Сосед по квартире медленно, но верно сводит его с ума… Непринужденно втягивает в бездонный омут и заставляет привыкать к себе и к своей мягкой манере говорить, а чаще, будто упившись до одурения чем-то слишком высокоградусным, манере "подурачиться": влетать в комнату и, весело смеясь, теребить все и вся в радиусе нескольких метров от себя; до ужаса смешно таращить глаза, притворяясь невинным, а на поверку быть просто Луханем, с бесчисленным количеством составляющих. Чонин пытается сопротивляться, с остервенением заталкивает безумные и отнюдь нерадужные мысли подальше, в скрытый ото всех угол и терпит издевательства над своей в конец расшатанной психикой каждый божий день. Он уговаривает себя не смотреть на Луханя слишком пристально, отводить взгляд, как только умудряется зацепиться им за "неудачно" съехавшую футболку старшего и открывшийся вид красивых ключиц, пытаться не приближаться губительно близко, чтобы не уловить запах шампуня, потому что ему чертовски интересно каким именно фруктом или цветком на этот раз пахнет хен.

По утрам Чонина лучше не трогать – раздраженность сквозит в каждом движении, а заспанные глаза-щелки эмоций не выражают по определению, он смирно сидит на кухне в ожидании своей порции тостов с маслом и медом и клюет носом, не совсем проснувшись и не придя в себя после атмосферности ночных сновидений. На вопросы Луханя всегда отвечает ужасно рассеянно и по-детски односложно, чем вызывает странную улыбку и легкие прикосновения теплой руки к своим волосам. После завтрака китаец спокойно направляется в свою комнату и аккуратно собирает тетради и книги в небольшой рюкзак, бросает на прощание веселое до вечера и уходит. Чонин же, склонившись над тарелкой с нарезанными фруктами, проклинает его за все на свете и в который раз за месяц подумывает о смене соседа или хотя бы квартиры. Сменить соседа, конечно, было бы намного проще, однако просто подойти к Луханю и сказать съезжай, потому что я из-за тебя не могу засыпать по ночам слишком грубо, а другой причины у него, как ни погляди, нет. Он даже не может ее выдумать, в конце концов, понимая, если китаец съедет, спать он все равно не сможет, пoтому что тогда в его переполошенный мир ворвется и накроет с головой бессонница из-за беспокойства с кем и как старший проводит ночи. А тут… А тут он под боком и пока никого к себе не водил. Пока…

Чонин все чаще и чаще запирается в своей комнате, даже не удостаивая китайца приветствием в виде легкого кивка головой, извечно искусанные губы терпят изощренные издевательства зубами и ни один бальзам не способен восстановить поврежденную кожу. Парень практически воет на луну, прислушиваясь к шороху в другой комнате, прикладывает ухо к стене, испещренной бесчисленными стикерами с заметками, в надежде уловить какие-нибудь признаки жизни. Тишина, впрочем как обычно.


Однажды находиться со старшим в одной квартире становится невыносимо, физически больно. Чонин несколько минут противится своим порывам, но сдается как только замечает, уснувшего на диване Луханя. Следит за ним прожигающим насквозь взглядом и считает секунды до взрыва, последней каплей в переполненной чаше терпения становятся томно приоткрытые пухлые губы, младший подрывается с места и, сшибая мебель, бежит в коридор, впопыхах надевает обувь, заматывается в шарф и выбегает за дверь, чтобы, сломя голову, перебежать дорогу и нагрянуть к Чунмену. Дверь открывает сонный Крис, он с минуту непринужденно изучает Чонина и пропускает его в квартиру.

- Чунмен-а, Чонин пожаловал, - китаец кричит куда-то в спальню и вновь забирается на диван, укрывается легким пледом и моментально засыпает.

Друг появляется через несколько минут, слегка помятый, но довольный жизнью, он тоже оглядывает младшего с ног до головы и, проходя на кухню, неодобрительно бубнит под нос:

- Не понимаю, обязательно себя доводить? Что будешь? Чай, кофе, суп? Крис варил…

- Буду… Луханя буду… - удрученно произносит Чонин и плетется за Чунменом на кухню, усаживается на шаткий табурет и принимается разглядывать голубые тарелки в белый горошек.

- Нравятся? Крис разрисовал, - друг приторно улыбается и ставит перед младшим большую чашку с ароматным чаем.

- Прекрати, меня сейчас стошнит от ваших нежностей, - Чонин демонстративно морщит нос, но от чая все же решает не отказываться.

- А меня тошнит от твоих псевдо страданий. Тебе еще рано стучаться головой об стену. Подойди к нему и скажи так и так, ты мне нравишься…

- И не забудь: давай уже переспим! – доносится низкий голос из гостиной.

- Не твое дело! – Чонин кричит, просовывая голову в коридор между кухней и комнатой. Он кривит лицо в странных рожицах, но моментально прекращает шейпинг мимики, как только китаец ровным, ничего не выражающим голосом говорит:

- Я знаю, чем ты там занят, поэтому тебе лучше сейчас же прекратить, пока я не свернул тебе шею!

- Как ты с ним живешь? Он же монстр, огромный, грубый, да еще и китаец! – произносит младший, стараясь максимально впихнуть в слова все оттенки своей неприязни.

- Обыкновенно живет, - шепчет Крис ему на ухо, от чего Чонин подпрыгивает на месте и чуть было не выплескивает горячий чай себе на джинсы. – Чем тебе китайцы не угодили? Ах, да! Прости великодушно… Совсем забыл, каюсь!

- Осторожнее, он же обожжет себе там все, - укоризненно-насмешливо выдает Чунмен и позволяет Крису обнять себя со спины, нежится в объятиях и практически мурлычет, пока китаец шепчет ему на ухо:

- Ты думаешь, ему ТАМ что-то может пригодиться? Такими темпами… если он ничего не сделает… ЭТО может, кхм… выйти из строя…

Чонину слышится гаденькое хихиканье двух чокнутых, он закатывает глаза в попытке показать все свое отвращение к телячьим нежностям друзей, но с досадой прикусывает и так обветренные губы и, наконец, признав, что ему необходима помощь, спрашивает:

- Что же мне делать?

- Если ты спрашиваешь у меня, то завести любовника, - совершенно бесцеремонно выдает Крис, улыбаясь на недоуменное цоканье Чунмена, сам Чунмен передергивает плечами, нервно схватившись за полотенце, принимается вытирать недавно вымытую посуду, одновременно озвучивая свое предложение:

- Просто признайся!

- Я не совсем понял, зачем заводить любовника? – Чонин заинтересованно смотрит на Криса.

