В первые несколько часов после встречи с DL Чонин не в состоянии вернуться домой, вообще. Он бродит по темным улочкам и подворотням, рискуя встретиться с нежелательной компанией или же просто заблудиться в проедающей насквозь темноте. С неба льет так, будто перевернутая вверх тормашками чернильно-синяя бездна, оказавшись над головой, раскололась надвое; и теперь вместо того, чтобы вобрать в себя, утопить и унести за собой черные человеческие порывы выплескивает их наружу и красит все странными губительными оттенками. Парень долго выгуливает свои взбушевавшиеся эмоции под пристальным присмотром, чтобы не дай Бог, они не сорвались с поводка и не пустились по подворотням Сеула в попытках найти Луханя и, наконец, так же небо, разорваться перед ним в клочья, разлетевшись мелкими осколками под ногами. Чонин дергает плечами, потому что очень ярко представляет как взрывается его сердце, кровавыми ошметками усеивая все вокруг хена. Вроде грустно… если бы не было так смешно. В конце концов, кого и чего он боится? Выслушать нелепый отказ или же просто оказаться ни с чем - без друга, без хена, без любимого человека… При любом, даже наихудшем, раскладе Лухань, в силу своей природной вежливости, просто выслушает, а потом с очень серьезным видом откажет и, прошептав прости, удалится в свою комнату, а Чонин… Чонин останется сидеть за кухонным столом, разглядывая капли дождя на стекле, пробивающиеся витиеватыми тенями сквозь занавешенное окно, и мечтать о старинных часах с красивым циферблатом, которые, лишь только дотронувшись до стрелок, помогут ему перевести время вспять; помогут установить исходную линию - ту, с которой все началось. Сердце предательски ноет, парню хоть и привычно думать об этом каждый день, однако смириться с подобным мышца в груди никак не хочет. Вечно дергается внутри и задевает невидимые нити, заставляя вновь и вновь прятать голову в песок и упорно молчать…

Вернувшись в половине третьего ночи, Чонин застает китайца на диване, он спит в позе эмбриона, поджав ноги под себя и уткнувшись в учебник. Исписанные типографическим шрифтом листки желтой бумаги при каждом выдохе смешно приподнимаются и вновь замирают и, видимо, безбожно щекочут кожу, потому что Лухань забавно хмурится и почесывает нос. Чонин не может отказать себе в слабости и прикасается тыльной стороной ладони к подушечкам луханевских пальцев, его моментально окатывает приятным холодком, будто скопившаяся в кончиках пальцев волна спокойствия передалась ему и, пронеслась по всему телу, окутая легким инеем-ободком сердце. Он, отчаянно борясь со своим внутренним Я, проваливается в омут желаний, а те замерли на старте, на периферии реального и нереального и только и ждут сигнала к началу действий. Лишь только кто-то сверху отмахнется сигнальным флажком, дерзкое существо сорвется с места и, наконец, прикоснется… дотронется до мягких губ, с силой надавливая на подбородок, заставляя приоткрыть рот, целуя рвано и отчаянно, подчиняя себе, заставляя втягиваться и втягивать, принадлежать и отдаваться…

Непродолжительное зависание в нескольких десятках сантиметров над уровнем пола, завершается трусливым "ничем", Чонин просто приносит из своей комнаты одеяло и накрывает им Луханя. Тот неожиданно дергается, и открывает глаза, он почти неслышно спрашивает:

- Ты пришел?

- Я оставил записку, как ты хотел, - Чонин переводит смущенный взгляд и радуется, что все же не полез с недвусмысленными прикосновениями.

- Я видел… просто уснул за книгой, ты весь мокрый, может... переоденешься? А еще прими душ, горячий, - китаец пристально разглядывает парня, будто видит в первый раз. - Ты похож на смуглого цыпленка.

- Спасибо, хен, скорее на подгоревшего цыпленка, - Чонин расплывается в теплой улыбке и смотрит в ответ лишь бы не прожечь в нем дыру…

Скрывшись в своей комнате от глаз Луханя и его теплого, различимого даже на расстоянии вытянутой руки дыхания, Чонин раздевается, бросая мокрую одежду в корзину с грязным бельем, и медленно опускается на излюбленное место – на пол между письменным столом и шкафом, беспорядок в котором отчасти сродни бардаку внутри него самого. Он приглядывается к разбросанным вещам, рукавам и штанинам, торчащим жалкими лохмотьями из-за стеклянной дверцы купе и раздумывает убраться или нет. Парень мысленно нарекает каждую отдельную вещицу каким-нибудь именем – вот эти любимые голубые джинсы, которые он с таким трудом купил, скопив деньги, работая официантом в летнем кафе неподалеку – наверное, Лухань… Поэтому он должен быть окружен теплом и неподдельной заботой в виде серого пуловера и в тон ему шерстяного шарфа, и вообще, кто сказал, что в шкафу все должно лежать в строгом порядке? Разве обязательно, чтобы джинсы лежали рядом с джинсами, а футболки с футболками? Чонин резко подрывается с места и с остервенением выгребает одежду на пол, ноздри в приступе сумасшествия раздуваются, как у бешеного дворового пса, он костяшками пальцев задевает деревянные полки и мычит от боли, потому что тревожить Луханя не хочется совсем. Кровь не льется в три ручья, не пачкает одежду алыми каплями, моментально расползающимися и съедающими текстуру ткани, она просто застывает на коже и, кажется, переливается всеми цветами радуги.

