камушками. Парень, за которым он гнался, стоит в нескольких метрах от него и смотрит насмешливо, отчасти пренебрежительно.
- Не ходи за мной, - через минуту рассматривания, говорит он.
- Я не за тобой хожу, - выдыхает Сехун, хотя очень хочет спросить "почему".
- Вот и прекрасно, - парень уходит, и ветер раздувает полы его шарфа, которые струятся подобно оранжевому знамени какого-нибудь военного гарнизона. Вскоре слышится хлопок двери о косяк, от сильного удара пыль пробивается сквозь тонкие щели и серебрится прямо под солнечными лучами. Сехун дает себе слово больше не приходить в этот район и завтра же купить солнцезащитные очки.
* * * * *
Сехун несмело стучит в дверь лавки, от чего стекло, обрамленное ветхой рамой, дребезжит и грозится вывалиться, разлетевшись на мелкие осколки. Никто не отвечает, не разобрать даже звука шагов, только мерное, отнюдь не в такт биению сердца, тиканье настенных часов оживляет тишину, которая стелется вокруг и льнет к телу, заползая за воротник худи. Сехун в нерешительности топчется на месте, но остается стоять, намертво прилипая позвонками к стене.
На часах давно перевалило за полдень, а за спиной стоит сплошное месиво из звуков проезжающих машин, шагов прохожих и звонкого подзатыльника. Сехун трет бледную кожу с отметиной в пять чьих-то пальцев и боится посмотреть назад, только пялится на лежащую у его ног тень и нервно шаркает ногой, сметая в кучу желтую листву.
- Я же просил не ходить за мной! - голос звучит не грозно, наоборот, весело и в то же время как будто лениво.
- Я не ходил за тобой, - Сехун, наконец, оборачивается. Хочется то ли нагло улыбнуться, то ли крикнуть что-нибудь очень обидное и убежать.
- Тогда что ты делал всю эту неделю? - вблизи парень выглядит старше Сехуна и словно светится. Дверные петли жалобно скрипят, умоляя в кои-то веки смазать их маслом, но внутрь все же пропускают. Сехун стоит у порога, не понимая что делать, но парень подходит ближе и, коротко смеясь, манит его за собой. Сехун задерживает дыхание, потому что еще никогда не ощущал ничего подобного, и идет следом, останавливаясь почти на середине комнаты. Наверное, нужно что-то ответить, но он только и делает, что смотрит то на хозяина лавки, то в пол, и пытается справиться с дыханием. – Как тебя зовут?
- Се… Сехун, – язык не слушается совсем, незнакомец смотрит на него, словно ждет чего-то, но Сехун глупо моргает в ответ.
- Все с тобой ясно, - разочарованно тянет старший и улыбается. Сехун понимает, что не может отвести взгляда от ямочки на его щеке. – Ты такой же как все, а я уж было подумал…
- Что значит как все? Что подумал?
- Как все, - хозяин лавки выписывает в воздухе невидимый круг. – А что подумал, не имеет значения.
Сехуну становится не по себе от последних слов, ему кажется, что его сейчас попросят уйти, а ведь уходить не хочется совсем. Выглядит он скорее всего очень уж жалко, потому что старший бьет себя по лбу и вновь расплывается в улыбке:
- Хорошо-хорошо, не выгоню я тебя, только не смотри на меня так больше. Ты это… присаживайся где-нибудь, я пока чай приготовлю, - после этих слов он скрывается где-то в глубине помещения, оставляя Сехуна недоумевать – присесть, как выразился тот, абсолютно некуда, разве только на полу или на прилавке, но если первый никакого желания соприкасаться с ним пятой точкой не вызывает из-за пыли, то второй завален всякой всячиной и вообще вряд ли существует под всем этим барахлом. Вместо этого Сехун разглядывает комнату, подмечая мелкие и не очень детали - помещение будто дышит всеми цветами радуги и тонет под слоями многочисленных тканей. Сехун и не подозревал, что существуют такие оттенки.
- Да, - мямлит старший, протягивая ему простую керамическую кружку, - воображения ты тоже лишен напрочь.
Он выгребает из-под вороха тканей самую неприметную – серую, и, бросив ее на пол, предлагает Сехуну сесть, сам усаживается на самом краю и отпивает немного зеленого чая. Сехун растерян и не знает, как себя вести – ему еще никогда не доводилось общаться с людьми просто так, не по учебе, не из-за болей в спине или же проблем с бытовой техникой. Слишком много новых ощущений порождает такое же количество вопросов, но он не может заставить себя задать хотя бы один, поэтому тоже делает небольшой глоток и в блаженстве прикрывает глаза.
Мягкие лучи солнечного света приятно ласкают кожу и Сехун думает, что еще никогда в своей жизни не чувствовал себя настолько хорошо. Тишина убаюкивает, заставляя клевать носом, и он почти засыпает, когда его толкают локтем под ребра:
- Эй, нечего тут спать, у меня и без тебя дел невпроворот.
- А можно я еще тут посижу? – Сехун старается не смотреть старшему в глаза.
- Нет, проваливай! – хозяин лавки зло хмурится и выдергивает из-под него ткань. Сехун заваливается на бок и начинает громко чихать от поднятой с пола пыли.
- А можно я завтра еще приду?