- Он пошутил! Не цепляйся за его слова, - наигранно весело лепечет Чунмен.

- Я не шучу! Во-первых, Лухань старше тебя на несколько лет, а это значит, что? Правильно, он намного опытнее, во-вторых, ты не до конца осознаешь свою ориентацию, и бросаться в отношения, которые могут задеть чувства Лу, а Лу - мой друг, и я не хочу, чтобы он потом страдал, поэтому… логичнее… завести любовника, получить некий опыт и понять чего тебе на самом деле хочется, - очень уверенно и без заминки, разложив все по полочкам, объявляет Крис. Чунмен и Чонин застывают с открытыми ртами в ответ на тираду китайца и удивленно переглядываются. – А потом, когда поймешь, что все же Лухань то, что тебе нужно, падай на колени, признавайся в любви и умирай от отказа или же живи с ним долго и счастливо!

- Ну, какое-то разумное зерно в этом есть, но все же не понимаю этой чрезмерной опеки, никто не идеален, и даже наши с тобой отношения могут закончится через месяц… или год… Зачем Чонину ждать, да еще и опыта набираться? – Чунмен перестает, наконец, перетирать и без того сухие тарелки и переводит взгляд на своего парня.

- Ок, объясняю особо непонятливым, то есть тупым… Ты посмотри на него! У него смелости не хватит выдавить из себя: ты мне нравишься! А то, что он смотрит на него голодным взглядом даже ежу понятно! Поэтому лучше завести любовника – нет чувств, нет переживаний, полезно для тела и души, а потом, став увереннее… - Чонин не дает Крису договорить, потому что по невинности душевной не понимает, где именно этого самого любовника искать:

- Ну, не пойду же я искать мальчика-проститутку! А кроме вас друзей-геев у меня нет…

- И спать они с тобой не собираются, правда, Ифань? – Чунмен больно толкает Криса локтем под ребра, цедя настоящее имя китайца в приступе легкого помутнения разума.

- Да, конечно! – Крис замирает, приложив руку к месту, куда секунду назад пихался локоть Чунмена. – На сайте знакомств, или в каком-нибудь клубе…

- А СПИД? – наивно хлопая ресницами, спрашивает Чонин.

- А презерватив? – подыгрывая парню и скорчив умопомрачительную рожу, отвечает Крис.

Разговор на этом заканчивается, потому что Чунмен начинает специально греметь тарелками и накрывать стол для обеда. Чонин по обыкновению задерживается у друзей и они долго болтают о новых фильмах и клипах, а том, как много сейчас бессмысленной попсы и безумных девичьих групп, как хочется спать на лекциях и вот поэтому-то мы на них и не ходим, сокрушаясь, как тяжело будет сдавать экзамены и курсовые в конце года. Чонина немного раздражает Крис своей идеальностью и всезнайством, но подмечая счастье, плещущееся в глазах Чунмена, уговаривает себя перестать искать недостатки в этих отношениях, и, наконец, успокоиться и порадоваться за друга.

Перед уходом китаец, незаметно от Чунмена, пихает Чонину в руку смятый клочок бумаги, хитро подмигивая и приговаривая вали уже из нашего дома, выталкивает парня за дверь.

- Я в тебя верю, не подведи меня! – слышит Чонин вдогонку.


Вернувшись домой, он сразу же запирается в своей комнате, расправив листок и затаив дыхание, набирает в строке ввода поискового запроса написанный корявым почерком адрес. Экран озаряется красками приглушенных полутонов, легкая, ненавязчивая музыка мгновенно расползается по комнате и будто залезает под футболку, Чонин ежится от странных мурашек по всему телу и разочарованно шепчет:

- А где же обнаженная мужская натура и пошлые сцены грубого секса? Будто на сайт дома престарелых попал…

Вчитывается в приветливо подмигивающие строчки, а они твердят, что как обычно без регистрации сделать ничего нельзя… Да еще и ограничение по возрасту… Он медлит несколько секунд, но затем, решившись, следует инструкциям и зависает над пунктом "никнейм", пытается припомнить что-нибудь экзотическое, играется безумными вариациями английских слов и выражений, аббревиатурами своего имени и фамилии и еще много чем, а потом просто, по наитию, вводит Kai, припоминая имя героя любимой в детстве сказки, и подтверждает псевдоним нажатием на Enter. Пользователя с подобным никнеймом на сайте не обнаруживается, и Чонин радостно улыбается все тем же вечным соседям - разноцветным стикерам с напоминаниями на стене. Покончив со всеми банально-бюрократично-занудными этапами регистрации, парень жмурится, надеясь в мгновение ока попасть в порочный, кишащий развязностью и содомо-гоморскими оргиями мир - туда, где никогда не был, о чем никогда не думал, и тем более не представлял… Чувство страха, смешавшись с дичайшим восторгом и колющим подушечки пальцев волнением, медленно заполняет все тело новыми будоражащими ощущениями. Он очень медленно открывает глаза, но на мониторе все те же картинки, а из динамиков та же музыка: ничего не изменилось, за исключением стройных рядов буковок, оповещающих о разделах сайта; все четко и очень продуманно: классификация профилей по возрасту, цвету кожи, предпочтениям, разделы с различными темами, видео, фотографии… Он лениво разглядывает никнеймы, с ничего не говорящими фотографиями, лица на большинстве которых приторно-противны, будто все скопом завалились в фотоателье манерного гея лет этак за 50 и, проулыбавшись в объектив дорогущей камеры, обзавелись одинаковыми фотографиями на аватар. Нет ничего, за что бы можно было зацепиться, ничего, что бы потянуло за тонкие нити внутренних желаний и заставило задержаться на несколько секунд. Чонин, неожиданно для себя вдруг ставший Каем, уже было подумывает о скорейшем удалении профиля, как экран высвечивает оповещение о входящем сообщении, парня резко бросает в дрожь, он открывает письмо и долго пытается понять смысл написанного. В течении нескольких минут его закидывают бесчисленными сколько тебе лет, давай перепихнемся, какой у тебя размер в сантиметрах от каких-то Testosterone, MachoMan-a, SkinLove и еще безумного количества геев и просто извращенцев. Кай медлит, руки нестерпимо тянутся к клавиатуре, а сердце внутри заходится и покалывает, но он не решается… Зависает в паре миллиметров от черных кнопок с белыми буквами и ждет, только чего именно он и сам понять не в состоянии.

- Привет, - вдруг показывает экран.

Чонин, начитавшийся всяких пошлостей, удивленно таращится в послание.

- Привет, - через секунду вновь посылает странный человек с ником DL.