- Плевать, пусть валяется на полу, я как раз всегда мечтал о мягком ковре, - Чонин оставляет следы голых пяток на одежде и прыгает на кровать. Неудачно, ноутбук под локтем жалобно трещит и, кажется, пищит от боли. Парень достает игрушку из под одеяла и рассматривает со всех сторон, вроде в порядке, поначалу загружать его он не собирается совсем, но непреодолимое чувство притяжения, заставляет закрыть глаза на усталость и все же включить лаптоп. Сообщение от DL переливается радужными красками и будто светится теплом, Чонин от удовольствия, вычитанного между стройных строк, зажмуривается и без зазрения совести отвечает, договариваясь о новой встрече, в конце концов, ему все понравилось, и он совсем не прочь продолжить приятное знакомство…

Очередная ночь красит будний день парня ярким звездным небом, он стоит перед входом в гостиницу и выделяет для себя несколько особо ярких светил. Астрономия никогда не была его любимым предметом, поэтому он даже не знает названий созвездий, но ему все же хочется, чтобы одна из этих ярких звезд светила именно ему, потому что от осознания этого не так одиноко.

Кай уверенно стучит в дверь, прислушиваясь к шороху за стеной и высчитывая несколько слишком долгих секунд. DL открывает дверь и по обыкновению берет его за руку, нежная ладонь со знакомыми холодными подушечками пальцев бережно ведет его к кровати. Незнакомец, убедившись, что парень сидит, отходит на несколько шагов, и до слуха Кая доносится звук переливаемой из одной емкости в другую жидкости, когда кончики пальцев различают слегка холодное стекло и тонкий аромат вина, парень улыбается в темноту и уверенно забирает бокал из рук DL. Они пьют долго, не торопясь и смакуя терпкий вкус на кончиках языков, иногда шумно целуясь и обмениваясь капельками полусухого напитка, губы скользят по коже, окатывая бесконечными мурашками. Перед глазами Чонина плывут странные образы, но он позволяет любовнику стянуть с себя всю одежду, при этом совсем не заботясь, как сам DL справится со своими вещами.

Через несколько минут тонкие пальцы скользят по возбужденной плоти и незнакомец прикасается языком к уздечке, он не заглатывает член глубоко, лишь настойчиво ласкает губами, теребя нервные окончания и вытягивая из Кая глухие стоны. Чонин предпринимает несколько безрезультатных попыток приподняться на локти и захватить инициативу в свои руки, но каждый раз затуманенная голова, вкупе с несильными толчками DL-овской руки, заставляют его упасть на кровать. Когда незнакомец глубоко заглатывает плоть, Чонин ощущает подступающую к горлу невыносимую волну удовольствия, еще одно характерное ласкательное движение языком от основания члена к головке, и его разорвет от наслаждения на микромолекулы. Однако, судя по всему, у DL совершенно другие планы на сегодняшний вечер – он резко останавливается, сдавливая пальцами основание плоти, и замирает на несколько секунд, затем, чтобы окончательно переключить внимание Кая и не позволить ему кончить, покрывает поцелуями живот и скользит языком по груди, оставляя за собой влажные дорожки и акцентируясь на сосках. Чонин срывается на хрип, вперемешку с едва различимым шипением, он силится противостоять, но незнакомец опытнее, и кажется, успел досконально его изучить - тут он бессилен, совсем. После нескольких минут изощренных ласк, чертовски похожих на извращенную пытку, DL удобно устраивается на бедрах Кая, его вставший член, непроизвольно дергается навстречу плоти Чонина, от болезненно-сладостного соприкосновения оба парня почти кричат в голос. Взбудораженные тела, покрытые мельчайшей сетью из капелек пота, тянутся друг к другу, как можно плотнее, чтобы кожа к коже, и губы к губам, и члены... в одной ладони…

DL, кое-как изловчившись, дотягивается до подушки, под которой заранее оставил тюбик с лубрикантом и торопится выдавить гель на ладонь Кая. А Чонин смиренно ждет... В темноте слышится специфический звук открываемого тюбика, прохладный гель заметно стягивает кожу на руке... Он прикасается к обоим членам и улыбается в ответ на безумный рык, застывший на пути к его уху. Надрачивать немного неудобно, но по-другому не хочется совсем – под рукой невероятное податливое тело, которым хочется обладать, но еще больше хочется, просто прижимать к себе и чувствовать, как оно извивается от каждого прикосновения и вздоха. Напряжение раскаливает воздух до белых вспышек перед глазами, терпеть и ждать друг друга становится невыносимо… Чонин перестает сдерживаться и кончает, рвано выдыхая и втягивая в рот тонкую кожу у основания шеи, и только когда DL изливается следом, прокусывает ее зубами, до металлического вкуса под языком. Они забывают, как дышать, только яростно выдыхают, иногда соприкасаясь пересохшими губами. Слишком терпкие эмоции, слишком яркие и красочные, и ведь хочется что-то сказать в ответ, но внутреннее табу не позволяет Чонину вымолвить и слова, и незнакомец упорно молчит.

Когда Чонин возвращается домой, стрелки часов вновь указывают на "слишком поздно", он пытается не издавать лишнего шума и даже заглядывает в комнату хена, чтобы посмотреть на спящее чудо, однако китайца там не обнаруживает. Какое-то едкое чувство гнили подступает к горлу и размазывается языком по небу, давно он не ночуют дома или же это только сегодня? Ведь Кай всегда возвращается в одно и тоже время, и Лухань неизменно ждет его на диване, свернувшись калачиком и уткнувшись в очередной конспект. Скорее всего это только сегодня. Каю неприятно осознавать, что у хена есть куда срываться под покровом ночи, а если быть точнее, то к кому... Эгоизм и ревность упорно бьются в выстроенную броню из здравого смысла и трезвых мыслей, как следствие, парень не в состоянии уснуть... Время прихода китайца фиксируется в голове отчаянием, беспокойное существо, живущее в Чонине, рвется из комнаты, навстречу старшему, а в голове мельтешит одна единственная мысль - закатить ему скандал и узнать, где тот провел всю ночь. Но кореец все же, испугавшись выглядеть в любимых глазах несерьезным и претенциозным, оставляет попытки подняться с кровати.