- Проваливай, я сказал! – последняя надежда неприятно режет осколками, вдобавок, его пихают в спину и выталкивают на улицу. За всю его двадцатилетнюю жизнь к Сехуну еще никогда так много и без особой надобности не прикасались - приятно и неприятно одновременно.
Дверь за спиной захлопывается, но Сехун не двигается с места, наоборот, словно назло, открывает дверь настежь и, не извиняясь, спрашивает:
- Могу я хотя бы узнать ка… как тебя зовут?
- Исин, - Сехун удовлетворенно улыбается и, несколько раз попробовав имя на вкус, закрывает за собой дверь. А когда спустя несколько секунд он несется вверх по улице, сбиваясь с привычного темпа и останавливаясь то тут, то там, чтобы еще раз обернуться и посмотреть в сторону лавки, до него доносится неясное Значит, все же не такой как все! Можешь приходить завтра.
Неделю назад рожденное в грудной клетке нечто пузырится и щекочет внутренности, и от этого хочется очень громко смеяться и совсем немного, но плакать.
* * * * *
Под вечер небо трещит, как старая, давно вышедшая из моды, льняная рубашка, и бросается мутно-серыми каплями прямо в лицо. Всю дорогу до лавки Исина Сехун хрипит от злости и холода, и, дойдя, в нерешительности тормозит перед дверью, хотя мечтает ворваться внутрь и закричать, что хочет такую же огромную кружку чая, как и вчера. На короткий стук никто не отзывается, но Сехун все равно пробует открыть дверь и довольно улыбается, когда она поддается.
- Добрый вечер, Сехун. Я для тебя и чай заварил и даже стульчик притащил из подвала, - Исин стоит перед одним из раскрытых настежь шкафов и что-то пишет в блокноте. Сехун не может стереть с лица предательскую улыбку и, снимая на ходу промокшую ветровку, подходит ближе, заглядывая Исину через плечо. От хозяина лавки неожиданно приятно пахнет теплым молоком и медом, но Сехун, будто узнав чужую страшную тайну, сильно смущается и быстро отходит в сторону. Исин смотрит на него исподлобья и кривится в ухмылке. - Ты никогда раньше не чувствовал запаха другого человека...
- Нет, - Сехун чувствует себя виноватым, он трясет головой и садится на пыльный стул, не удосужившись даже почистить его.
- В дождливую холодную погоду раньше было принято пить черный, - Исин, успевший за это время разлить чай по кружкам, передает ему одну из и снова утыкается в свой блокнот. – А летом или в солнечную – зеленый.
- Я думал, что это не имеет никакого значения, ну… то какой чай пить и когда, - Сехун делает робкий глоток и вспоминает, что принес с собой несколько кусочков сахара. Он, стараясь не расплескать чай, осторожно достает его из кармана и сует Исину прямо под нос. Но ему сейчас, кажется, нет никакого дела ни до Сехуна, ни до принесенной им сладости.
- Имеет, все в этом мире имеет значение, - он поднимает на парнишку свой привычный насмешливый взгляд. – Я бы сейчас не отказался от лимонного пирога, но спасибо. – Говорит он и, поддевая пальцами один кусочек, забавно закидывает его в рот.
Сехун думает, что из-за количества странной информации, выдаваемой Исином каждую минуту, у него скоро закружится голова. Поэтому он плотнее сжимает горячие бока кружки и прикрывает глаза. Так легче воспринимать и еще легче задавать вопросы, а он никогда и никому их не задавал:
- Я из 369-го города 75-ой провинции, здесь временно, из-за учебы, а ты?
- Я был рожден в этом городе и всю свою жизнь прожил тоже здесь, - слова Исина неприятно горчат на вкус, будто он сожалеет о том, что когда-то куда-то не уехал. - Расскажи мне лучше на кого ты учишься? Мне очень интересно.
У Сехуна на лице написано жуткое разочарование, он пытается перевести разговор вновь на Исина, но, осознав, что тот этого не хочет, начинает с энтузиазмом рассказывать о том, что через два года будет работать на заводе по обработке атомных отходов и его совсем не пугает уровень опасности и список болезней, обычно прилипающих в таких местах к людям. Исин одобрительно кивает головой и уверяет Сехуна, что он не из робкого десятка раз готов на такое. Сехуну очень хочет знать, что это выражение означает, но от смущения пялится по сторонам и вместо этого спрашивает:
- А зачем столько тканей разных цветов? Я никогда не видел, чтобы такое где-нибудь использовали.
- Существуют люди, их, правда, мало, так вот, им нравится подобное, хоть они и не понимают почему. Одежда, мебель, шторы, скатерти – это ведь есть почти в любом доме, скажешь ты, но, поверь, только очень немногим хочется выделяться. Отличаться от всех – считается пороком. Вот, потрогай, - Исин бросает на колени Сехуну рулон ворсистой ткани цвета бордо, но младший, испугавшись, дергается в сторону, расплескивая чай лужицами, и почти роняет ткань на пол. Исин ловко ловит ее на лету и, не давая Сехуну ни секунды на раздумья, хватает его за руку, пихая в кулак краешек материала. - Да не бойся ты, потрогай!