Парень с усилием выдыхает в воздух едва различимое привет и вновь зависает. Через секунду до него доходит, что это самое "привет" он так и не отослал, поэтому, немного колеблясь, но все же набирает дрожащими руками приветствие, теряясь в вопросах посылать смайл или все же нет.

- Кай? Забавный ник, чем занимаешься, Кай? – спрашивает незнакомец.

- Ничем… - на этот раз одновременно печатая и произнося вслух.

- Ты из Сеула? Новенький? Стесняешься?

- Стесняюсь, твою мать! – огрызается Кай в пустоту комнаты, нервно посмеиваясь и осознавая, что на самом деле чертовски смущен… до горящих… раскаленных… алых ушей. Высунув язык набирает. – Немного, если честно… Из Сеула.

- Бывает, я сам тут недавно… и в первый раз было очень смешно и стыдно одновременно… Сколько тебе лет? Мне 22.

Чонин на секунду задумывается: незнакомец неосознанно, но умело располагает к себе и в то же время в непринужденной форме выуживают всю необходимую ему информацию. А ведь на самом деле сколько ему вообще лет? Регистрируясь указал 19, а на самом деле ему 17, 18, 19 или, может, 20? Он несколько удушающих мгновений беспокойно елозит на месте, пытаясь совладать с предательской дрожью в руках, и почему-то набирает:

- 20.

Ответ не заставляет себя долго ждать:

- Ну, что же… очень приятно, познакомиться, Кай, почему ты здесь? Просто секс или же мораль и общественное мнение не дают извращенному (без обид) воображению далеко уплыть?

Кай ловит себя на мысли, что DL задает слишком много неприятных вопросов, он нехотя, отвечает:

- Просто секс…

- Тогда… может быть, в потороплю события и предложу встретиться? – вот так в лоб и без увиливаний, впрочем как и все остальные, но этот… утягивает за собой.

- Встретиться? – Чонин вскрикивает, затыкая рот ладонью. Не хватало еще, чтобы Лухань все слышал. Растерянно озирается по сторонам, в безнадежной попытке зацепиться за что-нибудь в обстановке комнаты и принять мало-мальски разумное решение. Страшно до безумия, поотму что, черт, подери, мало ли какой извращенец может оказаться по ту сторону экрана, но что-то невидимое и противное впивается склизкими щупальцами в сердце и заставляет его выплясывать безумные танцы, хочется скинуть незнакомцу конечно, но катастрофическая неуверенность в себе, да и в самой затее вообще, оттягивает ответ на миллион миллисекунд. Кай высчитывает до десяти и печатает. – Да…

"Да" на его неискушенный взгляд получилось слишком картонным и робким, ненастоящим…

- Не волнуйся ты так, мы можем просто поговорить, без каких-либо резких "движений".

Чонин, усмехаясь, задумывается уместно ли ему вообще с кем-нибудь встречаться и "говорить", разве только с Луханем, но так как тот сейчас в прямом и переносном смысле недоступен, то просто говорить парень не хочет совсем, поэтому четко выстукивая по клавишам, пишет:

- Нет, давай встретимся все же именно для секса…

- Хорошо, как скажешь, - незнакомец посылает улыбку и продолжает. – Место выбери сам, так как это для тебя впервые, думаю предоставить свободу действий тебе.

- Откуда ты знаешь, что я никогда не спал с парнем? – спрашивает Кай и осекается, DL ведь не это имел в виду! Он кричит, уже не заботясь о Лухане и о том, что тот может подумать. – Черт! Твою ж мать! Черт!

- Эээ… я и не знал, но хорошо, что ты об этом сказал, спасибо.

Чонин проклинает себя за глупость и все же набирает:

- Да, и поэтому у меня есть условия… Мы ведь можем договориться и не переходить определенные границы?

- Какие именно? Актив? Пассив?

Кай не знает как конкретно сформулировать все свои мысли и желания, поэтому несколько минут не знает что именно ответить на все смущающие его вопросы, он уже собирается написать первую пришедшую на ум глупость, но DL опережает его:

- И чего я спрашиваю о подобном? Ты же никогда этого не делал. Разберемся при встрече, мне пора, как решишь где и когда, скинь мне сообщение, спокойной ночи, - незнакомец отключается, оставляя Кая в полном недоумении.

Парень долго не верит в реальность происходящего, все настолько сюрреалистично и не поддается логике и чувствам, что хочется на несколько секунд просто застыть на месте и постоять в тишине, прислушиваясь к зашкаливающим битам сердца, а ведь ничего особенного не случилось: странный разговор в странную ночь. Только уснуть из-за него никак не получается.

Несколько бесконечно долгих дней Чонин проводит в бессмысленных попытках образумить себя и свою разбушевавшуюся фантазию, воображение подкидывает безумные картинки и густым туманом обволакивает мысли, он очень часто сокрушенно вздыхает по поводу и без, тем самым вызывая беспокойство у Луханя и, как следствие, огромное количество вопросов, на которые у него нет ответов. Парень медленно трещит по внутренним швам, делится на две половинки-противоположности: они ведут тяжелые, иногда откровенно пафосные бои за право обладания телом и разумом… Кай всячески соблазняет и настаивает на встрече с незнакомцем, хотя бы один раз канючит он каждый вечер, а Чонин приводит факты об аморальности подобных желаний, и вообще много о чем говорит… На сайт он упорно не заходит, боясь других "лестных" предложений, oт которых он, вполне возможно, не сможет отказаться – дикие игры гормонов никто не отменял и не собирается, судя по всему.

В конце концов, Чонин решается наплевать на мораль, животный страх и, что хуже всего, детскую неуверенность и составляет довольно длинный список условий, обремененный перечислением доскональных деталей. Время он указывает позднее - 12 часов ночи, отель неприметный, однако в том же районе, что и его квартира, просит о темноте и тишине, потому что видеть и слышать DL он не хочет, ведь это "просто секс" и лишние подробности в виде тембра голоса и глубины взгляда ему совсем, вообще, никак не нужны, и еще в очень вежливой, даже для себя, форме требует возможность уйти, когда взбредет в голову или же станет дико страшно. Чонин отсылает сообщение с безумным стуком сердца в барабанных перепонках, вспотевшие ладони нервно теребят конспекты и книги, он каждую секунду бросает взгляд на монитор ноутбука в надежде получить отказ и, наконец, перестать страдать всякой мутью.

DL отвечает только через полтора часа, когда сердце Чонина перестает нормально работать и переходит на бешеный ритм, настырно разрывая вечернюю тишину своим стуком. Незнакомец отвечает именно в тот момент, когда парень слышит привычный хлопок луханевской двери и его отчетливый крик, оповещающий о скором ужине. Чонин всем телом рвется из комнаты, чтобы краешком глаза взглянуть на светлую макушку и просто узнать какое у Луханя на первый взгляд настроение… Он несколько минут, застыв на месте, пялится в экран, а затем все же открывает послание, борясь с дрожью в руках и легкой тошнотой.