Утром, когда нестерпимо хочется спать и еще больше есть, он вспоминает, что на сегодня у него очень важная лекция, да еще и возможная взбучка от лаборантки факультета за недельное отсутствие на занятиях. Чонин, заплетаясь в собственных ногах, доходит до ванной комнаты и застает там Луханя, обернутого в одно полотенце. Тазобедренные косточки слишком явно выпирают и заводят они слишком сильно, кореец переводит дух, стараясь так нагло не глазеть на дорожку волос, теряющуюся под голубой махровой тканью, и переводит любопытный взгляд на грудь, а затем и на плечи… У шеи Луханя красуется ярко-синий засос, кажется, можно различить и следы зубов. Чонин рассматривает тело хена несколько странных секунд, а перед глазами вчерашняя ночь и хрупкое тело под руками; он хочет дотронуться до китайца, надавить на нежную тонкую кожу и прочувствовать, какова она на ощупь, и еще очень хочется спросить хен, почему ты так поздно вернулся вчера? Но слова ревности и обиды не слетают с языка, младший теряется в бесконечном лабиринте, сотканном из эмоций, и все же решает промолчать. Он не ревнует, ему нет никакого дела до ночей хена, ему вообще нет ни до кого дела… Аутотренинг – великая вещь, нужно просто проглотить застывшие на кончике языка вопросы и не требовать объяснений. Они друг другу никто!

Он вылетает из ванной и, сшибая на своем пути углы и некстати расставленную на пути мебель, несется в свою комнату, дверь с диким грохотом встречается с косяком, а в голове его кто-то так же целует, его кто-то кусает… он извивается под ним и стонет, шепчет ему пошлости и просто выдыхает в губы… Безумно тянет залезть в черепную коробку и выпотрошить все мысли, просто уничтожить их, придавив, словно муху к стене, Чонин задыхается, срываясь на крики, и только когда слышит стук в дверь, затихает. Лухань входит в комнату уже одетый, шея прикрыта воротником белой рубашки, а в глазах неподдельное беспокойство.

- Что случилось? – он оглядывает комнату Чонина и, не дожидаясь ответа, принимается подбирать с пола разбросанную одежду. – В чем дело? Ты мне можешь сказать?

- Нет никаких дел, тем более, чтобы рассказывать т-е-б-е о них, уходи, хен, - Чонин выплевывает слова, тяжело дыша и отворачиваясь к стене со стикерами. А им по-прежнему уютно, они висят себе в ряд и радуют глаза яркими вспышками... Кореец сдирает их со стены, ногтями впиваясь в белую краску, и замирает, когда руки Луханя обхватывают его со спины, а сам он шепчет:

- Прекрати, слышишь? Что бы не случилось – это того не стоит…

Чонин вырывается из рук и отталкивает китайца от себя, кулак зависает над луханевской скулой и всего одно движение отделяет его от непоправимой ошибки. На него в упор смотрят ненавистные - добрые, слишком искренние глаза… Парень, наконец, опомнившись, хватает Луханя за шкирку и выталкивает из своей комнаты, с криком не лезь ко мне больше, запирается в четырех стенах. Университет и смазливая лаборантка на сегодня отменяются - гори оно всем синим пламенем!


Через несколько часов Кай вновь договаривается с DL о встрече, зачем-то предупреждая, что будет агрессивен, все-таки определенная степень ответственности не дает ему расслабиться... Он приходит в гостиницу засветло и от нечего делать вновь принимается рассматривать комнату и переживать чувства, которые сегодня невозможно было до конца проконтролировать, да и не хотелось. Весь день он терпел мучения, чтобы не сорваться и не разбить нежное личико Луханя в кровь. Костяшки пальцев то и дело, врезались в стены и оставляли за собой едва различимые вмятины, сколько не прикладывай усилий, стены все равно окажутся сильнее или штукатурка просто качественная?

Когда незнакомец стучится, Кай… не хочет открывать дверь – в темноте и под включенным посреди осени кондиционером странно, но уютно и спокойно. DL вновь отбивает ритм по дереву, заставляя парня все же подняться с места и впустить его в номер. И вновь от незнакомца пахнет терпким кофе с примесью шоколада, а хотелось бы, чтобы как вчера вином и нотками каких-то цветов… Чонин обнимает его со спины, впитывая запах, потому что он настоящий, потому что вливается внутрь и находит темные уголки, заставляя в мгновение забыть об обидах и чувстве ревности и вины – он ни перед кем не виноват и не будет оправдываться... И Лухань не виноват в том, что Чонин настолько труслив и не может выдавить из себя несколько простых слов. Никто ни в чем не виноват, никому не принадлежит… Есть только ночь и она проникнет под кожу и подарит ощущение тепла и бесконечной нужности. DL растеряно оборачивается, скорее всего не понимая подоплеку действий Кая, ведь предупреждал об одном, а на самом деле лишь прижимается плотнее, успокаиваясь и размеренно выдыхая. Незнакомец прикасается губами до обветренных, искусанных в кровь губ, языком проникая в рот, уверенно и властно, задавая темп и глубину, зубами поддевая язык парня и посасывая его… Кай терпит и позволяет делать с собой все, что угодно, он молчит и не отдергивается, когда DL укладывает его и раздевает, а ладони сжимают упругие ягодицы, отдается на "растерзание", когда холодные пальцы, смазанные лубрикантом уверенно прокладывают себе путь между ягодицами и дотрагиваются до колечка мышц, выгибается и шипит лишь только средний палец проникает внутрь и расслабляется, не осознавая своих собственных действий. Перед глазами плывут тени, а он дышит ровно и тихо, подстраиваясь под темп и принимая глубоко в себя. DL ласкает, вытесняя из легких Чонина чувственность и наслаждение. Кай лишь поддается вперед, насаживаясь на пальцы и ждет, когда любовник, наконец, войдет в него, причиняя такую нужную сейчас физическую боль… Которая, он надеется, изрежет его внутренности своим острием и заставит забыть о душевной боли, порвет в клочья и выключит мозг...