Сехуна с ног до головы прошибает током - от тепла ладони Исина сердце подступает почти к горлу, а нежность ткани под рукой заставляет сильнее сжать ее, что он и делает, быстро-быстро моргая и весь напрягаясь.
- Это бархат и то, что ты сейчас ощущаешь, называется бархатистость… А еще плюшевость. Прикасаться приятно, ведь правда? – Исин безжалостно улыбается Сехуну прямо в лицо и через мгновение отпускает его руку. Что он вообще имел в виду? Младший ошарашенно кивает головой и не может выдавить ни слова. Столько всего за один день выдержать просто невозможно. Он резко поднимается с места, роняя ткань к своим ногам и она стремительно устилает пол бордовой дорожкой. Забыв про кружку в руке, Сехун наклоняется, чтобы поднять рулон, но проливает жалкие остатки чая на ткань. Вода не впитывается моментально, наоборот, собирается капельками там и здесь, и все это уже слишком. Он ставит кружку на табурет и минуту спустя несется по улице, не особо понимая куда и зачем, только бы дальше. Теперь живущее нечто в груди хочется вырвать с корнем и бросить под колеса проезжающего автобуса.
* * * * *
Сехун третьи сутки подряд не выходит из своей квартирки, мечтая хоть на какое-то время забыть об Исине и его странностях. Только, будто назло, ничего не получается, совсем. В тот день, вернувшись домой, он перетрогал и перенюхал абсолютно все - от деревянной кровати до полотенца в ванной комнате, он запоминал ощущения и думал, почему никогда раньше не придавал этому никакого значения. Ведь полотенце на ощупь мягкое и пушистое, а кофе, в отличие от сахарного песка, который не пахнет ничем примечательным, имеет горький аромат. Он даже к себе стал прикасаться по-особенному, но почти сразу же понял, что пока не готов к такого рода открытиям. Почему раньше все казалось таким обыденным и тусклым, а сейчас приобрело краски и запахи? Почему ему этого никто никогда не показывал? Ему хотелось знать все и ничего одновременно. Потому что как бы волнительно и увлекательно не было за пределами изведанного, животный страх кажется намного сильнее.
Воскресенье грозится застрять в бесконечном пасмурном небе и звуке шагов одиноких прохожих, без толку снующих то и дело по улицам города. Сехун ворочается в постели и не может заставить себя уснуть. Хотя бы на несколько часов. Вчера в своем отражении он заметил темные круги под глазами и кривую ухмылку. Зеркало теперь кажется таким же безжизненным, как и бессмысленным. Возможно, свое состояние Сехун назвал бы эмоциональной ломкой, если бы только знал, что такое случается.
В 11 часов утра, когда дождь на пару с проезжающими автомобилями плюется крупными каплями, а штанины джинс промокают настолько, что неприятно липнут к ногам, Сехун стоит у лавки Исина и ждет. Он только что решил для себя окончательно: если Исин сам заговорит или откроет ему дверь, или… (да что угодно!), то всю ответственность за дальнейшее можно будет свалить на него и спокойно существовать еще какое-то время. Если же нет… Сехун старается об этом не думать.
Первое "привет" похоже на осиный укус - коротко, но очень больно. Сехун не оборачивается, только неестественно втягивает шею и зажмуривается. Второе "привет" приходится звучным щелчком по лбу и громким смехом, от которого по телу бегут приятные мурашки.
- Я знал, что ты вернешься, просто не думал, что так поздно, - Исин закрывает огромный желтый зонт и отталкивает Сехуна в сторону, затем, просунув ключ в замочную скважину, проворачивает его два раза влево. - Проходи.
Дверь привычно не скрипит - Исин все же смазал петли. Сехун не двигается с места, бессовестно отдавая инициативу в руки старшему. Тот забавно кривится, кажется все понимая, и, улыбаясь, тащит его за рукав внутрь.
- Снимай это все, я принесу тебе полотенце и сухую одежду.
Когда Исин возвращается, Сехун стоит на том же месте - капли дождя с вымокшей насквозь одежды хлипко барабанят по деревянному полу, а сам он громко стучит от холода зубами. Хочется очень многое сказать и спросить, но язык его не слушается.
- Я же сказал раздевайся! - старший поспешно стягивает с его головы капюшон и снимает ветровку, тело Сехуна неестественно дрожит, выдавая волнение вперемешку со страхом, но Исин, словно ничего этого не замечая, бездумно поддевает полы футболки и тянет ее вверх, обнажая совершенно плоский живот. От прикосновения теплых пальцев к обнаженной коже младший заметно дергается и, отстраняясь от Исина, почти кричит:
- Не надо, я сам.
Исин пожимает плечами и, укрыв голову Сехуна махровым полотенцем, вновь скрывается где-то в глубине лавки, откуда уже переодетый в явно коротковатые ему штаны и тонкий шерстяной пуловер младший через некоторое время слышит:
- Если переоделся, закрой дверь на ключ и проходи внутрь. Здесь тепло.
В глубине лавки - прямо по коридору и сразу направо - оказывается просторная студия, которая утопает в теплых оттенках и дарит ощущение расслабленности и комфорта. Войдя, Сехун вымученно вздыхает, окончательно убедившись, что убежать от Исина не получится, потому что некуда, да и не хочется совсем. Исин чем-то гремит на кухне, и, заприметив Сехуна, приветливо улыбается, подзывая его к себе:
- Как ты думаешь, что приготовить на ужин?