"Я согласен… Конечно, не понимаю твоей скрытности, но это - твой выбор, и я готов рискнуть, до завтра, буду немного раньше, мне так удобнее.
P.S. Если ты в какой-то момент не захочешь чего-то или просто станет неприятно… раз уж нам не дано разговаривать... просто сожми мою ладонь. Доверься мне, я не причиню тебе боли.
P.S. 1 Я позабочусь о презервативах и прочем…"

Чонин перечитывает сообщение пару раз, вчитываясь в слова и надеясь найти хоть какую-то подоплеку, но ничего не выходит, воображение неминуемо срывается в водоворот желаний и губительно щекочет нервы, тело горит, будто его кинули в огромный котел с закипающей водой, вот-вот и появятся отвратительные ожоги. Он срывается с места и, распахнув настежь дверь, сталкивается с пронзительным взглядом Луханя. Китаец стоит перед его комнатой, с замершей в воздухе рукой:

- Я как раз хотел позвать тебя на ужин, ты не против спагетти с креветками?

Чонин смотрит на хена и подмечает темные круги под глазами, серовато-желтое лицо и взъерошенные волосы, старший таким бывает крайне редко и только в предсессионный период.

- Неважно выглядишь, хен, - парень протискивается в лазейку между Луханем и дверью и направляется на кухню. – Вкусно пахнет, и я не против креветок.

Китаец плетется следом, немного рассеяно и даже растерянно оглядывается по сторонам и усаживается за стол. Пар от блюда со спагетти тонкой дымкой разрезает пространство между ними легкими прозрачными полыхами и немного лениво разносит аромат еды по комнате. Чонин вновь, по обыкновению, принимается разглядывать Луханя, подчеркивает для себя новые оттенки его поведения и просто любуется, и неожиданно спрашивает:

- Хен, как ты думаешь, почему Крис встречается с Чунменом?

- Что? Не должен? – приподнимая бровь, вопросом на вопрос отвечает китаец.

- Нет, я в том смысле… как люди понимают, что им нужен именно этот человек… или наоборот? – одной рукой борясь зубами с креветкой, другой - вилкой размазывая макаронное изделие, сдобренное ароматным соусом, по тарелке, уточняет младший.

- Ах, в этом смысле… не знаю, если честно, просто, возможно… Иногда хочется поделиться чем-то очень хорошим с кем-то очень хорошим. Ведь быть с человеком нужно не только когда тебе плохо, но и когда хорошо, ну, чтобы разделить с ним свою радость или же подарить ее, не требуя ничего взамен, - Лухань хоть и отвечает довольно складно, однако по сморщенному лбу и напряженным рукам, Чонин понимает, что тот на самом деле задумался.

- Ты идеализируешь все, как обычно, - чавкая и запивая еду большими жадными глотками воды, мямлит парень. – Не бывает так, человек заводит отношения из эгоистичных побуждений – не быть одному, бесплатно трахаться или же - он просто и мысли не может допустить, что тот человек, будет счастлив с кем-то, ну, кроме него самого.

- Я тебе сто раз говорил не есть с набитым ртом и не запивать это все водой! – раздраженно ворчит Лухань и тянется за салфеткой, чтобы стереть с подбородка Чонина капельки воды, но младший грубо отдергивает его руку. – Вредина! Вот в этом-то все и дело, тебе - 18-летнему, нет веских причин встречаться с кем-либо, а у Криса есть и у Чунмена они есть.

- Поэтому у тебя никого нет, хен? Потому что у тебя, как и у меня, нет причин? – нагло, заглядывая в глаза, спрашивает Чонин, но сразу же теряется, различая легкую поволоку разочарования, Лухань кривит лицо в подобии жалкой улыбки, но не отвечает. Младший больно кусает себя за язык, наказывая тем самым за глупые вопросы, и пискливо выдает. – Прости…

- За что? – наигранно весело и, приподнимаясь с места, отвечает китаец. – На самом деле нет у меня причин с кем-то встречаться, ты прав. Когда доешь, убери все, посуду я вымою сам. И еще… я иногда не понимаю, как в тебе уживается природная наглость и детская наивность, воистину загадка века!

Старший непринужденно подмигивает Чонину и, окончательно совладав с накатившим раздражением, уходит в свою комнату, а младший так и остается сидеть, коря себя за резкость выражений. В глубине души он очень хорошо понимает, что заставляет человека тянуться к другому человеку, почему до скрежета в зубах и вспотевших ладоней хочется к нему прикоснуться, почему постоянное беспокойство за него и из-за него не дает и минуты внутренней свободы. Он просто не хочет выглядеть в глазах хена занудной размазней со странными для его возраста идеалами и мечтами. Пусть Лухань думает, что Чонину и дела нет до нежности и чувственности, пусть ему кажется, будто кроме секса младшего ничего не интересует. Кстати о сексе…

Чонин не может заснуть, всю ночь напролет и "вылет" он смотрит несколько занудных фильмов подряд, изредка реагируя на свет от фар проезжающих под окном автомобилей, прислушивается к яростным склокам бродячих котов, трясется от пронизывающего насквозь, невесть откуда взявшегося, холода и панически боится, что утро все же настанет и неминуемо повлечет за собой нашествие вечера и, следовательно, ночи "Х". А само утро по всем канонам природы лениво втягивается в окно с занавесями в робкий серо-голубой узор, расползается по деревянным половицам и нестерпимо колет глаза, издеваясь и заставляя обреченно мотать головой в тщетных попытках отогнать навязчивый страх. В половине 10-го Лухань уже вовсю орудует на кухне, гремит тарелками и кричит о готовом кофе, еще бы в его жизни ничего не изменилось думает Чонин и поднимается с кровати, незаметно от хена проходит в ванную комнату и долго разглядывает свою физиономию в зеркале. Вид на убожество мужского пола открывается отменный, лицо ничем не отличающееся от вчерашнего лица Луханя, только цвет кожи немного смуглее, да и глаза в десятки раз темнее - цвета растопленного шоколада в непонятную светлую крапинку. Хен вновь зовет его на кухню и, увидев Чонина на пороге комнаты, улыбается привычной… до боли… теплой улыбкой, незаметно проскальзывающей глубоко внутрь и успокаивающей задыхающееся от переживаний сердце. Младшего накрывает волной одурения, ему нестерпимо хочется схватить Луханя в охапку и сдавливать хрупкие ребра хена до вечера, ровно до половины 11-го, а затем написать DL, что он никуда не придет, потому что ему и так хорошо… И главное, светло…