Кай убеждается, что незнакомец обладает изрядной выдержкой… От старается получить от секса максимум удовольствия и совсем не торопится, лишь дразнит, стимулируя поочередно член Чонина и анус. Ласкает его до исступления, удерживая на пике, но не давая сорваться и кончить. В какой-то момент Кай просто не выдерживает мучительной пытки, он резко поднимается на руках и подминает DL под себя, тот почему-то смеется и пихает ему в ладонь презерватив. Чонин срывается и кусает мягкие губы до крови, ему безумно хочется прошептать насколько сильно он хочет обладать… хоть кем-то, но лишь впопыхах натягивает презерватив и толкается в любовника. Дыхание вновь смешивается, безудержные стоны разъедают барабанные перепонки, а перед глазами возникает Лухань с выпирающими ребрами, с тонкими красивыми ключицами, широко распахнутыми глазами и извечной поволокой грусти… Чонин входит на всю длину, вжимаясь в незнакомца, приподнимая его за талию и фиксируя положение, шлепки тел слишком громкие, бесконечно пошлые, они лишают возможности думать и понимать, единственное, чего хочется – заполнять собой и чувствовать, как сжимаются мышцы вокруг плоти, как DL тянется к своему члену и надрачивает в такт заданному ритму. Они кончают одновременно и Кай, не сдержав бурных эмоций, кусает незнакомца в правое предплечье, прикусывает настолько сильно, что различает стон боли, а не наслаждения…


Утром он вновь сталкивается с Луханем, но на этот раз на кухне, они долго прожигают друг друга глазами и поспешно отворачиваются, предпочитая смотреть по сторонам, нежели пристально разглядывать и мучить. Глаза-щелки различают синий кровоподтек на правой руке китайца, неумело скрытый под длинными рукавами футболки. Чонин прищуривается, надеясь, что ему все же показалось, но когда Лухань тянется наверх, за банкой с сахарным песком, ткань, до этого прикрывавшая руку, сползает вниз и младший замечает совершенно отчетливое свидетельство чужого вмешательства. Скрежет зубов отчаянием разрывает все внутри, ревность подкатывает к горлу противным, зловонным комком, который непременно хочется выплюнуть, вырвать из себя и кинуть его в лицо китайца. Не смешно… проносится в голове, Чонин приподнимается с места и вплотную подходит к Луханю, делает вид, будто помогает ему достать с полки сахар, однако инстинктивно вдыхает аромат, исходящий от старшего… Кофе с нотками темного шоколада... и пальцы у него всегда холодные... Чертовски не смешно… панически бьется в голове. Он зажмуривается, пытаясь сравнить свои дни и ночи, но тишину и электрическое напряжение, застывшее в эфемерном воздухе, разрывает своевременный телефонный звонок. Лухань подрывается с места и бежит в свою комнату, затем кричит я опаздываю и тебе придется самому готовить завтрак, а сам Чонин, так и стоит на месте, не понимая, как такое вообще возможно. Он гонит навязчивые мысли, которые истерично бьются в черепной коробке и неизбежно отравляют; не отпускают ни на секунду, витиеватым узором вплетаются в повседневную рутину, которая и до этого не блистала адекватными красками, преследуют его и заставляют изрядно нервничать. По большому счету это просто совпадение, мало ли сколько людей в Сеуле пользуется одним и тем же гелем для душа или же шампунем для волос? Это простое совпадение…


Однако навязчивая идея не покидает Чонина ни на секунду, он перебирает в уме несколько последних недель, но не может понять ничего, пытается связать воедино все события, но все время на чем-то спотыкается и принимается вновь и вновь докапываться, вот только до чего конкретно? После последней бурной ночи с DL он с ним не связывается, предпочитая отдохнуть от шквала эмоций… А вообще… А вообще он просто соскучился по Луханю… Чонин хочет видеть его и слышать, и может, все же разузнать, где именно были получены столь интимные отметины. Но они не разговаривают друг с другом уже несколько дней подряд.

DL объявляется сам, хотя корейцу, до рези в глазах хотелось забыть о нем, как о кошмарном сне, тот пишет ему довольно странное сообщение, в котором сквозит какая-то боль, и просит о встрече, Чонин поначалу отсекает любые мысли о повторении предыдущих ночей, но с наступлением темноты, понимает, что просто не в состоянии противиться желанию, которое, к сожалению, никак не может перенести на конкретного человека. И потом… если Лухань имеет право трахаться с кем попало, то Кай, он же Чонин, имеет такое же неотъемлемое право, в конце концов, он растущий и цветущий гормонами организм!


Привычная дверь с табличкой "314", привычный приглушенный свет и мерная работа часов в коридоре, привычный стук в дверь и теплая ладонь, утягивающая за собой. Только сегодня Чонин ощущает себя странно, вроде пришел вовремя, и вроде бы хотел прийти, но в обстановке разит фальшью и неимоверным напряжением. Он слышит как DL раздевается, аккуратно укладывая одежду в кресло у кровати, и раздевается сам – все движения отточены и ленивы, нет в них прежних порывов и эмоций. А ведь это всего навсего пятая ночь вместе… В комнате слишком холодно и не слышится никаких будоражащих запахов, хотя обычно, она пропитана дурманящим ароматом похоти и страсти; Кай рассеяно ложится на кровать, ежась на холодном покрывале, и ждет, пока любовник уляжется рядом. На уровне сердца что-то нескончаемо колется, проникает в мышцу и теребит острым краешком, заставляя кровь вырываться из ранки рваными потоками. Мне ничего не хочется... Незнакомец, даже не успевает прикоснуться к Чонину, как тот отталкивает его. DL вновь упрямо тянется губами к губам парня, а навалившаяся ниоткуда апатия и навязчивое состояние неправильности происходящего вновь заставляют Кая отвернуться от мягких губ. Любовник неодобрительно и очень жалостливо стонет Чонину в шею и накрывает его своим телом. Пальцы требовательно изучают обнаженную кожу, поднимая волны мурашек, дотрагиваются до всех эрогенных зон, и Кай поддается - физиологию никто не отменял, и любое прикосновение умелых рук так или иначе возбуждает. Он с надеждой втягивает очередную порцию запахов и неожиданно… Понимает… Это не шампунь или же гель для душа! Это аромат свежеприготовленного на их кухне кофе, это плитка темного шоколада, купленная в круглосуточном магазине за углом у престарелого аджоши. Это запах его хена, которого он знает на протяжении почти полутора лет… Догадка слишком нереальная, но такая правдивая… От нее почему-то очень больно и на глазах слезы, и их уже нельзя остановить, они тают сейчас на губах DL или как его там... Интересно, он понимает, что они не из-за чувства неземного удовольствия? Хен хоть знает, что ему сейчас очень больно, потому что его жестоко предали? Что над несерьезным, наивным чониновским сердцем поиздевались? Что именно сейчас оно начинает кровоточить и разрываться на части?