Младший говорит, что съест все что угодно, только бы процесс приготовления не занял больше 10 минут и, отодвинув высокий стул, со смешным хлопком плюхается на него. Он смущенно улыбается и думает, что нужно было бы вести себя менее фамильярно, но ничего не может с собой поделать и все из-за проклятого Исина, рядом с которым хочется быть именно таким. А тому, как всегда и дела нет до Сехуна, потому что он вертится на кухне, как заводной, и снова гремит посудой. В конце концов, перед Сехуном оказывается несколько вполне аппетитных гамбургеров и все та же кружка с горячим чаем. Исин усаживается рядом, хитро щурит глаза и чего-то ждет. Сехун дает себе слово, не поддаваться на подобные провокации и впивается зубами в гамбургер; на какую-то долю секунды ему начинает казаться, что эмоциональный и интеллектуальный голод можно притупить большим куском хлеба с очень вкусной ветчиной, но старший все портит, сам начиная разговор:
- Что ты конкретно хочешь знать? Ведь хочешь, иначе не вернулся бы…
Сехун роняет крошки прямо на стол, заставляя Исина закатить глаза и подвинуть поближе к нему тарелку. Парнишка ставит мысленный плюс рядом с графой - что может раздражать такого человека, как Исин, и делает большой глоток чая. Жидкость обжигает небо и кончик языка, и Сехун, словно забытый под дождем бездомный щенок, жалобно скулит и фыркает. Исин заливается смехом, да так громко и бесцеремонно, что от этого становится очень обидно. Сехуну хочется вскочить с места и убежать, спрятаться в каком-нибудь темном углу, а еще лучше зарыться с головой в бесчисленном количестве тканей и задохнуться. Потому что терпеть не получается совсем. Он поднимает на Исина полные слез глаза и открывает рот, чтобы сказать что-нибудь очень неприятное, но не успевает, потому что старший наклоняется к нему и прикасается к его губам своими. И это так же чертовски приятно, как и неожиданно. Все то же нечто внутри разбухает до неимоверных размеров и бьет без разбору - по венам, ушам, глазам…
Сехун замечает лукавые искорки в широко распахнутых исиновских глазах, но вместо того, чтобы отпрянуть, инстинктивно поддается вперед, прихватывая губы Исина своими. Они, в отличие от кончика его носа, очень теплые и мягкие и Сехун едва сдерживается, чтобы не открыть рот и не простонать что-то нечленораздельное. Исин резко отстраняется, прерывая прикосновение и вынуждая младшего, беспомощно искать в воздухе свои губы:
- Подобное лечат подобным, ну… почти. А ты интереснее, чем я думал.
Сехун, окончательно запутавшись в себе и происходящем, безвольно откидывается на спинку стула и на Исина старается не смотреть:
- Интереснее?
- Ты не испугался поцелуя.
- Так то, что произошло сейчас, называется поцелуем? - Сехун хлопает ресницами, стараясь сориентироваться в ощущениях и не позволить себе прикоснуться к горящим губам.
- Да, прикосновение губ к чему-либо - это поцелуй.
- Даже так? - Сехун наивно хватает последний кусок хлеба и слегка прикасается к нему губами. Комнату до краев заполняет звук дикого хохота - Исин хватается за живот и соскальзывает со стула, оказываясь прямо у ног Сехуна. - Эй, ты чего?
- Прости, просто я никогда не видел, чтобы целовались с гамбургером.
- А я вообще только сейчас узнал, что можно целоваться… С тобой было приятнее, - невинно бормочет младший и сползает вслед за Исином. - А целуются, чтобы заглушить боль и только с живыми существами? Зачем вообще нужно целоваться?
Исин вытягивает перед собой ноги и что-то бубнит себе под нос, явно не спеша с ответом:
- А ты как думаешь?
- Не знаю, я сейчас настолько растерян, что просто ума не приложу…
- Целуются потому что, как ты правильно заметил, это очень приятно, потому что так можно показать свое отношение к другому человеку, так можно быть ближе… Ты ведь хочешь спросить, а зачем показывать свое отношение, так? - Исин дожидается, когда Сехун утвердительно кивнет головой и продолжает. - Чтобы не быть одиноким, но ты этого сейчас не поймешь, потому что всегда был одинок. Тебе и всем остальным просто никто никогда не был нужен.
Сехун хмурится и собирается протестовать, но осознает, что на самом деле не знает о чем сейчас говорит Исин. С каждой минутой вопросов без ответов становится все больше и больше, и они похожи на огромную снежную лавину, которая рвется по склону вниз, чтобы поглотить Сехуна, раздавить и предать забвению. Младший ежится от неприятных мыслей и неосознанно прижимается к сидящему рядом Исину. Сехуну видно боковым зрением, как старший мягко улыбается и садится так, чтобы парнишке было удобнее.
- Когда человеку плохо или, наоборот, хорошо, он подсознательно тянется к кому-то, ищет опору и тепло, того, кто сможет защитить, помочь, успокоить, с кем можно разделить радость, от души посмеяться или поплакать. Человеку нужен человек, он просто не может существовать без, только большинство людей забыли об этом давным-давно.