Старший ставит перед ним чашку с кофе, тараторит об огромном количестве дел на сегодня и простит Чонина прибраться в гостиной, потому что пыль уже оседает в легких, так ее много, и на полках с DVD-дисками можно рисовать смешные рожицы. Парень улыбается, приподнимая податливые уголки рта, и кивает головой, заверяя, что все будет сделано, обязательно, всенепременно. Довольный Лухань вылетает из квартиры, выкрикивая что-то неразличимое про опоздание и автобус, Чонин же, тупо уставившись в экран никогда не работавшего телевизора, размышляет почтить ли своим присутствием какую-нибудь лекцию или все же забить на нее и остаться дома переживать перед встречей с DL. Решение приходит само собой, высвечивается в воздухе микрочастицами пыли и пресловуто "оседает на легких". Спустя три часа долгой, кровопролитной войны с квартирными, за исключением комнаты Лу, мусором и грязью уставший Чонин заваливается на диван с расчетом проспать хотя бы до 7 вечера, а затем…

Просыпается он ровно в 10. Веки сопротивляются и липнут друг к другу, словно не виделись несколько долгих лет и теперь боятся грядущих расставаний и болезненных ударов предательницы судьбы, Чонин предпринимает с дюжину попыток, но осознав, что дело не прогорит, направляется в ванную. Едва разлепив глаза и раздеваясь на ходу, разбрасывает одежду по полу и залезает под душ, но выскакивает из под потока ледяной воды, нежданно-негаданно пролившуюся на бедную чониновскую голову. Он думает позвонить ли Чунмену перед уходом и предупредить о "свидании" на случай изнасилования, ножевого ранения или же жесткого убийства с последующим расчленением хладного трупа, но решает промолчать, предпочитая не выслушивать подъебов со стороны Криса, которые неминуемо настигнут его, даже в подворотне; предупреждать Луханя не имеет смысла вообще. Парень лениво перебирает одежду в поисках чего-нибудь этакого, но останавливает выбор на неприметных черных джинсах и темно-синем пуловере, смысла подбирать цвета и текстуру нет - все равно, при удачном раскладе, одежда на нем долго не продержится…

Когда напоминание, зафиксированное на мобильном, разрывает своими истошными звуками полночную тишину, Чонин, усиленно притворяющийся Каем, выходит на улицу. В голове пусто, от слова вообще, а на улице зябко и сыро, до посиневших губ и замерзших мочек, он растирает пальцами хрящики ушей и матерится, проклиная осень и нерасполагающее к ночным прогулкам темное небо; слишком быстро доходит до гостиницы, но замедляет шаг перед заранее забронированным номером… Переступает с ноги на ногу и молится богам, в которых никогда не верил, чтобы незнакомец не пришел, остался дома, сломал ногу, а еще лучше если бы его кто-нибудь нечаянно кастрировал как раз сегодня днем…

Приглушенный свет коридора вселяет решимость; всего несколько капель, но хватает, чтобы перевесить внутренние чаши в пользу Кая и затолкать Чонина в шкаф, поглубже, к полотенцам и постельному белью, запереть его, а ключ выкинуть в форточку с 12-го этажа. Кай стучит в дверь обговоренным ритмом и прикрывает глаза, щелчок замка разрывает внутренности, а скрип двери манит за собой, потому что, несмотря ни на что, очень хочется… Зайти и понять, быть может, самого себя… снаружи или внутри.


Чужая ладонь мягко хватает его за руку и втягивает в комнату, от неожиданности Кай открывает глаза и замирает: темно, настолько, что нельзя различить ничего, даже теней. DL стоит рядом, слишком близко, так близко, что кончик его носа упирается Чонину в щеку и щекочет. Кай почему-то улыбается, подмечая, что от незнакомца пахнет свежестью и яркими красками тепла, он нащупывает в темноте его губы и робко прикасается к ним. Мягкие…

Незнакомая ладонь вновь берет его за руку и тянет в неизвестном направлении, парень пытается сопротивляться, но сдается и снимает обувь, мысленно напоминает себе о доверии, пусть на чужой взгляд и странном… Его нежно толкают в живот и он падает на кровать, шаря руками в темноте и, наконец, находя тонкую, чертовски изящную талию, а затем и узкие бедра. Собачка его куртки медленно, очень лениво скользит вниз, DL помогает ему стянуть ее и, непонятно как разыскав в темноте его губы, невесомо прикасается к ним. Кай застывает на несколько секунд, но инстинктивно проводит языком по нежным губам; на вкус они скорее пожар, чем что-то вкусное или приятно-пахнущее, горячая волна мгновенно окатывает все тело и забивается в дыхательные пути обжигающим, яростным комком.

Чонин хочет представить на месте незнакомца Луханя, чтобы отдать в поцелуе частичку себя, но DL настойчиво приоткрывает его губы, языком обводя контур рта и проникая глубже, и "представлять" забывается само по себе. Ладони медленно скользят по его пуловеру и, приподняв ткань, прикасаются к животу, на удивление холодные подушечки пальцев, ногти слегка царапают кожу и поднимаются выше, обводят соски, которые спустя несколько секунд твердеют, и обдают тело очередной хлесткой волной возбуждения; комок из горла перемещается под ребра, поближе к легким. Кай отвечает на властные поцелуи яростно и рвано, прикусывает губы незнакомца и пытается дорваться до металлического вкуса крови во рту, но DL мягко пресекает все попытки, прихватывая зубами язык Чонина. С губ слетает первый тихий стон, но Кай не понимает кому он принадлежит, а рука незнакомца уже стягивает с него джинсы, парень приподнимается, чтобы помочь ему, и вновь падает на кровать, потому что, лишь только стянув брюки, DL вновь оказывается сверху, с силой проводит по мускулистым бедрам, задерживая пальцы на коленных чашечках, и скользит вниз к икрам и ступням. Затем резким движением руки заставляет Чонина развести ноги широко в стороны и на недовольное мычание в сгиб руки отвечает скользящим по внутренней стороне бедер языком.