- Хен, - выдавливает из себя Чонин. – Перестань…

Кажется, будто DL его совсем не слышит, скользя языком по ключицам.

- Перестань! – младший отталкивает китайца от себя и срывается к выключателю. Свет режет глаза и лишь заплаканное лицо Чонина искажено гримасой ужасной боли…

Когда яркие вспышки света перед глазами сменяются тусклым подрагиванием торшера, Чонин смаргивает задержавшиеся на кончиках ресниц слезы и опускается на пол, тело знобит и словно колотит небольшими отбойными молотками. Больно и очень холодно. Лухань, впопыхах успевший натянуть на себя джинсы, срывает с кровати покрывало и пытается укутать им дрожащего Чонина. Младший отчаянно вырывается, пытаясь вложить в действия максимум эмоций и слов, которые никак не могут сорваться с языка. В уме огромное количество вопросов, но вместо того, чтобы выстроиться в ряд и в порядке живой очереди быть озвученными, они упрямо толкаются и преграждают друг другу дорогу. Кореец трясет головой в надежде успокоить мельтешение и панику, но лишь больше сбивается и напрочь теряет дар речи. На периферии где-то мелькает хен, он вообще в первые минуты был похож на рыбу: рот открывался и так же безмолвно закрывался. Даже если что-то и было произнесено вслух, ничего из словесного потока не достигло своей цели - барабанные перепонки Чонина, на время лишились чувствительности и сбились с привычного графика работы.

Лухань мелькает перед глазами со скоростью света, поочередно открывает несколько шкафов и, наконец, отыскав небольшую, стандартную для любого отеля бутылочку виски, остервенело откручивает крышку и впивается губами в горлышко, алкоголь напряженно вливается в глотку, он закашливается и вновь принимается пить, глоток за глотком, Чонин видит как старший торопиться, как дергается кадык и прикрываются глаза орехового цвета. Затем китаец открывает еще одну бутылочку и заставляет Кая выпить все без остатка, обжигающая горло жидкость течет не только по венам, но и по коже, струйки терпкого янтарного цвета впитываются в светлое покрывало, оставляя за собой островки, скорее всего необитаемые… Внутри расползается тепло, поначалу застывает на уровне желудка, но через секунду взрывается фейерверком и подступает к горлу острыми словами и резкими движениями. Слух моментально восстанавливается, а с губ слетает:

- Хорошо тебе было, хен?

Лухань шепчет бесчисленное количество прости, я сам в шокe, пытается ухватиться холодными пальцами за руку Чонина, но младший отдергивается, как будто прикосновения окатывают его высокоразрядной волной электрического тока.

- Ты ведь долго смеялся надо мной, да? Каждую ночь перечитывая мои сообщения, каждый раз когда я уходил от тебя в пустоту, там за углом? - кореец плюется словами, старается выдать как можно больше сарказма и как можно меньше обиды, но все выплескивается с точностью до наоборот, потому что слезы-предатели вновь застывают в уголках глаз, и болезненно сморгнув, Чонин подписывает себе очередной смертный приговор, после которого только в пропасть, не оглядываясь назад.

- Ты ничего не понял, я не знал, что это ты! Как я вообще мог знать об этом? - отчаяние в интонации Луханя бьет очень сильно, куда-то в область солнечного сплетения, от этих звуков хочется согнуться в три погибели и выть от боли.

-Может, тебе твой друг подсказал? - младший с презрением бросает последние слова и на недоуменное выражение лица иронично добавляет. - Ну, тот, двухметровая модель, он же китайский крокодил…

Китаец на несколько секунд зависает в воздухе, уголки губ дергаются и приподнимаются в жалком подобии улыбки, в конце концов Лухань начинает откровенно смеяться. Определенно нервное, но для корейца хуже ножа у глотки, старший выдавливает из себя отрицательные эмоции и смеется как никогда в жизни. Чонин таращиться на хена-идиота и принимается разыскивать по всему номеру свою одежду, одевается вкривь и вкось, обувается, даже не удосуживаясь надеть носки, и бросает последний полный ненависти взгляд на Луханя. Горечь от комичности ситуации подступает к конечностям: китайца очень хочется ударить… То ли в пах, чтобы по яйцам и наверняка, или по смазливой мордочке, чтобы утром напомнить об обиде и предательстве синяком, отразившемся в зеркале. Однако, Чонин не отказывает себе в присущей только ему оригинальности - ни одно из своих желаний он никогда не исполняет, предпочитая виртуозно, до отточенных движений косить под страуса и его многострадальную голову. Он уходит, хлопая дверью так, что кажется, будто по коридору расползается вязкий пыльный туман.