- Если честно, я совсем ничего не понимаю, - Сехун робко прикасается к плечу Исина, заставляя того посмотреть себе в глаза, и ждет ответа, будто приговора.
- Если коротко, то есть такие, как мы, и есть все остальные. Я и сам мало, что понимаю, но могу сказать - нам повезло познакомиться друг с другом, нет, даже не так, мне повезло, что ты что-то почувствовал и увязался за мной. Чаще всего люди довольствуются лишь короткими приветствиями и разговорами строго по делу, но на более близкий контакт не идут, - Исин упирается взглядом в стену напротив и задумывается о чем-то своем. Для Сехуна это внутренний знак, чтобы он отстал с расспросами и, наконец, замолчал. Сегодня и так было очень длинным и непривычным, и завтра обещает быть таким же, если не длиннее и непривычнее в тысячу раз. Во всяком случае Сехун на это надеется и уже почти не боится.
* * * * *
Утро в доме Исина пахнет блинами с подтаявшим сливочным маслом, а еще медом и апельсиновыми корочками, которые тот бросает в свежезаваренный чай для аромата. Сехун, путаясь в одеяле, дождевым червем выползает наружу и с неохотой открывает глаза – все-таки оставаться у Исина в ночь с пятницы на субботу – самое приятное из всего приятного. Потому что вечером он потчует его интересными разговорами и хорошим настроением, а по утрам встречает вкусным завтраком и теплой улыбкой.
- Хочешь сходим сегодня куда-нибудь вместе? – Исин в старых потрепанных джинсах и, кажется, с голым торсом щеголяет перед носом, вынуждая Сехуна, в замешательстве отвернуться в сторону и тихо пробубнить:
- Куда?
- В продуктовый магазин?
Сехун смеется и давит вздох сожаления - после рассказов старшего кино или театр для него – самая большая мечта. Живую, яркую, настоящую картинку хочется увидеть и понять – как подтверждение того, что раньше все было совсем не так… Он заставляет себя подняться с дивана и, поправляя на ходу одежду, уходит в ванную комнату. Вторая зубная щетка в стаканчике у раковины уже не кажется лишней или раздражающей, наоборот, из-за этого нечто внутри сладостно сжимается, слегка затрудняя дыхание. Сехун смотрит на свое отражение в зеркале и грозит ему пальцем, а то и не думает стесняться своей довольной улыбки. Просто так бывает.
Когда они выходят из дома, сильный ветер похож на огромную собаку, гоняющую по небу стадо серых овец из облаков. Сехун не может отвести взгляда от небесной красоты, а Исин по-хозяйски тянет его за рукав куртки и просит поторопиться, иначе они застрянут где-нибудь по дороге, промокнут и заболеют. Сехун хоть и хочет проявить упрямство, но, заметив грозное выражение лица старшего, плетется следом, шаркая обувью по вымощенной плиткой дороге. В пустом магазине парнишка всячески мешает Исину в выборе овощей и фруктов и по привычке, ставшей уже традицией, трогает все подряд. Исин хмурится, шикает на него и даже один раз дает подзатыльник, но это ни к чему не приводит – Сехун то ли успел привыкнуть к подобному, то ли получает истинное удовольствие от бесконечного внимания, оказываемого ему. На улице Исин отчитывает его как первоклашку за провинности, но не может спрятать предательскую улыбку, когда Сехун тянется рукой к торчащему из пакета початку кукурузы и трогает желтые зернышки.
- Ты ведь не прекратишь?
- Неа, - Сехун виновато качает головой, но руку не убирает. – Месяц назад кукурузные зерна были мягче.
- Конечно, тогда они были свежее. Ты тоже со временем станешь твердым и невкусным, - старший зло улыбается и громко клацает зубами, от чего Сехун отходит подальше, что Исина безумно веселит. Небо над головой в этот момент взрывается громом и молниями, и старший ускоряет шаг, почти сразу же переходя на бег. – Промокнем.
Вернувшись домой, Исин без устали ворчит и чертыхается, и вьется вокруг мокрого с ног до головы Сехуна, который стоит в одной единственной тонкой футболке и трусах, и хоть и хочет что-то возразить старшему, но все же ждет, когда тот прекратит без толку носиться туда-сюда по ванной комнате. Пар от включенной горячей воды, поднимается прозрачными клубами прямо под потолок, голова идет кругом, не говоря о том, что младший чувствует себя ужасно хорошо и странно одновременно. Он мечтал, чтобы когда-нибудь что-то подобное между ними произошло, только не думал, что ему будет настолько неловко.
- Син, - Сехун почти умоляет. – Ты или выйди уже отсюда или останься. Только сделай что-то одно, пожалуйста.
Исин замирает, боясь сдвинуться с места. Сехун ловит себя на мысли, что растерянный Исин еще красивее, чем обычно, и это заставляет его прикусить губу, чтобы не выругаться вслух.
- Хочешь, чтобы я потер тебе спинку? – старший, несмотря на щекотливость ситуации, старается шутить, но получается из рук вон плохо.
- На самом деле я хочу много чего другого, поэтому если ты не выйд…
- Я слишком много тебе рассказал, да?! – Исин не смотрит ему в глаза, как будто чувствует свою вину, и хуже этого ничего быть не может. Сехун отходит в сторону, давая понять, что не стоит у Исина на пути, если тот все же захочет уйти, снимает прилипшую к телу футболку и твердо говорит:
- Нет.