Кай стонет в голос, срываясь на рваное дыхание, а комок перекатывается от легких к животу, и резко оседает в паху; ощущение чужой руки на резинке боксеров, а затем и пальцев к его уже возбужденному члену заставляет выгнуться в спине. DL проводит рукой от основания до головки, мягко скользит по уздечке, размазывая смазку и… Чонин предпринимает очередную попытку представить на месте незнакомца хена, однако и эта потуга взрывается невидимыми колкими иглами и впивается во внутренности, неминуемо добираясь до вен. А DL не ждет его и, более того, даже не жалеет - губами обхватывает член Кая и заглатывает, глубоко и, наверное, если бы было светло, чертовски пошло. Чонин давится вдохами и мечтает о выдохе и только бы не сорваться до извиваний, потому что это охренеть как хорошо! Незнакомец задает темп, поначалу растянутый и немного нудный, но с каждым глубоким заглатывающим движением более жесткий и быстрый, Кай забывает о выпрошенной им тишине и стонет во весь голос, до хрипа и тех самых извиваний от удовольствия, он кончает спустя несколько минут изощренных ласк, сползая по простыням и удовлетворенно выдыхая в терпкий воздух, смахивая с лица капельки пота. DL приподнимается на локтях и, пальцами отыскав губы Чонина, требовательно заставляет его раскрыть рот, проникает внутрь и Кай понимает без слов… Нерешительно облизывает их, но, поймав себя на мысли, что это безумно возбуждает, посасывает подушечки пальцев, обильно смачивая их собственной слюной. Незнакомец же, не теряя времени, свободной рукой стягивает с него нижнее белье и, изловчившись, подставляет под упругие ягодицы нащупанную в темноте подушку, Чонин бедрами подается вперед и упирается в живот DL. Хлопковая ткань его рубашки, не дарит ощущения комфорта и расслабленности, но он отгоняет неприятные мысли и ждет…

Когда пальцы начинают поглаживать нежное колечко мыщц, Кай рефлекторно напрягается и пытается отклониться от ласк, но теплая ладонь с силой надавливает на бедро и перекрывает пути к отступлению. Чонин вновь заставляет себя забыться, легкое, едва различимое возбуждение прокатывается по телу, в тот момент, когда средний палец DL уверенно проникает внутрь, но всего лишь на несколько миллиметров. Кай расслабляется и позволяет протолкнуться немного глубже, а затем еще глубже… Дискомфорт, да и только… Когда же палец начинает плавно, задевая нежные стенки, скользить внутри, от накрывшего с головой смущения и животного страха Чонин резко сводит бедра, заставляя незнакомца отпрянуть назад. Все это слишком, катастрофично слишком! DL не применяет силы, лишь ждет, когда парень успокоится и перестанет дрожать под его руками, но лихорадочные, панические судороги не прекращаются ни на минуту. Он пытается обнять дрожащее тело, чтобы спокойствие расползлось по венам, но Чонин с силой отталкивает его. Ему кажется, будто он слышит какие-то слова DL в бездушной темноте, но сваливает все на слуховые галлюцинации и, опомнившись, осознавая, что незнакомец ни в чем не виноват, грубо сжимает его ладонь и подрывается с кровати. Кое-как обнаружив в темноте свою одежду, парень наспех одевается, находит у порога свои кеды и вылетает из номера. Чем сейчас занят DL, а тем более какие чувства он сейчас испытывает, Чонина вообще не интересует… От слова вообще.

Бежать по собственному кварталу, сломя голову и сбив напрочь дыхание, оказывается спасением - недолгим, мимолетным, но чертовски необходимым. Когда сердце внутри начинает выколачивать бешеный бит не от волнения, а от слишком большой физической нагрузки, Чонин решается остановиться. Подмечает боковым зрением, что до своей квартиры ему нужно, ни много, ни мало, перейти улицу, а вот до обители счастливой семейной парочки Крисочунменов всего-то пройти несколько шагов. Стоит на улице под темным ночным небом и, мысленно благодаря Сеул за влажность и легкое, лишь на мгновение притаившееся в грудной клетке эфемерное ощущение свободы, переводит взгляд на очертания своего жилья. Во всех окнах темно, хоть глаз выколи, и скорее всего холодно… Он с интересом рассматривает квартиру Чунмена и Криса и, ему кажется, будто едва различимый свет от ночной лампы, зажженной на тумбочке рядом с диваном, подмигивает ему и зовет к себе, в свои радушные, быть может, теплые объятия. Решение принимается само собой и через несколько минут он уже стоит на пороге квартиры под перекрестным огнем взглядов - испепеляющим Криса и обеспокоенным Чунмена.

- Чего пожаловал? У вас дома пожар случился? - интересуется китаец, одновременно хватая его за шкирку и проталкивая на кухню. - Чунмен-а, ему нужен чай… нет, лучше что-нибудь покрепче, виски хочешь?

- Отстань от него, видишь, он весь продрог, - кореец нежно отталкивает Криса от Чонина и, поддерживая младшего за плечи, усаживает на извечно шатающийся табурет. - Ты в порядке?

Чонин кивает в ответ головой и бессознательно улыбается, растягивая уголки губ на сколько возможно в стороны, хрипло выговаривает что-то о капельке чая и стакане виски. Чунмен разливает ароматный чай по чашкам, а Крис топит в них по ложке алкоголя, друзья неотрывно следят за Чонином, догадываясь, что с ним что-то произошло, но никто не решается спросить в чем, собственно говоря, дело. Они лишь переглядываются время от времени и стараются говорить на отвлеченные темы, чтобы никоим образом не потревожить внутренний мир младшего. Чонин мысленно благодарит их за поддержку и скрывается от заботливых глаз в гостиной, заваливается на диван, предварительно опустив кружку с чаем на пол, и зарывается под подушки. Через несколько минут кто-то обволакивает его легким одеялом и выключает свет, с приходом темноты и тепла в воздух вырываются приглушенные всхлипы, а слезы, долго и мучительно сдерживаемые внутри, выплескиваются наружу и льются в пресловутые три ручья. С головой накрывает осознанием собственной ничтожности и трусости, вперемешку с определенной степенью предательства и разочарования в себе, и оправдывать себя невозможно, да и не стоит, потому что по большому счету парень не сделал ничего плохого - Лухань ему никто, и он - Чонин, не обязан отчитываться перед ним за свои поступки.