Ночь высвечивает на небосводе очередные линии и фигуры, и Чонин уже приблизительно знает, что вот этот ковш - Большая Медведица, только логики в этом нет никакой, как ковш может быть похож на медведицу? И наоборот? Все-таки астрономия странная наука… о том, что недосягаемо и вообще никому не нужно. Так же как и он сам. Нахлынувшие с новой силой воспоминания заставляют передвигать ногами быстрее, срываясь на бег, он за 15 минут добирается до квартиры Крисочунменов и начинает колотить в дверь, костяшкам пальцев больно, пальцам ног в кожаных туфлях еще больнее, сегодня на нем не кеды…

Дверь с шумом распахивается, на пороге во весь свой исполинский рост стоит Крис и по обыкновению прожигает взглядом. Хочется крикнуть вот тебя-то, мне как раз и надо, впечатать китайца в стену с зеркалом, и чтобы оно непременно треснуло от мощи удара, а еще лучше разбилось и осколки впились в широкую китайскую спину. Но Чонин сегодня чертовски немногословен, да и Чунмена жалко, ведь именно ему придется обрабатывать раны и выслушивать нытье китайца, да и вообще... И вообще у него никогда не получится впечатать Криса не то чтобы в зеркало, даже в стену, поэтому ему остается лишь зло оттолкнуть его от себя и пройти в квартиру. Чунмен сидит на кухне, усталым взглядом пробегаясь по разложенным перед ним конспектам и книгам, в первые несколько секунд он даже не замечает стоящего в проходе Чонина и поднимает голову только тогда, когда Крис на всю квартиру сиплым голосом шипит.

- Чунмен-а, спроси у этого идиота он сегодня тут ночевать будет и нужно ли ему лишнее одеяло? Потому что я ни за что не позволю ему спать с нами, он мне всю майку тогда обслюнявил!

Чунмен поднимает голову и застывает, лицо окрашивается сначала в яркий цвет недоумения, а затем в приглушенный цвет беспокойства.

- Что случилось? Что с тобой? - он подрывается с места и тянет Чонина за собой, усаживает на нелюбимый шаткий табурет и впивается в него плотоядным взглядом следователя по особо важным делам.

- Чунмен-а, а ты можешь спросить у твоего парня-монстра, знал ли он что Лухань-хен тоже зарегистрирован на том сайте, и есть ли такая вероятность, что они вдвоем это все подстроили? - младший жалобно выдавливает слова, растерянно озираясь по сторонам; как же ему не хочется выглядеть сейчас ребенком, но по-другому просто невозможно, потому что гипер-вспыльчивость и вытекающая из нее неспособность здраво и трезво мыслить, настолько сильно давят на запечатанные глубоко в грудной клетке чувства, что кроме непроизвольной обиды и стойкого ощущения подставы, ничто другое его сейчас не интересует по определению.

- О чем это он, Крис? Я не понял… - Чунмен вопросительно вглядывается в китайца, маячащего на горизонте кухни. - Ифань, твою мать, какой сайт?

- Какой, какой? Обыкновенный… - Крис приседает на корточки и заглядывает Чонину в глаза, прозрачные соленые капельки из последних сил держатся на ресницах, грозясь сорваться вниз и сразу же потеряться на смуглой коже. - Что случилось?

- Случилось то, что я связался с одним парнем на сайте и им оказался Лухань! - Чонин орет, что есть силы, срываясь на дикий хрип, внутренности обжигает безумным огнем, его преследует нестерпимое желание впиться в глотку Криса зубами, чтобы не смел прикидываться идиотом.

- Ну и прекрасно ведь! Я тоже не понимаю о чем он говорит, - Крис переводит усталый взгляд на своего парня и пожимает плечами, мол, что с него взять? Он - псих!

Чунмен смотрит на Чонина весьма озадаченно, а на Криса - весьма недоверчиво, затем спокойным, ровным голосом просит младшего рассказать как все было, ничего не утаивая и в мельчайших подробностях. Когда Чонин говорит о сайте и о том, что адрес ему передал никто иной, как Крис, Чунмен хватает попавшуюся под руку поварешку и со словами чему ты учишь детей? пытается короткими руками дотянуться до пятой точки Ифаня; когда рассказ Чонина доходит до догадок и их подтверждений, Чунмен бросается на Криса с кулаками и кроет его на чем свет стоит, приговаривая я вас - китайцев, заживо сгною в навозной куче. Один из злополучных китайцев не сопротивляется, попыток оправдаться тоже не предпринимает, лишь сверлит Чонина испепеляющим взглядом и бегает по кухн/iе, одновременно доводя до сведения друзей-идиотов, что спланировать с точностью до 100% подобное просто невозможно!

- Вы - идиоты?! ОK, я знал, что Лухань сидит на этом сайте, но откуда он вообще мог догадаться, что Чонин - это Кай? Ты мне когда-нибудь говорил что-то про свои похождения? Нет! Я спрашивал? Опять же ответ - нет! Это просто огромное, большое-пребольшое совпадение! - Крис орет на всю квартиру, хотя на часах уже три часа как показывает далеко за полночь, и только Чунмен видит как радостно горят глаза его парня. Он смотрит на Чонина потерянным взглядом и пытается выдавить из себя хотя бы пару ободряющих слов, но как только глаза цепляются за светлую шевелюру счастливого Криса - он вновь вспоминает о просвещенности китайца в области эротических сайтов и начинает злиться, через несколько минут из спальни Крисочуменов слышится дикий шум и крики Чунмена:

- Чтобы не смел сегодня возвращаться!

Крис отвечает жалобно и даже по-детски наигранно:

- Малыш, успокойся и пораскинь мозгами - это совпадение! Как ты любишь говорить - это судьба! Чонин его хотел, Чонин его получил, не понимаю зачем так драматизировать? Я тебе клянусь всеми святыми, я не знал, что такое может произойти.

- Ты сам тоже там бываешь и с кем-то встречаешься? Если это так, я тебя убью, так и знай! - Чунмен отвечает вполне адекватно, но на ровный тон переходить не собирается. Чонин, пытается заткнуть уши и спрятаться хоть куда-нибудь, потому что ему стыдно: из-за своей глупости довел друзей до жуткого скандала, и как теперь им в глаза смотреть?

Через несколько минут взъерошенный Крис выходит из спальни, в руках у него небольшая сумка, из которой торчат потертые джинсы и пара футболок, он оглядывает Чонина ненавидящим взглядом и гордо объявляет корейцы с этого дня живут в этой квартире, а китайцы - через дорогу!, и громко хлопая дверью, уходит из дома.