Когда губы Исина касаются его позвонков, Сехун заметно вздрагивает, но не отстраняется. Прикосновение неожиданное и ему хочется поддаться всем телом назад, чтобы почувствовать, как спина почти срастается с Исином, но страх отпугнуть оказывается сильнее. Небольшие ладони старшего выдают его волнение и нерешительность, но продолжают ласкать поясницу и лопатки, даже когда Сехун перестает сдерживаться и шепчет:
- Пожалуйста…
Исин немного медлит, но все же подталкивает Сехуна к раковине, хватая его за запястья и заставляя вцепиться в ее края. Сехун не сопротивляется, только удовлетворенно скалится собственному отражению в запотевшем зеркале и прижимается к Исину. Тот лихорадочно целует обветренными губами худые плечи младшего и окончательно - Сехун все понимает - сдается, когда ведет холодными подушечками пальцев по нежной коже на животе, скользя чуть ниже - к резинке трусов.
- Только не останавливайся, - просит Сехун и слышит, как Исин негромко рычит и горячее дыхание его растворяется где-то в воздухе. Пар застилает ванную плотной пеленой, Сехун с жадностью хватает губами влажный воздух и толкается в ладонь старшего, стараясь успеть за заданным темпом, но все равно сбивается, потому что не может себя контролировать. От прикосновений холодно и жарко, хочется стонать в голос и целоваться до одурения, дрожать всем телом и требовать большего, и Сехун это делает, наслаждаясь каждым мгновением, которое ждал, о котором в тайне от Исина мечтал. Изливаясь, он матерится, думая, что все это слишком для него и его маленького мирка, Исин в наказание за сквернословие небольно кусает его в плечо и тихо смеется.
Он еще долго обнимает Сехуна, будто боится, что отпустив, тот упадет на пол и разлетится мелкими осколками. Младший улыбается, как блаженный, и говорит много глупостей вперемешку с пошлостями, на которые Исин почти не реагирует, но все же спрашивает:
- Тебе не стыдно?
- За что? – Сехун, наконец, отходит от него и залезает под душ.
- За все.
- Если честно, то ни капельки. А тебе?
- Нет. Но мне страшно… - Исин прячет глаза и не договаривает, он подходит ближе и задергивает штору. – Забрызгаешь все водой, - оправдывается он, но Сехун на самом деле знает, что он таким образом от него немного, но отгораживается.
* * * * *
Иногда, из-за бесконечной погони за новыми ощущениями и знаниями, Исин называет Сехуна губкой. "Ты впитываешь в себя все без разбору!" – говорит он, на что младший всегда отвечает одно и то же: "Зато становлюсь плотнее и цельнее…" Жажда до всего не всегда утоляется, и он очень боится упустить что-то важное, поэтому и носится с бесчисленными вопросами и идеями, который Исин старается осаждать, но чаще всего – безвольно поддается.
Идея перекрасить волосы приходит моментально, когда Сехун обнаруживает в небольшой исиновской коллекции старинных вещей фотографию, на которой запечатлена улыбающаяся девушка с синими волосами. Он долго рассматривает потрепанный снимок и говорит:
- Я тоже хочу так, только светлее. Парни ведь тоже красили волосы раньше?
- Я не нашел пока доказательств, но думаю, да, красили. А еще раньше делали татуировки.
- Татуировки? – Сехун, откидываясь на спинку дивана, придавливает Исина, тот весело ворчит и сгибает ноги в коленях. Парнишка давит на них всем телом и Исин поддается, вновь выпрямляясь.
- Да, это рисунки или надписи со смыслом, только их не просто рисовали на теле, а вбивали краску под кожу.
- Это же больно, - Сехун ежится от одной только мысли об этом. Он в последний раз смотрит на фотографию девушки, затем лукаво улыбается Исину и ложится рядом с ним, большей частью тела свисая с узкого дивана.
- Когда ты разрешишь мне прикасаться к себе? – перескакивать с одной темы на другую – вполне в духе Сехуна.
- Точно не сегодня, - Исин хоть и улыбается, но в глазах его улыбка не отражается.
- Это нечестно, - обиженно бубнит младший и намеренно падает на пол, чтобы затем, потирая копчик и локти, направиться к холодильнику.
День, когда выпадает первый снег, объявляется Исином праздничным, и Сехун с нескрываемым удовольствием прогуливает занятия, помогая ему с делами в лавке. В тепле и под пристальным надзором старшего он чувствует себя под защитой и в полной гармонии с собственным миром. В тот же день они решаются на эксперимент с покраской волос, который приводит к дикому ору Сехуна и издевательскому смеху Исина, успевшему от греха подальше запереться на складе, где однако не спрячешься от постоянного:
- Выходи, Син, сейчас же!
Сехуна трясет от злости и досады, и он весь вечер нервно ходит по дому и дергает себя за волосы, пытаясь хоть как-то избавиться от нового серо-буро-малинового оттенка.
- С желаниями нужно быть осторожным… Я же тебе говорил, – Исин старается говорить как можно спокойнее, но мерзкое хихиканье все равно пробивается наружу.
- Перекрась!