Через несколько минут Чонин понимает, что не может заснуть, он поднимается на локтях и принимается нащупывать в темноте выключатель, но все его попытки с треском проваливаются в зыбкую тишину комнаты, постоянно нарушаемую отчетливо различимыми голосами старших. Парень ждет, когда они уже угомонятся и перестанут откровенно ржать; среди смеха и слов Чонин различает звуки поцелуев и терпкие стоны, он теряется в ощущениях и не понимает чего хочет на самом деле: закрыть уши или же максимально вслушаться и понять, как именно звучит не "просто секс". Губы и кожа все еще покрыты ожогами чужих прикосновений, чувствуется запах и слышится неровное дыхание, задевшее мочки ушей и одарившее бесконечным потоком мурашек, но Луханя он помнит отчетливее, хоть ни разу и не держал его в объятиях... и никогда не знал, как хен вздыхает от возбуждения и облегченно выдыхает…

В конце концов, Чонин просто не выдерживает своих мыслей и шума из спальни, он встает с дивана и, быстро сориентировавшись в темноте и бликах луны, добирается до комнаты Криса и Чунмена. Резко распахивает дверь и бесцеремонно врывается в комнату. Зрелище, представшее перед глазами, сквозит ванильно-приторной атмосферой семейного счастья: друзья, усевшись на кровати, перебирают диски с целью посмотреть, на ночь глядя, какой-нибудь фильм. Судя по дискам на стороне Криса, китаец предлагает "порнушку... в целях ликбеза", а вот Чунмен настаивает на чем-нибудь "романтичном, чтобы в конце немного слез". Чонин разочарованно фыркает и, не закрывая двери и абсолютно не обращая внимания на возгласы дверь! одеяло! у тебя же целый диван, укладывает свою тушку аккуратно между друзьями. Те немного ворчат, но все же не сгоняют его с кровати, успокаивая себя словами хорошо, что она у нас большая… Чонин проваливается в забытье, монотонное перешептывание убаюкивает, он улыбается их бреду: послушай, раз он сам пришел, может, попробуем втроем? - справа, и заткнись, пока я тебе кое-что очень ценное не оторвал! - слева… Утром он застает обоих на кухне, увлеченно обсуждающих, что приготовить на завтрак, и вроде бы спорят ни о чем, повышают голос и кидаются колкостями, но все настолько беззаботно и весело, что у Чонина вырывается:

- Я вам завидую…

Затем он впопыхах одевается, притворяясь, что ему срочно нужно бежать по делам, и оставляет друзей недоумевать по поводу своего странного поведения. Он возвращается домой, на цыпочках, хотя на часах давно за 12, проходит по коридору в свою комнату и обнаруживает Луханя, сидящим на его кровати. Китаец переводит опухшие глаза на Чонина и спрашивает:

- Где ты был?

- Не имеет значения, - младший стягивает с себя шарф и устало смотрит хену в глаза, давая понять, чтобы тот оставил его в одиночестве.

- Где ты был? - едва сдерживаясь, чтобы не повысить тон, вновь спрашивает Лухань.

Чонин не смотрит в глаза, предпочитая рассматривать невидящим взглядом друзей, отдаленно напоминающих обыкновенные стикеры. Когда китаец поднимается с кровати и подходит губительно близко и почти кричит на ухо:

- Где ты был?

Младший болезненно вздрагивает, но отвечает ровно и бесцветно:

- Я не в первый раз не ночую дома, так что прекрати орать…

- Ты в первый раз не предупреждаешь, я не спал из-за тебя всю ночь, думал, что-то случилось… - заметно остывая и меняя интонацию.

- Все в порядке… я был у Чунмена, хен, - тихо, почти неслышно шепчет Чонин, а в голове только одно, чтобы хен отошел от него на безопасное расстояние, иначе он не будет больше в силах противиться своим желаниям... Чувства, так долго сдерживаемые на дне болота из ярких эмоций, со скоростью света подобравшись к тончайшей коже на подушечках пальцев, проступили сейчас колким узором и словно магнит тянутся к Луханю. На кончике языка терпко и сладко, будто прикоснулся, наконец, к запретному плоду губами, и через мгновение прокусишь нежный покров, впуская в легкие все слова и запахи, стойкое чувство нужности, запоминая их и оставляя в себе и только для себя. Чонину нестерпимо хочется, чтобы все его чувства наконец-то получили осязаемую физическую оболочку и были подарены всего одному человеку, но он, будто опомнившись, громко сглатывает, прогоняя навязчивые желания, и отходит в сторону. И вновь к глазам старшего подтягивается знакомая поволока разочарования и не совсем ясно, кому она предназначена и чем вообще вызвана, а спросить очень стыдно и отчасти страшно.

- Не делай так больше, даже если меня нет дома, оставляй записку на холодильнике, я куплю магниты, - китаец выходит, плотно закрывая дверь, и даже не подозревает, что уносит с собой очередную частичку Чонина.

После ухода Луханя, парень долго сидит на полу и разглядывает ободки собственных ногтей, блуждает взглядом по потолку и иногда щурится, пропуская полуденное солнце в себя, в надежде согреться не только снаружи, но и внутри. Глубоко, в грудной клетке, мерно бьется сердце, оно не рвется наружу, не кровоточит и не истерит паникой перед многочисленными эмоциями, оно просто работает, иногда замедляя свой ход, иногда просто соскакивая с привычной оси, но неизменно возвращается на свое место и продолжает ежедневную муторную работу. К 5-ти вечера он все же поднимается на ноги и, решившись открывает ноутбук, ждет пока загрузятся все программы и необходимые приложения, зависает пальцами над клавиатурой, но все же набирает пароль и читает, один раз, два, три, и только на десятый до него все же доходит смысл написанного:

"Прости, я напугал тебя… Мне очень жаль, судя по всему, это была наша первая и последняя встреча. Я даже не знаю, что тебе сказать и вообще… Наверное, просто пожелаю тебе удачи".

В глазах привычные картинки и слова, бесконечное надоедливое чувство страха, но перед кем… перед чем? Единственным человеком, проигрывающим во всей этой абсурдной ситуации оказывается он и никто другой, вся его жизнь лежит перед ним, будто на блюде, и только от него зависит, как он станет ею распоряжаться. Нужно рискнуть, еще раз… В последний раз, и если вновь ничего не получится, он просто умрет в одиночестве, так и не предприняв никаких шагов. Юношеский максимализм и притянутая за уши трагедия жизни… Чонин медлит всего несколько мгновений, а Кай - его настырное, грубое Alter Ego, резво встрепенувшись внутри, очень уверенно, нагло и развязно, отталкивает первого и принимается набирать пространное послание; место встречи не меняет, время тоже... и только добавляется один единственный пункт: инициатива с первого и до последнего вдоха должна принадлежать ему, и никаких импровизаций! Кай отсылает сообщение, не заботясь об ответах и волнении, теперь уже все равно…


Часы в гостиничном номере бьют не так, как любые другие механические часы на гребаной планете Земля, они стучат очень больно и именно под дых, Чонин, на несколько секунд, объявившийся в обители Кая, разглядывает тусклые обои на стенах, прикидывая сколько людей до него они помнят и сколько людей помнят о них… Антураж, да и только, а ведь для многих они хранят тайны и, возможно, пылкие признания, а что эти обои и стены значат для него самого пока неизвестно… Он бросает последний взгляд на часы и, насчитав ровно 15 ударов под ребрами, выключает свет, аккуратно в 12 в дверь стучат, едва различимо, но твердо - человек за разделяющей их деревянной преградой сильный и бесконечно уверенный в себе, полная противоположность Чонину. Кай, прикрыв глаза, дерзко оскаливается, окончательно вытесняя из себя занудное существо, и щелкает замком.