Чунмен выползает не менее взъерошенным, подхватывает сопротивляющегося друга под руки и ведет его на кухню, объявляет, что ужасно проголодался и начинает заваривать лапшу. Чонин пытается выдавить хоть что-то наподобие прости и мне жаль, что вы из-за меня поругались, но старший отметает все извинения и почему-то улыбается, как кажется младшему, очень глупо улыбается.

- Ты чему лыбишься, Чунмен-а? - недоуменно спрашивает Чонин.

- Тебе не кажется это забавным? На самом деле я верю Крису только в том, что это совпадение, но я уверен на миллион процентов, он в тайне мечтал, что вы так или иначе наткнетесь друг на друга, и его план прогорел!- весело объявляет друг и ставит кастрюлю на середину стола. - Он сейчас скорее всего безумно доволен собой!

Чонин со смешанными чувствами досады и надежды смотрит на Чунмена и все же решается спросить:

- Я на самом деле переборщил с Лухань-хеном?

Получив в ответ очень красноречивый кивок вишневой шевелюры, ему остается лишь схватиться за голову и прошептать:

- Какой же я дурак... И как мне теперь быть?

Чунмен хитро подмигивает и дует что есть сил на дымящуюся лапшу, затем тянет:

- Попросишь прощения или просто п-р-и-з-н-а-е-ш-ь-с-я, наконец! Всего-то делов?!

- Страшно, Чунмен-а... Зачем же ты с Крисом ругался, не жалея голосовых связок и не выбирая выражений?

Младший на самом деле не понимает подоплеку слишком эмоциональных действий Чунмена.

- Ну, знаешь… Мы давно не ругались с ним… А секс после ссоры - это очень круто, - по-прежнему полоумно улыбаясь в 32 зуба, мямлит старший и начинает есть, жестом приглашая младшего последовать его примеру.

- Вы придурки! Я тут чуть не подох, слушая ваш ор! - обиженно говорит Чонин и тянется за палочками. - Идиоты!


Спать не выходит, совсем, Чонин ворочается на кровати, пытаясь найти удобную позу и никак не может смириться с тем, что дело не в позе и не в краешке холодной простыни, а в нем самом, в том, что так глубоко и глухо бьется, эхом окатывая внутренности и пробираясь сквозь кожу наружу. На самом деле ирония судьбы… Из всех тысяч зарегистрированных, Лухань должен был написать именно ему и именно ему Чонину захотелось ответить, быть может, потому что бессознательно потянуло, быть может, DL просто оказался самым адекватным из всех, хотя... где была гарантия? Ведь писать пошлости не означает быть психически ненормальным человеком, и за располагающей внешностью и хорошими манерами обыкновенно довольно уравновешенных людей могут скрываться бесчисленные комплексы и ужасные пороки. Все логично и до ужаса правдиво, и зачем нужно было так реагировать? Тем более бросать такого же потерянного, как он сам, Луханя одного в холодном номере гостиницы…

У жизни прекрасное чувство юмора, она не задумывается над своими действиями и вершит судьбы людей как ей вздумается. Чонин заметно успокаивается, в конце концов, хен скорее всего ничего не знал, иначе лицо у него было бы не напряженно-растерянным; в глазах плескалось бы раскаяние и страх, и наверное, бесконечное жалостливое вымаливание пресловутого прощения, но… Кореец так и не засыпает, твердо решив, лишь только рассвет заявит о своих правах, он поговорит с хеном.


Утра Чонин так и не дожидается, он тихо, чтобы не разбудить Чунмена уходит из квартиры и так же тихо пробирается к себе домой. На кухне горит свет и тепло, не от того, что кто-то приготовил горячий кофе и забыл выключить газовую конфорку, а от того, что этот кто-то сидит, сложив руки на столе, медленно выдыхая и так же тягуче вдыхая. Заметив Чонина, Лухань не шелохнувшись, проходится цепким взглядом по помятой одежде младшего и задерживается на его пухлых губах.

- Привет… - неуверенно говорит Чонин.

- Привет, Кай, - китаец будто пробует имя на вкус, вот только вкусно ли оно звучит? Так же заводит? - Всегда хотел произнести вслух…

- Произнес, и каково? - Чонин мнется у стола, не решаясь - сесть рядом с хеном или же не приставать к расспросами.

- Странно, если честно, как будто родное, но в то же время совершенно незнакомое, мое, но не до конца…

- Хен… Ты ведь на самом деле не знал, что это я? - Чонин почти умоляет сказать ему правду, нотки отчаяния сквозят в каждом вздохе.

- Не знал, мне даже в голову не могло такое прийти, хочешь кофе? - старший встает из-за стола и направляется к кофеварке. - Я заварил для Криса, но он сразу же уснул.

Чонин едва заметно кивает головой и садится на стул, аромат кофе согревает, врывается в легкие и успокаивает, дарит ощущение реального и чего-то чистого, прозрачного, не прикрытого завесой таинственности, светлого… Нет больше недомолвок и нет глупых догадок, можно спросить и получить прямой ответ, и самое главное - можно увидеть, пропустить в сетчатку глаз и запомнить навсегда, каждый поворот головы, полутона улыбки и такое нужное чувство реальности.

- Хен, я всегда хотел тебе сказать, но не решался, но раз уж все так вышло… - Чонин с большим трудом отклеивает язык от неба и выговаривает. - Давай встречаться…

- Что? - изумленно и очень наивно.

- Ааа! Не заставляй меня говорить это еще раз! - от волнения кореец чуть было не проливает на себя кофе. - Хен, а почему DL, а не Mr.Testosterone?

- Может быть потому что в школе все звали олененком? Deer Luhan, как-то так. И все-таки что там про "встречаться"? - с улыбкой на лице и очень радостно спрашивает Лухань.

- Забей, тебе показалось, я ничего такого не говорил! А почему ты мне написал, а не кому-то другому? - стараясь слиться с деревянным столом, интересуется младший. - У тебя были другие з-знакомые с сайта?