- Только не сегодня, я жутко устал, да и нужно рассчитать все точнее. Походишь немного в шапке?
Сехун ничего не отвечает, только кивает и заваливается на диван, мечтая поскорее заснуть. Через несколько минут Исин настойчиво тычет пальцем в его бок и шепчет:
- Сегодня можешь спать со мной.
- И вовсе это не смешно, - младший еще больше оскорбляется, прячась под подушкой и думая, что же такое особенное Исин съел сегодня на завтрак, раз целый день играет с ним и откровенно издевается.
- Я серьезен, как никогда, но если не хочешь…
Сехун в неверии открывает глаза и очень долго смотрит в упор, пока Исин не отходит в сторону, всем своим видом говоря - как тебе будет угодно. Сехун в ту же секунду вскакивает с дивана и впопыхах несется к кровати, затем, вспомнив про подушку, бежит обратно и вскоре радостно кричит:
- Если бы я знал, что залезть к тебе в постель можно, но только испортив цвет волос, давно бы это сделал.
Исин искренне и очень весело смеется и гасит свет, а когда ложится рядом с Сехуном, обнимает его со спины, утыкаясь в давно подсохшие и пахнущие химическими растворами волосы. Все хорошо.
* * * * *
Когда Сехун понимает, что почти весь путь от училища до лавки Исина прошел не один, ему становится не по себе. Он несколько раз оборачивается, пытаясь понять какой именно человек следит за ним, но тот искусно маскируется и исчезает в серой безликой толпе, угадывая действия парнишки заранее. Сехун на всякий случай прибавляет шаг, но гололедица и некстати надетые ботинки без рельефной подошвы, затрудняют хождение, вынуждая тормозить то тут, то там. В последний раз Сехун оглядывается до того как свернуть за угол. Он облегченно выдыхает, потому что на пустынной улице нет ни души и шагов позади не слышно, а еще - он почти дошел - до лавки всего несколько метров.
Прямо у порога он теряет равновесие и, негромко чертыхаясь, падает лицом на асфальт. Попытка встать не увенчивается успехом, потому что кто-то, явно сильнее него, давит сначала на поясницу, затем впечатывает голову тяжелым сапогом прямо в лед. Сехун чувствует, как рот наполняется кровью и грязью, но не сдается, предпринимая еще одну жалкую попытку встать, только все тщетно - его несколько раз очень сильно бьют по животу, от чего кажется будто внутренности наматывают на огромную катушку, усеянную гвоздями. Затем его хватают за волосы и протаскивают из стороны в сторону по мерзлой земле. Сехун, задыхаясь от боли, беспомощно хватает ртом воздух и перед тем как вырубиться слышит злое с какой стати я должен терпеть людей с таким цветом волос? и звук удаляющихся шагов.
Он приходит в себя очень медленно, перед глазами все плывет и стирается в нечеткое мутное пятно. Яркий свет режет лезвием, ему холодно и тело жутко саднит, будто кожу ошпарили кипятком и оставили остывать на морозе. Течение времени ощущается только вместе с тихим, едва слышным, голосом Исина и его легкими прикосновениями.
- Как ты? Ты меня напугал, - старший прилагает усилия, чтобы говорить бодро, но получается из рук вон плохо. – Как это произошло? Ты видел, кто это сделал?
- Нет, - Сехуну больно шевелить разбитыми в кровь губами, он морщится и пытается приподняться на локтях, но тут же откидывается на подушку. Исин бросается к нему, чтобы поддержать, и Сехун чувствует себя неловко и виновато одновременно – еще никогда у старшего не было такого выражения лица. Он мечтает провалиться сквозь землю, только бы не видеть больше ничего подобного.
- Тебе что-нибудь сказали? Почему это сделали?
- Я смутно помню, но что-то там про волосы.
- Это бы случилось рано или поздно, – с горечью шепчет Исин, усаживаясь на пол у изголовья кровати. Он пропускает сквозь пальцы бледно-голубые, почти платиновые пряди волос Сехуна и смотрит в никуда.
- Разве?
- Я не хотел тебя пугать, но знал, что нечто подобное случится… Прости, я не уследил за тобой, - Исин тяжело дышит, заметно как его грудная клетка быстро сокращается, но он из последних сил сдерживается. - Люди никогда не терпели, когда кто-то отличался – волосами, глазами, лицом, умом, доходом… В большинстве своем они завистливые и злые. Жадные и мерзкие!
- Успокойся, это не то…
- Ну, конечно, то! Ты думаешь, почему все стало таким? Почему ты не знаешь от кого был рожден, почему у тебя нет друзей, братьев, сестер? Почему все серое, хмурое, однотипное? Почему вместо названий городам и странам присваивают номера? Я удивляюсь, почему людям до сих пор дают имена? Неужели то, что тебя зовут Сехун, а меня Исин, кого-то интересует? Мы проходим мимо друг друга и даже не смотрим в лицо. Сколько людей умерло у тебя на глазах? Один, два? Ни одного? Это же все не имеет значения. Нас специально лишили всего, вначале, чтобы избавить от пороков и боли, а потом все стало слишком сложно или, наоборот, просто. Человек рождается безликим и таким же безликим умирает - идеальный сценарий! - Исина уже невозможно остановить, он, словно сумасшедший, изливает всю свою злость и желчь, кричит, шепчет, громко смеется и снова шепчет.