DL впускает за собой запах моросящего дождя и осенней листвы, лениво разбросанной деревьями по тротуарам; Кай различает нотки терпкого кофе и темного шоколада, но глаз все же не открывает, сориентировавшись в темноте, прикрывает дверь и застывает в миллиметрах от мокрых прядей волос. Именно мокрых, потому что их запах резок и влажен и оседает в легких водяными знаками, заметными лишь, как бы это не звучало абсурдно и пафосно, с прикрытыми глазами. Незнакомец пытается обернуться лицом к парню, но тот опережает его и медленно притягивает к себе, отчаянно борясь с дрожью в руках, помогает расстегнуть пуговицы на пиджаке и стянуть его с плеч. Рубашка оказывается такой же промокшей и прилипшей к хрупкому телу, сколько же он простоял под дождем, думает Кай и снимает сорочку. Пальцы неуверенно скользят по холодной, влажной коже, иногда задерживаясь на сосках и выступающих ребрах, ключицы изучаются с особенной тщательностью, будто от строения DL зависит дальнейшая жизнь Кая, который на самом деле все же Чонин. Он прикасается к плечам невесомо, языком вычерчивает кривые и изогнутые, сцеловывает влагу, запуская пальцы в мокрые волосы, Кай, путается в ощущениях но понимает только одно: ему не противно, совсем, вообще… Он вжимается в незнакомца всем телом, член болезненно реагирует на упругие ягодицы, обтянутые слоем дорогой ткани, а пальцы правой ладони неосознанно тянутся к его ширинке.

Возбужден… высвечивается неоновыми буквами перед глазами, он слегка сдавливает вставшую под тканью плоть и толкает DL к стене. Незнакомец не сопротивляется, выставив руки вперед, проходит несколько шагов "до" и останавливается, упираясь ладонями в холодные стены и выжидая последующих действий. Кай снимает одежду с себя, неумело стягивает брюки незнакомца вместе с нижним бельем, холодной рукой, отыскав капельки позвонков с силой надавливает на них и скользит по ягодицам, медлит, но все же проникает рукой между половинками и прикасается до нервных окончаний, явно очерченных колечком мышц. Из груди DL вырывается первый хрип, за ним следует легкое движение навстречу пальцам. Кай улыбается реакции и отходит к кровати, через мгновение возвращается с тюбиком в руке и упаковкой презерватива в зубах, выдавливает холодноватый гель себе на ладонь и вновь прикасается к незнакомцу. Тот, не сдерживаясь, бурно реагирует на прикосновения, выгибаясь в спине и подставляясь под ласки. Чонин замирает, ощущая, как медленно втягивается в сюрреалистичную игру, где он - не он, где мысли не его, а чувства и подавно, где правит балом едкое чувство похоти и пока непознанного, но такого близкого, разврата…

Он ласкает, срывая вздохи, прикасается, ловя томные стоны, и медлит, мучительно растягивает общее удовольствие, не понимая откуда в нем столько изощренности и откровенного остервенения. Быть может, закупоренные чувства наконец найдут, куда им вырваться, он обнаружит единственно правильное решение, как поступить и как задеть. Пусть не самого Луханя, не его физическую оболочку, и, тем более, не то, что внутри китайца - там, где спокойно работает его сердце, но выпотрошит себя живого, двигаясь и задавая свой личный ритм. Он не торопится, но разрывает зубами упаковку с презервативом, натягивает его на себя, и размазав небольшое количество смазки по члену, толкается вперед, в тепло и узость DL. Незнакомец шипит, то ли от боли, то ли от удовольствия, Чонин не в силах разобрать, потому что чувство собственного, прожигающего насквозь наслаждения ударяет в голову яростно и больно; войдя наполовину, он замирает на несколько секунд, но различив характерные движения бедрами, входит на всю длину. Не давая привыкнуть к наполненности и заглушая чужие стоны своими собственными, двигается, размеренно и лениво, почти неощутимо… DL выгибается все больше и больше, цепляется за руки на своих бедрах, почти врезается ногтями в нежный кожный покров и прерывисто дышит, сбивая на своем пути всевозможные чониновские запреты и страх. Он сам насаживается на возбужденную плоть; как понимает Кай - сам находит правильный угол проникновения, прекрасно осознавая, что несмотря на всю его неопытность, он все же захочет доставить ответное удовольствие, в счет прежнего… Чонин кончает, хрипя во весь голос, исцарапав колющими вздохами небо, но не выходит из податливого тела, лишь дергается по инерции в такт пульсирующему члену и дотрагивается до DL влажной ладонью. Член по-прежнему тверд и сочится смазкой, Кай без смущения слизывает с пальцев жидкость, отмечая про себя, что она на вкус немного кисловата и все же непривычна; он надрачивает незнакомцу быстро и рвано, чувствуя, как каждое движение или прокатившаяся волна удовольствия сказываются на внутренних мышцах, обхвативших его член. Пагубно и сладко, разъедает изнутри, но и склеивает одновременно, странно и бесконечно хорошо, и пусть это не Лухань, но всегда можно, прикрыв глаза и притворившись глухим, как сейчас, представить на месте незнакомца именно хена. Такого же податливого и чувственного, такого же бесконечно притягательного.

DL изливается в ладонь Кая, стараясь вобрать в легкие как можно больше воздуха, лопатками и позвонком впечатывается в грудную клетку Чонина и стонет. А если быть точнее, то выстанывает все порывы и эмоции, смешивая их с мускусным запахом покрытых испариной тел, льнет к Каю и поддается теплым рукам, утягивающим за собой и ведущим к кровати. Чонин падает на постель рядом с распластавшимся DL и кое-как укрывает его гостиничным одеялом, пропахшим стандартным запахом стандартного порошка для стирки. В воздухе витает недосказанность и определенная степень навалившейся ниоткуда неловкости, но оба упорно молчат, не переходя границы дозволенного и не настаивая на уровне личностей. Когда Кай начинает различать спокойное, размеренное дыхание, он встает с постели и, выбросив презерватив в урну у кровати, припоминает где именно завалялась его одежда, опустившись на пол, натягивает на себя джинсы, обувается и выходит в коридор, почти сползая по стене. За дверью ничего не происходит, да и не должно было бы… Для него это Ночь, а для незнакомца - очередная ночь…