- Написал, потому что новеньким оказался и… и ник адекватный себе выбрал, а не Frau HugeDick или же I`llCumOnYou. Несколько раз встречался... В первый раз был очень странный парень, а другие... Не зацепили, ничем. Только ты смог заставить меня написать повторно и даже просить о встрече... - очень серьезно, но продолжая улыбаться отвечает китаец. - Я подумаю над твоим предложением…

- Ясно, спасибо, хен. Эээ? Что? - кричит Чонин, но сразу же затыкает рот ладонью, потому что из спальни Луханя слышится рев Криса ни минуты покоя! Где я, там он! Заткнись мелкий, иначе я тебе порву, а тут нет Чунмена и тебя некому защищать!

- Ифань, тут есть я и его есть кому защищать! Поэтому спи, моя радость, усни! - кричит Лухань в ответ, смеясь и чуть не падая со стула.

- В доме погасли огни, - подхватывает Чонин и наконец облегченно улыбается.


Несколько недель спустя…

- Обязательно было тот же номер бронировать? Я не понимаю! - Чонин, усиленно прикидывающийся Каем, стоит перед дверью с привычной надписью "314", и вообще все привычно, только солнце светит из всех дыр, да и на улице морозно, от чего уши и нос парня, напоминают скорее свеклу, нежели сверхчувствительные части лица. Он битый час переминается с ноги на ногу перед знакомой дверью и никак не решается войти, потому что совершенно не знает, что его может ждать по ту сторону "баррикад".

- Ты будешь стучать или нет? - нетерпеливо спрашивает Лухань из-за двери.

- Нет, открывай уже! Я смущаюсь! - виновато мямлит Чонин и тут же оказывается втянут в комнату холодными пальцами. Освещенный номер не такой таинственный и странный, на поверку вообще оказывается слишком маленьким и неудобным, а кровать скорее из области фантастики, чем из реальной развратной жизни - небольшая и, судя по всему, неудобная. Оценка местности тот час же озвучивается.

- Я подумал то же самое, когда увидел все это, а вот когда было темно... все казалось таким красивым, правда? - Лухань подходит к застывшему посреди комнаты Чонину и обнимает его со спины. - Если мы хотим начать заново, нужно начинать с этого места… Перекрашивать воспоминания нужно вместе, Чонин-а.

Кореец согласно кивает головой, продолжая рассматривать комнату и бороться с дрожью в руках. Ощущения на самом деле совершенно другие, теперь не страшно оступиться, теперь очень страшно... потерять. Чувства накалены до предела, каждый вдох и каждое слово кажутся слишком вязкими и чувственными, холодные пальцы скользят по запястья и обжигают нежный кожный покров, мурашки становятся просто огромными и не только, когда Лухань проводит носом по затылку корейца, но и когда просто терпко выдыхает в основание шеи парня. Чонин очень долго ждал этого дня, и когда Лухань, наконец, ответил на его неловкое предложение согласием, он был готов на все, лишь бы вновь пережить все ощущения заново… Но сейчас все выглядит слишком… Слишком ярким и лишенным таинственности. Родным и теплым, и от того совсем другим, но не менее притягательным, да и ответственности сейчас намного больше, потому что есть из-за чего бояться. Для Чонина любая оплошность сродни маленькой смерти.

- Хен, если я тебе скажу, что мне очень страшно, и я не Кай, ты выпустишь меня из рук и больше никогда так не обнимешь? - растерянно спрашивает Чонин.

- Нет, не выпущу, потому что Чонин мне всегда нравился чуточку больше, чем Кай, хотя Кай, конечно, очень горяч в постели и доставлял мне удовольствие, как никто другой, - будто назло, ловя смущенные вдохи и не переставая улыбаться, шепчет китаец. - Ты такой ребенок, Чонин-а...

- А если Кай больше не появиться? Что тогда? - младший неумело тянет Луханя за собой и опускается на знакомую кровать.

- Не смеши меня, Кай - это ведь тоже ты, просто ему нужно время привыкнуть к новым обстоятельствам…

Разговор длится бесконечность, младший задает слишком много вопросов, заметно волнуется и кусает губы до крови... Луханю в какой-то момент чертовски надоедает терпеть, он грубо обнимает Чонина, подминая его под себя, губы требовательно скользят по шее парня, китаец прикусывает смуглую кожу зубами, срывая несколько приглушенных стонов. Кореец помогает хену раздеть себя и нетерпеливо срывает с него его одежду, руки скользят по телам, встречаясь друг с другом и вновь расходясь в неизвестных направлениях. Напряжение сгустками желания оседает на дне живота и пробегается электрическими разрядами по коже, дыхание смешивается и связывает накрепко, узлами, которые никто не в состоянии разрубить ни сейчас, ни потом.Чонин поддается, как в первую ночь, запрокидывая голову и отдаваясь во власть ощущений, он стонет и извивается, позволяет изучать себя и открывается перед Луханем, прикрывая глаза и почти теряет контроль над собой, но как только очередная вспышка желания сплетается с неприятными ощущениями, он вновь, как и в первую встречу, хватает Луханя за руку и сжимает что есть силы, давая понять, чтобы хен остановился. Старший разочарованно выдыхает и целует Чонина в уголки губ:

- Прости, я слишком спешу…

- Нет, это я торможу, мне нужно немного времени или…

- Или тебе нужна ночь… Я хоть и бедный китайский студент, но... этот номер в нашем распоряжении до самого утра, так что даже не смей надеяться, сегодня ты от меня не ускользнешь, - слишком драматично, чтобы быть неправдой, Чонин сокрушенно стонет куда-то в шею Луханя, а затем счастливо улыбается, все же авантюра под названием "Как Кай встретил DL" того стоила. И, кажется, именно сегодня он распрощается со своей девственностью раз и навсегда. Иначе...

Иначе DL воскреснет из мертвых и начнет искать себе нового любовника.