И это делает Сехуну очень больно – внутри, снаружи, он хочет чем-то помочь, успокоить, привести в чувство, но понимает, что все, о чем Исин сейчас говорит - истинная правда. За непохожесть могут сделать все, что угодно, и никто не осудит, потому что абсолютное большинство – это живые роботы без желаний и эмоций. До встречи с ним, он сам был без эмоциональным и неживым. Сплошная пелена из бессмысленных дней тянулась за ним длинным шлейфом, и он не понимал, точнее, даже не задумывался для чего живет. Утро сменялось вечером и ничего, абсолютно ничего не происходило. Возможно, когда все только начиналось люди и преследовали гуманные цели, но все зашло слишком далеко.
Оказывается, понимать это и принимать очень сложно. Потому что кажется нелепым и неправильным. Как можно не знать или не чувствовать? Как можно чего-то не хотеть? Сехун устало закрывает глаза и решает подумать об этом завтра, а сегодня… Он тянет Исина за рукав и шепотом зовет лечь рядом с ним - у старшего теплые руки и это единственное, что он хочет ощущать в эту минуту.
* * * * *
Сехун до сих пор помнит, как впервые прикоснулся к Исину. Казалось, что внутри произошел маленький ядерный взрыв - настолько жарко ему еще никогда не было. Прикасаться к нему приятно. На ощупь кожа похожа на тонкую папирусную бумагу, которую можно легко повредить, и пахнет она все тем же медом с молоком, но в последнее время чем-то еще. Сехун в очередной раз проводит кончиком носа по яремной впадине и опускается ниже - к сгибу правой руки.
- Прекрати! Мне щекотно! - Исин довольно смеется и пытается спрятаться по одеялом.
- Тебе везде щекотно, поэтому не прекращу.
- Почему ты это постоянно делаешь?
- Потому что приятно, - губы Сехуна касаются кожи и он делает глубокий вдох. - Син, появилось что-то еще… Я не могу различить нового запаха.
Исин закатывает глаза и бубнит под нос забавное это ты въелся под кожу, сил моих больше нет!, на что младший хмурится и переворачивается на спину.
- Не разлеживайся!
- Ты сам лежишь пузом кверху битый час, при чем тут вообще я?
- Напомни мне, когда вернемся домой, я выкрашу тебя в попугая, - Исин встает с кровати и направляется к гардеробу, где, Сехун уверен на все 100, пытается найти какую-нибудь майку с непозволительно глубоким вырезом.
- Их нужно запретить законом! - зло и обиженно шепчет он, представляя, как все прохожие будут пялиться на тонкую шею и голые ключицы Исина (хотя это вовсе не так или все же так?), и встает следом.
- Что? Попугаев?
Когда они выходят на улицу, настенные часы, висящие в лавке прямо напротив входной двери, показывают ровно 2 часа дня, а ярко светящее солнце над головой резвится в нежно-розовых волосах Сехуна и перескакивает на медные пряди Исина. Младший по привычке прячет взгляд за солнцезащитными очками, а Исин, наоборот, подставляется под обжигающие лучи и удовлетворенно улыбается.
Сегодняшняя цель - центр города, где почти всегда большое скопление людей и где, в случае необходимости, можно легко затеряться в витиеватых переулках. Когда они решились на подобное в первый раз, оба были похожи на потерявшихся в темном лесу зайцев - Сехун заметно заикался, а Исин, хоть и пытался сохранить перед младшим лицо, однако позорно дергался при каждом шорохе или косом взгляде. В тот день, вернувшись домой в целости и сохранности, они напились вдрызг и решили делать это каждое воскресенье. До тех пор пока что-то в окружающем их мире не изменится.
Бороться с несовершенным, холодным миром, который их совсем не устраивает, они могут одним единственным способом - прогуливаться, держась за руки и улыбаясь, что-то бурно обсуждая и заставляя посторонних людей с восковыми лицами и такими же душами оглядываться им вслед и недоумевать. Конечно, большинство, при первом же взгляде на них отворачиваются, будто наблюдают за чем-то непозволительно-грязным, и сами парни почти никогда не смотрят людям в глаза, но иногда, очень редко, замечают тех, кто при их виде замедляет шаг и улыбается. Почти всегда по этим улыбкам можно понять - делается это осознанно или наоборот. Тогда Сехун улыбается в ответ и крепче сжимает руку Исина, словно говоря, видишь, мы не одни… Тогда им обоим хочется думать, что своим примером они затрагивают что-то внутри у людей. То, до чего очень трудно достучаться, но и отказаться не получится. Иногда для этого нужен всего лишь взгляд, иногда - целая жизнь, но чувствовать и понимать свои чувства никогда не страшно и почти всегда правильно, и Сехун как никто другой знает об этом и может с удовольствием рассказать. Пара странных парней, появляющаяся в разных частях города по воскресеньям, - для кого-то маленькое откровение, для кого-то истинный шок, для Сехуна и Исина - это возможность показать, какими бы могли стать люди, если бы не совершенная кем-то очень давно ошибка…
@темы:
Emotions,
fics,
Lay,
Sehun,
Писанина,
I`m crazy, and I know it!,
Layhun